В гостях у Рэнделла

      Уже 2015 год, морозная зима. Мише 16, причём с половиной, о чём он напоминает при каждом удобном случае, потому что 16 с половиной — это далеко не мизерное 15, это уже почти взрослое, серьёзное 17. А 18 от 17 отделяет всего лишь год, и Миша спешит скорее избавиться от этой школьной жизни, потому что скучные уроки, потому что самостоятельно он может узнать гораздо больше полезного, потому что за эти полдня можно снять видео. И потому что он школьник, мальчик, которого в любом случае будут воспринимать не иначе как малолетку. Ведь ему всего лишь 16, что можно знать в таком возрасте? О чём можно говорить в таком возрасте? Поймёшь, когда вырастешь, это всё юношеский максимализм, иди лучше займись уроками. И Совергон по горло сыт этими нравоучениями и снисходительностью от всех вокруг.       А Даня весело усмехается, когда говорит «маленький мой», и Миша, пускай и делает вид, что обижен до глубины души, обожает парня за это. За шутку, а не обращение.       Единственное, чему можно радоваться, в полусонном состоянии шагая по хрустящему снегу в тёмное утро, так это тому, что после уроков можно забежать к вечно прогуливающему пары Рэнделлу, просто поздороваться. И уйти уже вечером, но обязательно не позже шести, чтобы успеть домой до родителей и сделать вид, будто всё время усердно готовил домашку.       Стол Дани вечно завален какими-то исписанными листками, тетрадями, закончившимися ручками, фантиками от его любимых ирисок, из-за которых намертво склеиваются зубы, в ряд постоянно стоят опустевшие кружки; широкий подоконник тоже завален какими-то вещами, взявшимися из ниоткуда, на полках множество бесполезных сувениров, подарков и мягких игрушек, а стены заклеены плакатами и рисунками. Миша обожает находиться здесь, в небольшой, но уютной квартирке, ему нравится рассматривать все эти Данины вещицы (каждая со своей историей, и Рэнделл никогда не отказывает Мише, когда тот просит рассказать, откуда у него тот или иной предмет), нравится ходить босиком по мягкому зелёному ковру, нравится даже неестественно белый и яркий свет лампы на столе, ему нравится, что здесь всё устроено как этого хочется Дане, и Совергон часто говорит, как классно иметь своё местечко и как он хотел бы так же. Рэнделл скромно улыбается: «не такая уж квартира и классная» и, не то в шутку, не то всерьёз, предлагает переехать к нему после школы. Миша смеётся в ответ, не понимая, насколько предложение серьёзно, но соглашается. И как-то тепло внутри от этого, от мысли о том, что, может быть, они будут жить вместе и, возможно, будут тусить целую бесконечность вместе, и на стенах будет ещё больше плакатов, на полках больше барахла, их общего барахла. Хотя, скорее всего, это всего лишь глупая мечта, и Рэнделлу не нужен надоедливый ребёнок в квартире, но Мише нравится размышлять об этом.       Каждую неделю Миша отпрашивается на ночёвку к однокласснику, чтобы порешать математику и лечь спать не позже 11 вечера. И каждый раз он закрывает рот ладонью, чтобы не расхохотаться, пока Рэнделл, сам еле сдерживая смех, разговаривает по телефону с мамой, в очередной раз делая вид, будто он отец несуществующего одноклассника.       — Папаша на час, — смеётся уже в голос Миша, хватаясь за живот, когда Даня наконец кладёт трубку.       — Хотите продлить? — ухмыляется Рэнделл, дёрнув бровями, и Мише почему-то становится неловко под взглядом парня и почему-то он надеется, что не покраснел, хотя краснеть абсолютно не из-за чего.       Мише редко снятся кошмары, но когда такое происходит, он пронзительно вскрикивает во сне и просыпается, тяжело дыша. Парень резко сел на расстеленном на полу матрасе, заменяющем ему кровать. Сердце стучит быстро-быстро и невероятно оглушительно в ночной тишине, словно дробь из автомата. Совергон стирает со лба холодный липкий пот и старается успокоиться, но страх упорно сковывает конечности. Миша шумно дышит в темноту, не в силах остановиться, проклиная себя, ночь, кошмары и свою впечатлительность. Всего лишь сны, картинки в твоей голове, а ты… Эх.       — Миш? — сонно пробормотал Даня с дивана. Отлично, он ещё и Рэнделла разбудил. — Всё нормально?       — Да, — как можно тверже отвечает Совергон и понимает, что у него вышло совсем не так, как хотелось. Чёрт.       — Кошмары? — Рэнделл приподнимается на локте и смотрит на сидящего на полу парня. Миша кивает, опустив взгляд. Кошмаров боятся только маленькие дети. Стыдно в таком возрасте поддаваться этому. Особенно если из-за этого просыпается Даня.       — Если страшно, можешь идти ко мне, — негромко говорит Рэнделл и отодвигается к спинке дивана. Миша сомневается, но, во-первых, он сам предложил, а во-вторых, сейчас ему меньше всего хотелось думать о монстрах в темноте и подозрительных звуках. Так что Совергон проворно забрался на скрипучий диван со своим одеялом. Было невероятно непривычно и неловко лежать рядом с Рэнделлом, ощущая его тело под боком, очень близко слыша его дыхание, но парень всё равно вскоре мирно уснул, успокоившись. Той ночью Миша проснулся ещё один раз, чтобы почувствовать, как Даня обнимает его во сне и снова уснуть, счастливо улыбаясь.       Спать совершенно не хотелось, хотя было довольно поздно. Они сидели на малюсенькой кухне за квадратным столом, покрытым скатертью с безвкусными цветочками. У Рэнделла в кружку был налит кофе с молоком, у Миши — крепкий чай без сахара. Парни молчали и смотрели в окно. Точнее, это Даня смотрел в окно, а Совергон уставился на него, рассматривая, как картину в галерее. Вечно растрёпанные, но мягкие волосы, которые пахнут яблочным шампунем. Нежно-голубые глаза с серыми вкрапинками около зрачка. Аккуратный прямой нос и тонкие, всегда обветренные губы. Наверное, шершавые на ощупь. В голове промелькнула мысль, которая определённо не должна была промелькивать. Нехорошая мысль, ненужная, особенно когда она о лучшем друге. Миша резко осознал, что уже какое-то время пялится на губы парня, и тут же, смутившись, поднял взгляд. И наткнулся прямо на весёлый взгляд Дани. Почувствовав, как сгорает изнутри, Совергон поспешно отвернулся к окну. Главное не покраснеть прямо сейчас, хотя, скорее всего, если он подумал об этом, значит покраснел. Вот чёрт.       Интересно, насколько видно, что кто-то смотрит на твои губы? Увидел ли Даня? Господи, похоже кто-то спалился как дурак. Погодите-ка, спалился? Как будто ему есть что скрывать, хах.       В тот вечер Миша понимает, что, да, ему есть что скрывать.       Рэнделл никогда не думает о своём здоровье, часто забывает дома шапку или шарф, или же тёплая кофта так и остаётся висеть на стуле. Так что в очередной раз, когда Миша заваливается к нему, Даня лежит, как он сам сказал, при смерти, с температурой 37 и 2. Он слабым умоляющим голосом упрашивает Совергона бросить его одного, чтобы не заразиться и не умереть вместе с ним. Миша вздыхает, закатывает глаза и идёт заваривать чай с лимоном, находит в аптечке какие-то таблетки от простуды, обкладывает парня подушками, укрывает пледом и пару минут читает нотации, словно строгий родитель.       — Будешь теперь мне без шапки ходить.       — Миш, я осознал, — жалобно стонет Рэнделл и громко чихает. — А теперь позволь мне спокойно умереть.       — Умрёшь, когда я скажу. А я говорю, что только через мой труп, нюня.       — Перестань глумиться надо мной, мне же плохо.       — Зато в следующий раз шапку не забудешь, — проворчал Совергон, но уже мягко улыбаясь. — Ладно, если нужно будет помочь составить завещание, зови, сразу же приду.       Изначально парни пытались биться подушками, но они либо не попадали, либо закидывали их куда-то на другой конец вселенной. Конечно, они пытались подушки достать, но сдались где-то на пол пути и остались лежать на полу.       — Ты там живой? — через некоторое время спросил Миша.       — Да.       — А чего лежишь тогда?       — Мне лень вставать.       — Мне тоже.       И они продолжили валяться на полу, рассматривая трещинки на потолке и негромко переговариваясь о каких-то абсолютно неважных мелочах. Быстро стемнело, и по венам разлилось такое приятное чувство спокойствия и умиротворённости: ленивый зимний вечер, не нужно никуда спешить или что-то делать, рядом Даня, и они просто разговаривают. Миша задумывается о счастье, о том, насколько сам счастлив в этот момент, о том, что есть смысл и что, скорее всего, смысл в тихих вечерах в уютной квартире с родным человеком, которого знаешь лучше, чем себя и с которым можешь поговорить о чём угодно. Но Мише быстро наскучивает думать об этом, так что он просто продолжает улыбаться и наслаждаться приятным теплом внутри. И Даней.       Конец февраля, всё и все вокруг в предвкушении весны. Всё, кроме погоды. Совергон лежал на диване, укутавшись колючим пледом, Рэнделл задумчиво смотрел в окно. В конце концов Мише стало совсем скучно.       — О чём думаешь?       — Да так, ни о чём.       — Это не ответ. О чём думаешь?       Рэнделл неуверенно взглянул на парня.       — Ладно, если не хочешь, не говори, — насупился Миша.       — А ведь знаешь, тебе можно рассказать. Просто понимаешь…       И Рэнделл, опустив взгляд, рассказал о том, как хочет скопить денег и купить фотоаппрат. Хороший, профессиональный. Потому что так часто видит столько красивого перед собой и так хочется поделиться этим с другими. И он думал о том, что если дела будут идти так и дальше, а если он ещё и немного поднажмёт, то сможет собрать нужную сумму совсем скоро. И это будет так замечательно! Но…       — Глупо, да? — горько усмехнулся он, смущённо отвернувшись к окну.       — Я думаю, из тебя выйдет отличный фотограф. Правда, — честно ответил Миша, и Рэнделл улыбнулся мягкой, скромной, но такой радостной и счастливой улыбкой, даже слегка зарделся, что у Миши внутри что-то яростно затрепетало.       — Спасибо.       Весь вечер Совергон молчит, глядя в окно, и Даня начинает нервничать. С чего бы это вдруг? Миша ведь скорее достанет его глупыми вопросами о динозаврах, чем будет сидеть тихо. Может, у него какие-то проблемы?       — Слушай, Дань, мне нужно кое-что тебе сказать, — наконец выдыхает Миша. Присаживаясь к парню на диван, Рэнделл успевает запаниковать. У него проблемы с родителями и поэтому он так часто гостит у него? А может он попал в плохую компанию? Или, ох, господи, ввязался в дела с наркотиками? Или что посерьёзней? А что, если ему угрожают? Какой ужас, нужно срочно что-то предпринять. Так, всегда можно притвориться его старшим братом и уехать, с родителями разбёремся…       — Ты можешь рассказать всё, что угодно, — мягко сказал Даня.       — Знаешь, я… — Миша сглотнул. Можно просто отшутиться и сделать вид, что вовсе не хотел сказать ничего важного. Да это и не важно на самом-то деле. Совершенно.       Совергон, кусая губы, внимательно изучал свои руки. Он нервно ухмыльнулся. Думал об этом весь вечер, а в итоге в самый ответственный момент струсил. Зачем ему вообще захотелось высказаться, прекрасно жил, скрывая всё. И бла-бла-бла, ты так всю жизнь скрываться будешь, идиот. А сейчас просто отличный подходящий момент, прямо вечер откровений, тем более ты уже заикнулся. Парень неловко хихикнул, хотя ему было особенно не до смеха. Да, конечно, Рэнделл рассказал о своей мечте не для того, чтобы что-то услышать от Миши в ответ, но ему ведь тоже хочется открыться, рассказать и… И он слишком много загоняется в последнее время. Миша коротко выдохнул, зажмурившись. Раз, два, три, сейчас! — Я гей.       Несколько секунд молчания растянулись до бесконечности, и Совергон мысленно порадовался, что решил начать с малого, а не с внезапного «я люблю тебя». Но Рэнделл всё молчал, и Миша, пытаясь приготовиться к худшему, открыл глаза.       Даня ухмылялся.       У Миши что-то пронзительно ёкнуло внутри, разбившись, и он уже услышал в голове это насмешливое, презрительное «ничего, с возрастом пройдёт» или «с девчонками не клеится?», и он уже тысячу раз пожалел, что вообще открыл рот, но тут Рэнделл весело проговорил:       — Тогда мне тоже есть, что сказать. Я педофил.       До Совергона дошло, только когда Даня мягко поцеловал его в губы. И он оценил юмор.