Последняя осень

По глазам пробегают яркие вспышки софитов, заставляя щуриться и часто моргать. Жадность, заложенная от природы, не дает упустить даже мгновения пленительного выступления. Зритель пьян, зритель раб – яркий и эксцентричный переполох на вращающейся сцене держит в напряжении двенадцать тысяч человеческих душ. Егор сидит по правую от меня руку, в предвкушении подавшись вперед. Его дыхание замирает с каждым очередным опасным трюком, исполненным с высоким профессионализмом акробатами в крайне экспрессивных костюмах. Я поглощен музыкой и живым вокалом, но это лишь для искушенных взглядов со стороны. Мне был не интересен этот цирк. Все мое внимание занимал мужчина, что сидел с таким выражением восторга на лице, словно ему было пять лет. Но вот наступает такая логичная по своей природе кульминация театрального представления, за которой следует не менее динамичная развязка. Секунда – и вся публика пропускает удар сердца, а следом разражается шквалом бурных аплодисментов. Cirque du Soleil по праву заслуживает тех восторгов, которыми окутали его преданные фанаты циркового и театрального искусства. Егор сидит, продолжая смотреть на скрывающихся в кулисах артистов, на расползающихся к выходам жужжащих зрителей. Мы сидим недвижимо, словно в страхе разрушить иллюзию волшебства, которую подарили нам артисты, в то время как все вокруг уже давно пришло в движение, забыв при этом выдернуть нас из нашего транса. Одиннадцать тысяч девятьсот девяносто восемь пар человеческих ног спешно скрылись из зрительного зала. Работники сцены уже начали лениво демонтировать оборудование. Я боялся нарушить гармонию, которая светлым ореолом сейчас наполнила лицо Егора. Я практически не дышу, выжидая мгновения, когда он сам захочет вернуться обратно в этот зал из своего недосягаемого взору мира грез. - Это было волшебно. Спасибо, – только и улыбается Егор, наконец, придя в движение: вздохнув, моргнув и повернувшись лицом ко мне. - Пустяки. Я рад, что тебе понравилось, – вскользь обвожу запястья мужчины своим взглядом, боясь не совладать с желанием коснуться. - Так здорово, что ты умеешь держать свои обещания. Такая редкость в наши дни. – глаза кристально голубого цвета уже давно не светились таким восторгом, как в ту минуту. - Я держу лишь обещания, данные тебе. Не идеализируй, – в привычном тоне парирую я. - Хорошо, пусть так, – тихий смех, - Тогда пошли уже, мой неидеальный. Поправив тонкую вязаную шапку черного цвета на голове Егора, подаю ему руку, помогая подняться. Подтянувшись и сделав рывок, он хватается за мои плечи обеими руками, тяжело выдохнув и уткнувшись лбом в мои ключицы. Терпеливо жду, поддерживая Егора под локти и не давая осесть обратно. Когда мужчина, наконец, коротко кивает, шепнув: «Пошли», я монотонно ползу в сторону выхода, придерживая Егора за талию. Егор прячет глаза. Его голова в шапке низко опущена, он смотрит себе под ноги, не в силах выносить косых взглядов задержавшихся то тут, то там зевак и прохожих. Мы целенаправленно двигаемся в сторону гардероба, пока любопытные морды таращатся нам вслед. Я иду, гордо вскинув подбородок и одаривая тех, кому вдруг не везет встретиться со мной взглядом, такой леденящей улыбкой, что те невольно делаются меньше и уже не рискуют смотреть нам вслед. Накинув на плечи Егора пальто, беру его за руку, давая передохнуть. - Прости, сейчас пойдем, – опершись поясницей на ближайшую рекламную стойку, выдыхает Егор, руки его нервно теребят все, что попадается им на пути, в том числе и мои пальцы. - Тебе уже не стоит передвигаться самому. Давай купим тебе кресло, – как можно мягче говорю я, заранее предугадывая реакцию. Не заставив себя долго ждать, ледяной взгляд осколком врезается в мое лицо, практически полоснув по нему острым краем. - Мне только двадцать восемь, какое, к чертям, кресло?! – резкие скулы и угловатый кадык на тонкой шее становятся похожими на стальные грани куба, до краев распираемого болью. - Тут не возраст определяет, ты же знаешь. - Знаю, – на несколько минут Егор замолкает, уже глядя себе под ноги, - Пошли, Марина Ильинична не любит, когда я опаздываю к ужину. На улице стояла промозглая погода. Неоновые вывески пестрили и переливались, отзываясь рябью где-то не периферии. Егор шел по-прежнему молча, натужно дыша и сжимая карман моего пальто левой рукой. Когда до парковки оставалось всего несколько метров, он внезапно остановился, вскинув голову к небу. Тут же на его губы, плавно лавируя, села хрустальная снежинка. А за ней еще, и еще. Егор ласково улыбнулся, повернулся ко мне и крепко сжал мою руку. - Валер… Пообещай мне, что это была не последняя наша осень. - Обещаю, – как ни в чем ни бывало, отвечаю я, а внутри все сжимается. - Хорошо, – умиротворенно произносит мужчина, переплетя наши пальцы, - Хорошо, что ты никогда не нарушаешь данных мне обещаний.