Право сильного

Примечание: Все ошибки, которые выжили после бетинга, принадлежат автору. *** Когда генералу Эльмагро сообщили, он был в своем кабинете. Сидел в старом кресле под лениво вращающимися лопастями вентилятора и курил. Дым поднимался вверх, свивался кольцами и растворялся в сизой пелене. Десятая сигарета? Или пятнадцатая? Господин генерал Свободной Республики Венесуэла перестал считать после восьми. Он не спал больше суток, не помнил, когда ел в последний раз, и не ждал хороших новостей. Американская армия шла в наступление, вооружившись новыми вирусными бомбами, а Диего Эльмагро получал отчеты, списки погибших и пытался понять, почему не ожидал этого - почему, черт побери, был готов хоть к лазерным ружьям, хоть к монстрам-мутантам, а о биологической атаке вообще не подумал. Слишком привык, что за время войны вирусные бомбы не использовали ни янки, ни свои? Размяк? Просто замотался? Или слишком зациклился на других технологиях? Мир изменился с изобретением имплантов, с появлением военных киборгов. Неуязвимые солдаты, напичканные железом под завязку - отличные машины для войны. Лучшие инструменты для выполнения боевых задач. Новые технологии для новых войн. Старые методы не исчезли - их убрали на полку, чтобы пока без помех играть в гонку вооружений: побеждает тот, у кого пушки мощнее и киборги новейшей модели. Хуйня. Хуйня это все. Господин генерал. Так сказал бы Рорк. И был бы абсолютно, мать его, прав, потому что понимал: на войне есть место воле, случаю, неожиданностям и даже сраным чудесам. Настоящая война - это не то, что представляют себе яйцеголовые разработчики оружия, это всегда намного больше, чем мужик на мужика, технология против технологии и киборг против киборга. Рорк это выучил, хотя сам был и киборгом, и технологией. Был напичкан американскими имплантами под завязку и умел использовать все, что они ему давали. Знал, потому что Рорк - когда-то командир элитного американского отряда "призраки" и враг Венесуэлы - теперь служил Эльмагро. Из-за слепого случая, неудачи, от которой не спасли ни импланты-усилители, ни боевой опыт. Высоколобые суки в белых халатах называли таких, как Рорк "новые люди". Исайя Сэндовал - главный специалист по имплантам в Венесуэле - произносил это с придыханием, благоговейно. Как молитву. "Только подумайте, господин генерал, новые люди с новыми возможностями. Все, о чем мы могли бы мечтать. Технологии, которые отменят ограничения. Мы станем сильнее, быстрее, лучше, чем раньше. Мышечные усилители, голографическая невидимость, подкожная броня - все это уже есть. Но сколько всего еще может появиться в будущем!" - Сэндовал пиздел вдохновенно, с верой в каждое слово, но у Эльмагро в голове стоял переводчик и помогал понимать доктора правильно: мне бы еще немного денег, мне бы новое оборудование, мне бы еще партию испытуемых. "Столько возможностей, господин генерал. Мы с вами живем во времена кембрийского взрыва. Появляется столько видов, столько форм новых людей, и все они соревнуются между собой. Только самые полезные улучшения останутся, остальные затеряются на страницах истории. Мы не можем позволить себе потеряться, господин генерал!" Еще немного денег, еще немного ресурсов, ну же - еще одно усилие. Эльмагро делал это усилие. Тянул за ниточки связей, находил и деньги, и ресурсы, убеждал, договаривался, требовал. И справлялся, потому что понимал - не только вооружение выигрывает войну и не только технологии, но и они тоже. "Давайте, господин генерал. Ради нашей общей цели". Венесуэла задыхалась под весом войны, но шла вперед. Эльмагро любил ее и делал, что должен. Но он не был идиотом и не верил во всю эту хуйню про "новых людей". "Новый человек" Габриэль Эль Рорк - бывший "призрак", а теперь глава первого отряда киборгов Венесуэлы - точно так же стоял перед Эльмагро по стойке смирно, как и любой другой боевой командир. Точно так же допускал косяки, а потом пиздел в глаза, что сожалеет. Точно так же валил все на снабженцев, когда ебланы из его отряда расхерачивали дорогостоящее оборудование. Как и любой другой командир отряда тянул одеяло на себя, пытаясь выбить своим людям дополнительные ресурсы, и точно так же злился, когда Эльмагро тыкал его носом в проебы. Рорк много чем был: великолепным бойцом, легендарным командиром, хорошим тактиком. Но человеком он был абсолютно обычным. Ни разъемы в башке, ни импланты и их фокусы не делали его новым. И они точно не делали его лучше. Ни его, ни его людей - "нулевой отряд", киборгов Венесуэлы, созданных по образу и подобию Рорка. "Будущее" - говорил о них их создатель, доктор Исайя Сэндовал. "Стая" - называл их Рорк. Наверное, обывателям со стороны эти ушлепки казались совсем непохожими на людей. Они не разговаривали - не могли из-за какого-то сбоя в имплантах. Между собой понимали без слов, а на нормальную речь были неспособны. Перерыкивались, грызлись, как звери, и опускали друг друга. Ебали, доказывая, кто кому альфа и выясняя, кто кому сучка. "Новые", "измененные" - щурился Сэндовал. Эльмагро не поправлял его. Не говорил, что нет никакого "будущего" и что все это уже было дохрена раз. И Рорку не объяснял, что его Стая - никакие не звери. Обычные калеки и уроды, и что вели они себя именно так, как ведут себя калеки и уроды, когда уже нечего терять. Когда ничего не сдерживает. Что таких полно - отморозков в тюрьмах, мародеров в разрушенных городах, спятивших от вседозволенности наемников. Что таких полно в любой помойной яме жизни. И даже на улицах Венесуэлы, какими их хотела видеть сука Америка. Видеть и жалеть в новостях, где очередная дикторша с пластиковой улыбкой рассказывала как все плохо, поправляла безупречную прическу и кормила американское быдло своим информационным дерьмом. Диего Эльмагро любил американские новости. Любил за свою ненависть к ним и за мотивацию. Когда мир начинал выцветать, когда от усталости хотелось закрыть глаза и послать все нахер, когда война выжимала Венесуэлу досуха руками Эльмагро, он включал новости, улыбчивые американские новости. И все сразу становилось проще - и идти вперед, и продолжать убивать. Диего Эльмагро был готов сражаться до последнего вздоха, до последней капли крови и до последнего солдата, чтобы избавить свою Венесуэлу от американской заразы. От ее комфортных офисов, домов в кредит, пластиковых улыбок и всего того яда, которым Америка травила мир. Эльмагро не был мечтателем, знал, что любая война заканчивается, что всех паразитов не передавишь, но исполнял свой долг и любил свою страну. Он воевал и выигрывал для нее время и сражения. Он забирал у нее сыновей и возвращал ей героев. Хотя нередко возвращал в гробах. Он учил ее драться до конца и не прогибаться ни перед кем. Его Венесуэла задыхалась под весом войны, но не останавливалась. И такая - задыхающаяся и опаленная войной - она была отчаянно живая. По ее улицам ходили люди с горящими глазами, свободные дети своей земли. Мужчины и женщины с огнем вместо крови, которые жили и дрались до последнего вздоха и ни под кого не гнулись. Настоящие новые люди - без имплантов, без прочего техногенного дерьма - новые люди Венесуэлы, и внутри них билось ее многотысячное сердце. Эльмагро любил ее одержимо и страстно и давал ей то единственное, что мог дать: время. Время, чтобы расправить плечи. Время, чтобы научиться ни под кого не ломаться. Время, чтобы запомнить себя такой: свободной, непобедимой и живой. Янки называли Эльмагро фанатиком, произносили это как проклятье, как ругательство. Не могли обернуть свои маленькие пластиковые мозги вокруг одной простой мысли: вот так настоящий человек и настоящий мужчина должен любить свою страну. Фанатично и без остатка. Убивать за нее и быть готовым умереть за нее. Диего Эльмагро убивал, и это не мешало ему спать по ночам. Воевал, потому что любил и умел, и знал, что не переживет ни мирное время, ни даже мирный договор. Что какой-нибудь умник в штабе командования, из тех, что хреново стреляют, но неплохо умеют высчитывать бюджет и дергать за ниточки, отдаст нужный приказ и заранее распорядится насчет похорон - пышных и помпезных, как и положено хоронить настоящих героев. И за Диего придут такие, как Рорк - поставить точку в войне. Пулей в голову. Хуй им, "новым людям" Исайи Сэндовала. Как минимум одну пулю Эльмагро мог себе позволить. Одну всегда оставлял про запас. Хуй им, думал он и только себе признавался: если бы пришел Рорк, сам, лично, та последняя пуля так и осталась бы спать в пистолете. Рорк был особенным. Эльмагро его по-своему любил. По-своему. По-разному. Любил его - своего бывшего врага. Любил за опасность, за силу, за то, что чуть из-за него не умер. За то, что тогда, в Каракасе задыхался, зажимал рану в боку и чувствовал себя живым. За азарт, за веселую злость, за мгновения на пределе. Любил его - свой трофей, первого киборга Венесуэлы. Любил за полезность и за импланты, по образу и подобию которых Сэндовал создал своих "новых людей". Любил его - своего пленника в проводах, тогда еще врага. Чужака. Любил за норов и дерзость, за то, что не сдавался, пока мог. За то, что под гнилой шкурой янки в Рорке горел огонь, как у настоящего человека. Любил своего подчиненного. За то, что мог им управлять, прогнуть под себя и за то, что был его сильнее. За то, что победил, и та победа была самой упоительной, самой сладкой. Не победа генерала Эльмагро над капитаном Рорком. Победа нового человека Венесуэлы над новым человеком Исайи Сэндовала. В конце концов, любил его - своего солдата. За то, что мог на него рассчитывать. За то, что благодаря Рорку и его отряду Венесуэле капельку легче дышалось под весом войны. Ну и ебать Рорка любил тоже. Подчинять, нагибать над столешницей, головой между пепельницей и стопкой расстрельных приказов. Трахать узкую, жаркую задницу, прижимать ладонью стриженый затылок - пальцами по разъемам имплантов - и слушать хрипы в чужом дыхании. По праву сильного, по закону Стаи. По праву, которое Рорк сам поставил на кон в поединке. Проиграл. Эльмагро использовал свое право нечасто - пять раз за почти четыре года. Трахал только в наказание за совсем уж лютые проебы. За несмертельные косяки обычно порол. Не на гауптвахту же сажать. Отдавать Сэндовалу было бы перебором. Рорк не любил, попросту до дрожи ненавидел, когда его ебали. Эльмагро трахал его в задницу, а после всегда казалось, что в мозги. Будто бы Рорк вообще переставал себя чувствовать человеком. Снизу его корежило, если вставало в процессе - вдвойне, хотя последнее случилось всего один раз. Из-за стечения обстоятельств на самом деле. Из-за телефонного звонка. Тогда у Венесуэлы и у генерала Эльмагро выдалась тяжелая неделя. Тяжелая, хреновая, кровавая неделя. Армия Федерации шла на северо-запад, побеждала - хоть что-то хорошее - но потери несла намного большие, чем изначально планировалось. Мозги Эльмагро на эту тему ебали знатно. Особенно за потерю техники. "Самолеты "Спрайт-17" были новейшей разработкой, генерал Эльмагро. В них было вложено много времени и средств, а их угробили в первых же боях. Как вы это объясните?" Ответить Эльмагро на это было нечего: разведка облажалась, недооценила воздушные силы противника, и "спрайты" сгинули нахуй, так и не успев толком ничего сделать. Эльмагро злился, терпел дерьмо, которое лилось на него из общего штаба командования, и делал как любой другой генерал в его положении: пиздел, что все под контролем. Рорк тогда стал просто вишенкой сверху. Он узнал, что Сэндовал начал добавлять в рацион его людей новый препарат для лучшего взаимодействия с имплантами. Препарат оказался с побочными эффектами - кошмары, бессонница, всплески агрессии. Бойцы Стаи сказать не могли, и Рорк сказал за них - сдурил и сам пошел к Сэндовалу. Вряд ли планировал с ним всерьез посраться, но, видимо, не сдержался. Закончилось все хреново. Действительно ли Рорк двинул Сэндовалу кулаком в живот, или доктор приврал для убедительности, Эльмагро не знал и не разбирался. Не было ни времени, ни желания. Зато Стая после действительно объявила голодовку. Сэндовал мог бы их заставить - использовать чипы контроля - но предпочел настучать "господину генералу". Эльмагро злился на то, что приходится заниматься еще и этим, на выебоны Рорка, на то, как все не вовремя. Отчитываться Рорк приехал утром, ближе к обеду - знал, что так проще застать Эльмагро в хорошем настроении. После второй утренней чашки кофе, но до чтения рапортов в обед. Ошибся. Эльмагро тогда вообще не ложился, и чашка кофе у него была не вторая, а пятая. Настроение - преотвратным. В кабинете было жарко. Летнее пыльное солнце Венесуэлы плавило асфальт за окном, полосками света пробивалось сквозь жалюзи и ложилось Диего Эльмагро на стол. Золотило дым в воздухе. Рорк стоял навытяжку, бесстрастно смотрел перед собой и наверняка понимал, что ему пиздец. - Ну и что у вас там за хуйня творится? - почти ласково спросил у него Эльмагро, отпивая кофе. Кофе был отвратным - холодным и горьким, и, кажется, в нем плавал пепел. Иногда, заработавшись, Эльмагро мог стряхнуть сигарету в кружку. - С вами, Рорк, вообще нельзя по-хорошему? Рорк отвечал на испанском. Коротко, емко и чудовищно коверкая слова. Часто сбивался. Эльмагро ценил саму попытку, поэтому слушал, хотя американский акцент резал слух. С испанским у Рорка не складывалось. Понимал он все, но говорил чудовищно. Обычно Эльмагро его и не заставлял. Рорк объяснял ситуацию, просил отменить препарат для своих людей. Просил как умел - коряво, бесстрастно, сдержанно. Не ради себя, понятное дело. Ради себя бы не стал. Эльмагро это понимал и потому ответил: - Месяц поживете без химии Сэндовала. Упадут показатели - пеняйте на себя, будете жрать двойную дозу. Не облажайся, понял меня, Рорк? - Да, господин генерал. Рорк не радовался - не позволял себе и понимал, что еще не все. Все-таки они хорошо друг друга знали. С самой первой встречи. Когда Эльмагро потянулся к левому ящику стола, Рорк едва заметно расслабился. Успел уже выучить: левый ящик - плеть, правый - гондоны и смазка. Эльмагро одернул себя. За срач с Сэндовалом - за таких масштабов срач с Сэндовалом - это не порка. Это либо в лабораторию доктора на "коррекцию поведения", либо на стол к "господину генералу" мордой в столешницу. Но в лабораторию вроде бы жалко. Левый ящик так и остался закрытым, Эльмагро отпустил ручку. У Рорка закаменели плечи и руки сжались в кулаки. Эльмагро положил на стол пакетик презерватива и тюбик со смазкой и посмотрел Рорку в глаза. "Ну, давай. Скажи, что не заслужил. Что я не имею права". Рорк промолчал. Пожег Эльмагро взглядом секунд пять и шагнул вперед, улегся грудью на столешницу. Штаны он стягивал с себя резкими, дергаными движениями. До конца снимать не стал, опустил до середины бедер. Солнечный свет расчерчивал широкую спину на полосы. Эльмагро не торопился, хотя вообще-то дел еще оставалось по горло. Он позволил себе достать еще одну сигарету из пачки. Прикурил с наслаждением, прежде чем протянуть руку и стянуть с Рорка бандану. Эльмагро всегда нравилось касаться разъемов у него на затылке, на виске. Рорка это бесило. Он дернулся от первого прикосновения, мотнул головой - инстинктивно - и замер, уставившись взглядом в столешницу. Должно быть, разглядывал царапины. - Понял за что? - спросил его Эльмагро. - За Сэндовала. - За Сэндовала, - подтвердил Эльмагро. - Футболку сними. Рорк стянул ее одним движением, практически не вставая. Положил по правую руку от себя на стопку приказов. Эльмагро поднялся, не спеша. обошел стол, не без удовольствия рассматривая широкую спину, исполосованную старыми следами от плети, потом пошел к двери - нужно было закрыть замок. Рорк не оборачивался, лежал неподвижно и даже со стороны казался горячим. От ненависти и от бессилия, от необходимости подчиняться тому, кто сильнее. Законам Стаи. Эльмагро. Такой Рорк был почти красивым. Такого его хотелось ебать, делать своим, ставить на нем метки, как подписи на смертном приговоре. Раздеваться Эльмагро не стал. Только избавился от кобуры и от рубашки - жарко - и штаны расстегнул, приспустил вниз. Он сначала взял резинку со стола, потом смазку. Не торопился, но и не затягивал. Приятное или нет, в конце концов, это было наказание. Рорк не шевелился, будто мертвый. И горел внутри от злости. От того, что приходилось позволять и терпеть. От того, что когда-то - больше двух с половиной лет назад - проиграл. Эльмагро с ним не церемонился, но и порвать не пытался. Не жалел ни смазки, ни задницу Рорка. Тот был узким почти до боли, но принимал неплохо - прогибался, чтобы было легче, старался не зажиматься, не пытался соскочить. Только захрипел, когда Эльмагро вошел - сразу слишком глубоко, долгим плавным движением. Скрюченные когтями пальцы Рорка цеплялись за столешницу, оставляли едва заметные царапины. Не в первый уже раз. Да и хуй с ним, со столом. Внутри Рорка Эльмагро дурел. С ума сходил от жара, от электричества, которое искрами проскакивало по коже. От того, что знал, каким сильным Рорк мог быть. Опасным. И полностью его, генерала Эльмагро. Его трофеем и его солдатом, его пленником, его союзником, собственностью. Его Габриэлем Эль Рорком. И его слабостью. Эльмагро об этом знал и только потому держался. Не позволял себе забыться в Рорке, никогда. Ебал, натягивал на себя, и цеплялся за мысли - наказание, это всегда в первую очередь наказание. Не позволял себе лишнего: прижимал пальцами разъемы имплантов, но не прижимался грудью к спине, не гладил ладонями бока, не вцеплялся зубами в загривок. Рорк терпел молча, иногда вздрагивал от прикосновений к разъемам, сопел, срываясь на хрипы, но не просил и не стонал. Эльмагро обычно двигался резко, не пытаясь продлить удовольствие, и спускал быстро. В тот раз все пошло не так из-за телефонного звонка. Звонили по защищенной линии. Пронзительная трель телефона вспорола воздух в кабинете, резанула слух. Рорк напрягся, сжался до боли. Эльмагро с чувством выругался, убедился, что голос хоть и хрипит, но слушается, и потянулся за трубкой - пришлось почти лечь на Рорка плашмя, член вошел в тугую задницу до упора. Глубоко, классно. - Диего Эльмагро. Слушаю. Рорк обернулся, посмотрел охуело: мол, а выйти поговорить ты, господин генерал, не хочешь? Эльмагро положил ему руку на затылок, прижал голову к столешнице и медленно, расчетливо двинул бедрами - сначала назад, потом снова вперед, внутрь. Рорк выдохнул, почти зашипел сквозь зубы и прикрыл глаза. Ноги расставил пошире и вдруг вздрогнул. Эльмагро двигался в нем медленно, тщательно контролируя дыхание, прижимал трубку плечом и заставлял себя концентрироваться на разговоре. Слушал, отвечал и одновременно с тем трогал - разъемы имплантов, кожу вокруг. Удовольствие стало мягче, ленивее. Тягучее оно не отшибало мозги, накатывало волнами. Эльмагро пропустил момент, когда Рорк начал дышать чаще, когда выгнулся сильнее и широкая спина стала мокрой от пота. Не обратил внимания - отвлекался на разговор. Доказывал, что может контролировать не только Рорка, но и себя. И только когда положил трубку, увидел - Рорка трясло. От возбуждения и, наверное, от ненависти к себе. Хуево быть проигравшим. Хуево быть тобой, Рорк. Эльмагро не злорадствовал, почти жалел его в тот момент. Хуево, когда предает собственное тело. Вдвойне хуево, когда у тебя забирают больше, чем ты готов отдать. А вот знать, что это возможно - не просто обладать, не просто прогнуть под себя, но заставить этого хотеть - да, это было охуенно. Эльмагро мог заставить Рорка просить, стонать, как шлюху под клиентом, подмахивать и орать от кайфа. Ни секунды в этом не сомневался и одновременно понимал, что для этого права сильного недостаточно. Что так даже в Стае не делают. И все равно хотел продолжить - слишком далеко зашел, чтобы осадить себя. Наверное, продолжил бы, выжал из Рорка и просьбы, и крики. Выжал бы его досуха. Но Рорк обернулся - у него всегда было отличное чутье на опасность - и оскалился. Зло, отчаянно, как давно уже себе не позволял. Как враг, как чужак. Как тот Рорк, который еще не проиграл свое право сильного. Оскалился, потому что это право - не хотеть, не получать удовольствия - еще не проиграл. Именно такого его Эльмагро и пожалел. Со своим солдатом, подчиненным, союзником церемониться бы не стал, а врага пожалел, потому что помнил и уважал. Ненавидел, не без этого, но уважал. Он ударил резко, без замаха - вмазал по разъемам имплантов. Не слишком сильно, но всерьез, чтобы боль точно перекрыла возбуждение. Рорк рявкнул - не ожидал - и стиснул зубы. - Морду вперед, - приказал ему Эльмагро. - И терпи. Право сильного. Терпи. Чувствовать можешь, что хочешь. Дальше Эльмагро ебал быстро, механически - чтобы скорее спустить. Никакого особого удовольствия от этого не испытывал и когда кончил, почувствовал только усталость и безразличие, как обычно после хлопнул ладонью по спине - все, мол. Наказал и хватит. Рорк повернул голову, выдохнул - все, уже все. Эльмагро не трогал его и не заговаривал, пока не бросил резинку в мусорное ведро и полностью не привел одежду в порядок. - Десять минут, Рорк. Вернусь - поговорим. Рорк с усилием сглотнул, дернул головой в кивке и потянул к себе бандану. Эльмагро вышел в коридор, прошелся до автомата с напитками. Оставлять Рорка в кабинете одного не боялся - все равно важные документы убрал в сейф заранее - а в автомате был кофе. Недостаточно крепкий, конечно, зато горячий. Потом Эльмагро сидел в приемной возле собственного кабинета, прихлебывал из пластикового стаканчика и посматривал на часы. Обещал десять минут и честно выждал все десять. Ни больше, ни меньше. Чтобы заново собрать себя по частям, Рорку этого хватило. Это Эльмагро в нем нравилось - как бы Рорку ни было хуево, он умел брать себя в руки и держаться. Следовать собственным правилам. Законам Стаи. Эльмагро вернулся в кресло, потянулся за сигаретами и сказал: - Сэндовала больше не выводи. Еще раз устроит такую хуйню, позвонишь мне. Только позвонишь, а не рапортом через десять инстанций. Рорк кивнул, и Эльмагро добавил: - Будешь дергать из-за херни - выпорю. Понял меня, Рорк? - Да. - Да? - Эльмагро вопросительно поднял брови. - Да, господин генерал. - Тогда свободен. Пожалуй, в тот раз они негласно очертили правила, которые устраивали их обоих. Рорк старался не доставлять проблем, хорошо работал сам и заставлял работать Стаю. Эльмагро в благодарность не жалел на них денег, периодически осаживал зарвавшегося Сэндовала и без веского повода не ебал Рорку ни задницу, ни мозги. Помогал, если мог, как любому другому своему капитану. Вызывал его к себе чаще остальных - любил его слушать, любил на него смотреть, впитывал присутствие - это тоже была по-своему форма обладания. Поначалу она Рорка напрягала, а потом ничего - привык. Наверное, добавил в длинный список "заморочек господина генерала". Эльмагро нравилось наблюдать за тем, как Рорк мыслит, подкидывать ему тактические задачки, разбирать с ним ошибки других спецгрупп. Пусть не киборгов, но тоже отличных бойцов. Рорк всегда слушал внимательно, уделял внимание деталям, обдумывал - прокручивая условия у себя в голове то так, то эдак - а потом говорил: как поступил бы сам, какие решения считал удачными, какие нет. Часто подмечал вещи, на которые Эльмагро сам не обращал внимания. Это злило и одновременно с тем вызывало азарт, подстегивало, как вызов. Иногда они обсуждали стратегию Венесуэлы в войне, действия Федерации. Точнее Эльмагро пытался обсуждать. Рорк отлично разбирался в том, как действовать малой группой, решал боевые задачи и был в этом хорош. Но держать в голове всю картину войны не умел и даже не пытался. Его не особенно волновало, почему какая-нибудь Третья танковая дивизия отступала на восток, хотя могла бы вроде и дальше двигаться на север. Эльмагро это бесило, вот до красной пелены перед глазами бесило. Ему хотелось взять Рорка за шкирку и долго с чувством тыкать мордой в карту, приговаривая: сюда смотри, здесь, видишь? Это война, и из-за того, как она идет, тебя и твою Стаю посылают то в одну точку, то в другую. Вот здесь решается, какая у тебя будет жизнь. Руки Эльмагро все-таки себе распускать не позволял. Издевался, подначивал, как-то плеснул Рорку в морду остатками кофе и один раз запустил пепельницей - мимо. Рорк злился, не понимал, чего от него хотят и зачем до него доебываются. Эльмагро сам себе не мог до конца объяснить - зачем. Его бесило, что Рорк был в чем-то хуже, был не на равных и даже не пытался сравняться. Может быть, потому что это как будто обесценивало его в качестве трофея. Может быть, потому что сам Эльмагро так не умел. Мог соблюдать субординацию, подчиняться командованию, - не выжил бы иначе в армии - но всегда видел себя сверху. Еще мальчишкой на улицах Каракаса знал, кем станет. Тем, кто отдает приказы. Одним из больших игроков. Тем, от кого будет зависеть, на кого будет полагаться его Венесуэла. В свое время Эльмагро был и рядовым, и капитаном. И ему не было плохо, но он знал, что может дать своей стране больше, хотел дать ей больше, потому что любил. Фанатично, одержимо и навсегда, как и должен был настоящий человек и настоящий мужчина. Разумеется, ему и сейчас приходилось - слушать, прислушиваться, уступать. Он не решал в одиночку за Венесуэлу, и тем более за всю Федерацию, но его решения влияли на целые страны и их границы. Эльмагро не смог бы как Рорк - выбрать для себя комфортную, безопасную высоту и просто жить на ней. А Рорк не мог и не хотел выше. И его бесило, когда Эльмагро пытался вытащить его из зоны комфорта. Рорк воспринимал это как доебки, как способ найти какой-нибудь косяк и продемонстрировать превосходство. Как будто его нужно было демонстрировать. Эльмагро спрашивал его, например: "где бы ты разместил ракетные установки: ближе к Остину или к Сан-Антонио?", Рорк честно пытался рассуждать, где и почему, но над головой у него крупными буквами висело: "Ну отъебись ты от меня, господин генерал. На хую я вертел твою артиллерию". За шкирку и мордой в карту. И повозить, чтобы получше отпечатались и Остин, и Сан-Антонио. Рорк и бесил своим отношением, и подтверждал, что все правильно. Капитан прогибается под генерала, Рорк. По любому закону. Но даже когда он злил, с ним было интересно. Он мыслил иначе, смотрел иначе, в чем-то уступал, в чем-то превосходил. Они с Эльмагро говорили каждый на своем языке. И в переносном смысле, и в прямом: Эльмагро на испанском, Рорк обычно на английском. Испанское произношение у него было настолько хуевое, что постоянно это слушать Эльмагро не мог, а сам на английском говорить отказывался. Хотя на слух понимал неплохо. Он привык к Рорку, привык видеть его своим, привык на него рассчитывать - на войне, в собственном кабинете. Он в него верил, в своего el diablo. И после того, как на Федерацию упали первые вирусные бомбы, после того, как разведка все-таки раскопала их происхождение, Эльмагро вызвал к себе именно Рорка. Дал задание: отправиться на вражескую территорию, проникнуть в лабораторию и найти данные о вирусе. В идеале еще и вакцину. Как можно быстрее. Со сроком "вчера". Не облажайся, Рорк. Справлюсь, господин генерал. Эльмагро занялся последствиями того, что уже случилось, не ожидая хороших новостей в ближайшее время. Мертвых сжечь, чтобы не распространяли заразу, всех с подозрением на заражение - в карантин. Эльмагро отдал приказ отступить и переформироваться ближе к Сан-Антонио, чтобы укрепить оборону - воздушную в первую очередь. Ни одна вирусная бомба больше не должна была попасть на территорию Федерации. Но неплохо было бы вернуть услугу. Обзавестись чем-нибудь подобным. «Скажите ученым, которые сейчас вертят вирус в своих микроскопах. Пусть подумают над этим». Эльмагро отдавал приказы, читал донесения, и тянул за ниточки: еще немного денег, господин генерал, еще немного ресурсов. И мы дадим вам и новые суперимпланты, и вирусные бомбы и хоть звезду с неба. Заебался он за последние двое суток капитально. И не ждал хороших новостей в ближайшее время. Разве что от Рорка и от его группы. Сидел в старом кресле, под медленно вращающимися лопастями вентилятора, а в воздухе кабинета было столько дыма, что можно было резать ножом. На ломтики. Окно, что ли, открыть? Потом в дверь постучали и зашла майор Иньос Альварес - правая рука и личный помощник господина генерала. Подтянутая, строгая. Униформа была в идеальном порядке, даже воротничок отглажен. Майор Альварес никогда не изменяла себе. Эльмагро знал, что пахать в последние дни ей приходилось не меньше него, но она никогда, даже под страхом смертной казни не позволила бы себе показать, насколько устала. Насколько все плохо. Железная женщина. Из настоящих новых людей. - Новости от нулевого отряда, господин генерал. - Что там с ними? - Эльмагро оторвался от карты, которая уже плыла перед глазами. - Задание выполнено. Группа получила данные, уничтожила лабораторию и вернулась на базу. Неполным составом. Эльмагро знал, что услышит, даже до того, как задал вопрос: - Кто не вернулся? Голос хрипел - слишком много сигарет за последние двое суток. Альварес не тратила время на то, чтобы смягчить новость: - Рорк. *** С вертолетами у Рорка не складывалось. С ними вечно случалась какая-нибудь херня, пора было бы привыкнуть. На задание он взял с собой семерых, тех, с кем ему лучше всего работалось. На всякий случай. Подумал, что будет нелегко. Угадал, блядь. Сведений о лаборатории Эльмагро предоставил немного: ни подробных планов территории, ни достоверных сведений, насколько серьезно объект охраняется. Местоположение. Немного сведений о персонале и о корпусах. Плюс короткая записка от аналитиков. Больше ничего не было, разведка не успела достать. И тем не менее, все шло довольно гладко почти до самого конца. Нулевой отряд проник в лабораторию под прикрытием "фантома" - голографическая маскировка, практически полная невидимость была самым простым способом обойти охрану, хоть это и стоило почти полного энергозапаса. Пополнять его на ходу Рорк не любил. Им выдавали дополнительные зарядники на крайний случай, но они действовали на организм как помесь наркоты и стимулятора. Зарядник мог восстановить энергозапас за минуту, но из-за него потом с неделю подглючивали импланты, и он что-то перемыкал в мозгах. Заставлял чувствовать себя неуязвимым. Самоуверенность порой убивала похлеще вражеских пуль. Рорк это знал и пытался вдолбить Стае. За безответственное использование зарядников обычно пиздил ногами. Пытался объяснить, что лучше ходить с батарейкой на нуле, но точно знать на что способен, чем зарядиться полностью и нахер забыть про свои пределы. Стая его слушалась - куда бы они делись? Но внутри в них во всех жило желание почувствовать себя всесильными, неуязвимыми. Живыми. Они слишком многое потеряли - почти никто не помнил, кем был до лабораторий Сэндовала, почти ни у кого не осталось имен, только номера. У всех внутри стоял чип контроля - кто-то где-то нажмет на кнопку, и ты превратишься в игрушечного солдатика. За любую провинность Рорк их бил, как собак. За любую серьезную провинность - смерть, в цех утилизации. За них решали, что им есть, какую одежду - униформу - носить, какие лекарства принимать. Сколько часов в день тренироваться и как. У них не было ни будущего, ни прошлого. Даже от настоящего им оставляли какие-то огрызки. "Новые люди" - называл их Сэндовал. И Рорка порой подмывало спросить, в каком же, блядь, аду такое обращение с людьми считается нормой? Он не спрашивал. Как наяву видел снисходительную улыбку Сэндовала и слышал ответ: "В этом". Члены Стаи жили в страхе - перед силой, с которой не могли бороться. Осознавая свою беспомощность. Когда-то, когда отряд только создавали еще, Рорк боялся, что ничего не получится. Что просто не сможет загнать их на задание, потому что нечего им предложить. Он не мог дать им ни одной причины рисковать собой. Но они любили миссии. Выслуживались. Дрались бы за право участвовать, если бы Рорк это не пресекал. Шли рисковать жизнью охотно, с удовольствием, потому что на заданиях действовали, жили и решали за себя сами. Да, слушались приказов, да, выполняли команды, но понимали, что только от их действий зависело - вернутся они или нет. Убого и безнадежно. Рорк помнил - равнодушно и как будто со стороны - что с "призраками" было не так. Но "призраки" были другими: нормальными людьми, с памятью, с личной жизнью. "Призраки" не ебали друг друга, выясняя, кто главнее. Не нуждались в том, чтобы унижать, не пытались демонстрировать друг другу силу. "Призраки" были героями своей страны. Члены Стаи - инструментами. Оружием генерала Эльмагро. Рорк как-то спросил, обязательно ли всем ставить чипы контроля. Нельзя ли, мол, по-человечески. - Ты мне скажи, Рорк, - глядя на него насмешливыми темными глазами, ответил ему тогда Эльмагро. - Твоим людям, - он всегда подчеркивал это "людям", - можно доверять без чипа контроля? Если с ними по-человечески, они поймут, оценят? Если я сейчас возьму пару десятков из них и выпущу в город самих по себе, ты мне за них поручишься? Рорк молчал, потому что понимал: нет. Нихрена бы он за них не поручился. Чипы контроля доламывали в них то, что еще оставалось нормального, но они только доламывали то, что изначально не было целым. Доктору Сэндовалу для его экспериментов отдавали выбраковку - калек, спятивших на войне ублюдков, тех, кого не жалко. Сэндовал вживлял в них импланты, делал их оружием. И нихуя их не стоило пускать к нормальным людям. - Я могу поручиться за себя, - сказал Рорк. Уже больше из упрямства. - Поэтому у тебя, Рорк, - снисходительно пояснил Эльмагро, - и нет чипа. Члены Стаи при всей их силе, при всех их возможностях были ущербны. И узкий круглый штырь зарядника на поясе для них был искушением. Так просто - вставить в височный разъем - и оказаться на вершине мира. Они хотели эту дозу уверенности, эйфории, всесилия. И они сливали это желание в него, в Рорка. Стая лезла ему в голову и, не стесняясь, ебала ему мозги. Они все, включая Рорка, были повязаны вместе единым полем - как разновидностью телепатии - единой Волной. Они друг друга чувствовали, общались, взаимодействовали, соприкасались мысленно. Они были как море, гребанный океан эмоций, мыслей, чувств у Рорка в голове. И каждый из них был и водой в океане, и течением, способным влиять на жизнь остальных. Сраный айсберг Рорка и его Стаи. Крохотная верхушка того, как они действовали - на поверхности, и дохрена всего - под водой. На Волне. Рорк до конца это понял, когда Семь-Четырнадцать приснился кошмар. Семь-Четырнадцать - слабак, которого никто ни во что ни ставил, сучка для всех, кому приспичит - в том кошмаре вернулся куда-то далеко-далеко назад, во время, когда еще не был киборгом, и, может быть, даже не был солдатом. И ему было страшно, и больно, и очень гадко. Он звал в том сне на помощь, звал без слов, одним бесконечным, выворачивающим наизнанку воем. Рорк спал отдельно, не в казарме, как остальные - намеренно поселился подальше, потому что так действие Волны ослабевало. Так проще было огораживаться в собственной голове. Семь-Четырнадцать его разбудил. Рорк проснулся с бешено колотящимся сердцем, трясущимися руками. В глазах стояли слезы - не его, эти эмоции были не его, Рорк осознавал, но они, блядь, все равно рвали его на куски: этот зов, вой о помощи. Не словами - чувствами. Он был как вкус, и цвет, и огромная волна - захлестывал с головой. Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Он шел откуда-то изнутри, с самых глубин - что-то понятное каждому живому существу. Что-то очень сильное и безусловное. Рорк непослушными руками натянул штаны, выскочил в коридор - безоружный, забыв обуться. Дверь в казарму была закрыта - на ночь ее запирали снаружи, но у Рорка был ключ. Панель электронного замка расплывалась перед глазами. "Хорошо, что эти дегенераты сообразили разъебошить камеры, - подумал Рорк, когда открыл дверь. - Хорошо". А потом пошел вперед. Они растащили кровати в стороны, поскидывали одеяла вниз, улеглись на них, прямо на полу, прижимаясь друг к другу, как звери, как настоящая Стая. Семь-Четырнадцать был в центре. Они пытались обернуть его своими чувствами, собой, они откликались на его вой без слов. Теплом, жаждой помочь. Они забывали, что Семь-Четырнадцать - шлюха, сучка и слабак, который ничего для них не значил. С которым можно делать все, что угодно, по праву сильного. Они отвечали ему, потому что не могли не ответить. И смесь из зова о помощи и жажды откликнуться рвала Рорка на части. Кто-то в нем, кто еще мог осознавать себя, еще понимал, что происходит, хотел остановиться. Кто-то едва слышный, далеко-далеко говорил: "стоп, какого хера ты творишь?" Рорк шел вперед, в самый центр, распихивая остальных. Он лег рядом с Семь-Четырнадцать, притянул его к себе, укачивая как ребенка, чувствуя, как Стая прижимается к ним со всех сторон. Он гладил Семь-Четырнадцать по спине, по разъемам, нес какую-то хуйню, и тот затихал, успокаивался, как будто Рорк стал той последней деталью, без которой Стая оставалась неполной, незавершенной. Тогда Рорк впервые почувствовал до конца - он был частью их, а они были частью его. Потом Семь-Четырнадцать проснулся - в казарме, в обнимку со всей Стаей и капитаном Рорком. И их всех отпустило. Семь-Четырнадцать перепугался уже по-нормальному, не как в кошмаре. Рорк был в ярости - чудо, что не убил его нахуй. Остальные ждали решения и пытались прийти в себя. Рорк наорал на них за то дерьмо, которое они устроили, отпиздил Семь-Четырнадцать и свалил в свою комнату думать, как объяснить сломанные камеры Сэндовалу. Сон тогда не шел, и чем больше Рорк вспоминал, так и эдак рассматривал случившееся под разными углами, тем больше понимал, что этот кошмар - эта херня, которая творилась со Стаей - была не впервые. Он просто впервые услышал сам. Как будто раньше ловил во сне отголоски и только теперь почувствовал до конца. Тогда он искал причину: почему сейчас? Почему именно с Семь-Четырнадцать, если раньше наверняка были и другие? И если были другие, как получилось, что никто не знал? На волне было тихо, мысли остальных тихим белым шумом звучали где-то на заднем плане: сонные, безмятежные. В чем-то напоминало море - спокойствие и одновременно бесконечное движение волн, мягкое, обволакивающее. Ближе, дальше, снова ближе. Не мешая и не отвлекая. Рорк пытался понять, как вообще пропустил такую херню с кошмарами, и находил только один ответ: он был от них дальше. Он каким-то образом отгораживался от Стаи, а они отгораживались от него. Как будто не признавали до конца. Подчинялись, боялись, выполняли команды, обращались мысленно, ебали мозги своими чувствами, но что-то... держали за перегородкой. Когда он понял это, понять остальное стало нетрудно. Он ведь действительно не считал себя одним из них, считал себя выше, считал себя другим. Он и был другим: он был сверху, он мог говорить, он помнил себя до лабораторий доктора - пусть плохо и равнодушно, но помнил. Его бесили повадки Стаи, его воротило от того, что они делали друг с другом. Каждый из них был под кем-то, даже те, кто поднялись в Стае на самый верх, были под Рорком. И он, блядь, никому не позволял себя нагибать. Пока за две недели до того, что случилось с Семь-Четырнадцать, Рорка не выеб Эльмагро. На ринге, на котором победил. Пока не заставил Рорка почувствовать, до конца понять - нихрена ты не особенный, Габриэль Эль Рорк. Такой же киборг, такой же инструмент. И пользовать тебя можно точно так же, как ты пользуешь их и как они пользуют друг друга. В задницу, в мозги и даже в душу. По закону Стаи. Рорк, наверное, только тогда начал себя чувствовать одним из них. И они тоже. Рорк помнил, как приехал после Эльмагро. Болела задница, на душе было погано и Рорк почти не сомневался, что кто-нибудь из Стаи бросит ему вызов. Рискнет назвать его сучкой. Он закрывался как только мог, но знал, что они поймут. Соберут картинку из отголосков того, что Рорк не мог держать в себе. Они поняли. Даже не так - они понимали. Никто не бросил ему вызов, и не было в Стае ни жалости к Рорку, ни желания его опустить. Наоборот, для них словно бы какая-то часть, которая все время вывихивалась, со щелчком встала на место. Он, сам Рорк, встал на место. Точнее Эльмагро его поставил - заставил стать частью закона Стаи. Полностью. Рорк лежал, думал об этом, о себе и о них. Обо всем понемногу, и на следующее утро собрал Стаю в тренировочном зале. Поговорить. Они молчали - тишина на волне, говорит капитан - ждали. Тогда Рорк еще не умел чувствовать их молчание, это пришло позже. Он тогда еще не понимал насколько Волна больше, глубже, чем просто общий эфир, единое мысленное пространство. Тогда он только начинал понимать, да и остальные тоже. Стая была молодой, еще только на ощупь определяла собственные возможности. В то утро Рорк спросил: часто такая хуйня? Часто ли из-за чужих кошмаров они отключают камеры и сбиваются вместе как звери. Спросил вслух, потому что недолюбливал спрашивать на Волне. Мысленно общался только на заданиях и не мог отделаться от мысли, что получается как-то коряво. Неповоротливо. На его вопрос ответил Зик Сандерс - второй после Рорка в Стае. Мог бы передать словами. "Да, капитан, бывает" или "Нет, капитан, не часто", но не стал заморачиваться - отдал сразу фрагментом собственного сознания. Как никогда и никто не делал с Рорком раньше. Смотри, капитан. Смотри через меня. Такое как с Семь-Четырнадцать случалось несколько раз, но настолько сильно никогда. Обычно они не сбивались вместе, тянулись мысленно, на Волне - отголосками мысли, тепла, безопасности. Бессловесным "нормально все, спи". Изредка те, кто посильнее, дотрагивались - прикосновение успокаивало, подтверждало: свои здесь. Сандерс так и думал "те, что сильнее", и Рорк читал значение этого "сильнее" прямо через его сознание: "сильнее" складывалось из личного звучания, Голоса на Волне. Из его силы, чистоты и глубины. Рорк воспринимал Голос каждого из своих солдат как собственно голос - то, что слышал у себя в голове, когда они с ним говорили. Для Сандерса Голос был звуком и ощущением, мыслью и личной сигнатурой, вкусом, цветом и запахом. Стая жила и чувствовала друг друга так. Рорк - нет. Он видел и себя их глазами: неполного, незавершенного, всегда немного в стороне. Сильного, опасного, окрашенного их уважением и непониманием: почему ты не пускаешь нас, капитан? Мы здесь, мы рядом. Ты наш, ты должен быть с нами. Он чувствовал их обиду. В прошлом. Воспоминания разворачивались в Рорке одно за другим, как их передавал ему Сандерс. Потом ты изменился, капитан. Немного. Потом Рорк приехал к ним от Эльмагро. Закрытый, почерневший - Сандерс чувствовал это именно так - уязвимый и наконец-то до конца свой. И он сделал крошечный шаг навстречу. Сандерс был этому рад. И теперь он выебал Рорка в мозги своей памятью и своими мыслями на радостях. Рорк раньше думал, что они просто связаны единым эфиром. Ты есть - тебя слышно. Позовешь - тебя заметят. Как общая переговорная сеть. Но каждый из них был сам по себе передатчиком, мог излучать, направлять, отдавать самого себя на Волне. Не просто шуметь морским прибоем в голове Рорка или обратиться голосом, а накрыть потоком и влить себя внутрь. Ответить, блядь, на вопрос. Это был пиздец. Полный и безоговорочный. - Блядь, - сказал тогда Рорк, кое-как приходя в себя и пытаясь понять, что теперь с этим делать. Именно тогда он раз и навсегда определил правила поведения на Волне. Изобрел моментально, за несколько минут. Потребовал и поставил перед фактом: общаться - по крайней мере с ним и при нем - словами. Образами и воспоминаниями только в крайнем случае. Намеренно без спросу в чужую голову не лезть. За попытку не просто залезть, но и что-то поменять - смерть на месте без суда и следствия, как за попытку убийства товарища по команде. Стая не спорила. Им не трудно было общаться с Рорком словами. Им - на Волне и в их собственных головах - было легко и уютно. Пока Рорк отгораживался и считал себя уникальным, им оставалось только уживаться друг с другом. Общаться так - потому что говорить они не могли. У них была только Волна, и они изучали ее вместе: узнавали, что можно говорить не столько словами, но и сразу чувствами, ощущениями и целыми понятиями, что можно давить волей, что можно делиться радостью или бить собственной болью как кулаком. И что за такой удар вполне можно было получить в ответ - настоящим кулаком в морду. Они узнавали, что ощущениями, воспоминаниями, чувствами можно было даже торговать. Ты мне сигарету, я тебе мой кайф от нее. Их мысли были подвижными, гибкими, послушными. Их разум был их инструментом: молотком, которым можно ебнуть идиоту, лезущему слишком глубоко в голову; сейфом, в котором можно отсидеться, если хочется тишины. Десятитонным прессом, чтобы давить чужое сопротивление. Они уважали Рорка, боялись его и признавали, но такой, каким он был, когда придумывал свои правила - только начинавшим понимать, что такое Стая на самом деле, прячущийся в коробке собственной головы, говорящий вслух - он был для них калекой. Сильным, умелым, способным подняться над своим увечьем, но все еще ущербным. Тем, под чью слабость приходилось подстраиваться. Ну тяжело капитану общаться напрямую, значит, будем говорить ему словами. Жалко, что ли? Тогда это и бесило его до кровавой пелены перед глазами, и успокаивало. Рорк не хотел, даже подумать не мог о том, чтобы отпустить контроль и просто жить как Стая. Настолько глубоко принять их в себя и настолько раствориться в них. До того, как почувствовал себя частью Волны, Рорк воспринимал их иерархию сверху, извне. Он был на самой вершине, и грызня внизу его не касалась. И он, только заглянув глубже, понял, сколько же на самом деле зависело от того, что происходило на Волне. Расставляя по местам, деля на шлюх и самцов, на тех, кому можно верить и тех, кого можно бить, они судили саму суть новичка, все, чем он был - потому что, черт побери, могли ее чувствовать и вынуждены были с ней уживаться. Под линейной Стайной иерархией было дохрена подводных течений, поправок и исключений из общих правил. Были шлюхи - вроде того же Семь-Четырнадцать - которые могли выворачивать окружающих наизнанку. Были те, кто покупал себе неприкосновенность, торгуя собственными чувствами, делясь собственным кайфом. Огромный, замкнутый мир, живущий по собственным законам. Когда Рорк придумал свои правила, их мир еще только строился, формировался, обрастал деталями. И менял всех, кто имел к нему отношение. Рорка в том числе. Со временем, он и сам стал ловить себя на том, что, заебавшись объяснять очередному дебилу как использовать, например, мышечный имплант, просто отправляет ворох своего опыта и ощущений с пометкой "так". Переставал одергивать, когда, заговорившись, бойцы начинали чередовать в речи слова и картинки. Один раз даже сел играть в давилку. Когда именно в Стае придумали эту игру Рорк не знал, не обратил внимания, но для них она стала чем-то вроде покера. Вместо карт. Правила были простыми: двое садились за стол напротив друг друга и клали посередине монету. И одновременно отдавали приказ: "подай". Получался эдакий мысленный армрестлинг. Кто кого продавит. Они играли не всерьез - на мелочи, на интерес, на минет. На место в иерархии - никогда, но наблюдать со стороны все равно было интересно. Даже Рорк это признавал. Это был все тот же поединок воли, хитрости и мозгов, только на немного ином уровне. В своей воле Рорк не сомневался. Зик Сандерс осторожно пытался его отговорить, и за его голосом - красным, немного шероховатым: со временем Рорк и сам начал различать звучание как цвет и ощущение - стояла непоколебимая уверенность, что в давилку Рорка могла размазать самая последняя сучка. Когда Рорк понял, что его как ребенка развели на слабо, он уже сидел за столом напротив Джеффа. Джефф был странным: начиная с того, что у него - единственного из сучек в Стае - было имя вместо номера и заканчивая тем, что, находясь на самом дне иерархии, обычно умел получать свое. Если остальных шлюх ебали, когда хотели, Джеффа спрашивали, не болит ли у него голова. Рорк этого не понимал, но и не лез, позволяя Стае самой выстраивать свою иерархию. Джефф ему в общем-то нравился - солдатом тот был средним, но в нормативы укладывался, на рожон не лез, дерьма не делал, приказы не оспаривал и от Рорка предпочитал держаться в стороне: и мысленно, и физически. Боец и боец. Высокий, массивный и немного угрюмый. Со стороны посмотреть - в жизни не подумаешь, что сучка, но места в Стае распределялись по тому, что творилось внутри, а не снаружи. В любом случае, Джефф мозги не ебал, и на том спасибо. Голос у него был тихим - серым, текучим, но очень глубоким и очень... богатым. Когда он общался словами, правда, этого было не слышно. Проявлялось только если он вдруг добавлял к словам ощущения, картинки. Как будто динамик в ноутбуке заменяли на суперстереосистему - громкость оставалась прежней, но звучать начинало совершенно иначе. В давилке Джефф был чемпионом, но Рорк честно не понимал почему. Видел как-то одну их игру с Сандерсом, и она выглядела странно. "Подай мне монету", - громко и четко давил Сандерс, а Джефф сидел, постукивал пальцами по столу какое-то время, а потом сказал равнодушно и со скукой: "Две недели в жопу не дам". Сандерс опешил и спросил: "И что?" "И все". Потом что-то скользнула между ними от одного к другому не мысль даже, только какой-то ее отголосок, и через три минуты - Рорк засекал - Джефф сказал: "Монету передай". Сандерс передал. "Да подавись, блядь". До того случая Рорк совсем иначе представлял себе давилку. Теперь Джефф сидел напротив него, смотрел на монету потерянным остановившимся взглядом и знал, что проиграет. Понимал с обреченностью слабого. Для него это было важно, и чувства просачивались наружу, как бы он ни пытался их скрыть - мягкие, они обволакивали Рорка, укутывали, но без нажима. Рорк заподозрил поначалу подвох, но Джефф не давил. Он просто готовился проиграть. Рорку было его почти жаль. "Дай мне монету", - громко и четко приказал он. Джефф дернулся, скривился, словно вот-вот мог расплакаться, попытался сопротивляться, но не смог. Он был всего лишь стайной шлюхой, он не мог тягаться с вожаком. Приказ рвал Джеффа на части. Больно, капитан! Когда ты заставляешь меня это больно. Ты сильный, ты как огонь. Пожираешь все. Пальцы Джеффа дрожали в нескольких сантиметрах от монеты. Рорк чувствовал его эмоции очень подробно: отчаяние слабого перед сильным, восхищение и покорность, и заранее - боль потери. Чувства были глубокими, богатыми - они были горечью во рту, чернотой перед глазами, металлической льдистой агонией в груди. Для тебя победа это мелочь, капитан. У тебя есть так много, а у меня только эта игра. Не отнимай ее у меня. Стая смотрела со стороны, линзы глаз отсвечивали серебром. Им было интересно. Им нравилось смотреть, как кого-то растирают в пыль. Рорка от этого тошнило. Пожалуйста, капитан! Джеффа выворачивало наизнанку, неизбежное поражение его убивало. Стая следила за кончиками его пальцев - сантиметр до монеты. Пожалуйста, капитан! Ты уже победил. Не добивай меня, я сдаюсь. Никто в Стае никогда не пощадил бы его. В них не было жалости. Они рвали друг другу глотки и за меньшее. Ты же другой, капитан. Ты настоящий человек. Пожалуйста! А ведь если задуматься: такая мелочь, полная хуйня. Монета на столе. И нахер она Рорку? Пожалуйста. Нахер она ему ценой человечности? Пожалуйста, отдай. Рорк взял монету и вложил в подставленную ладонь Джеффа. Пусть забирает, если она так ему нужна. Джефф сжал кулак и подмигнул. Отчаяние испарилось, как и не было. Так. Стоп. Блядь. "Спасибо, капитан". Сучий потрох! Стая смотрела с легкой жалостью, а Рорк не мог поверить, что его наебали как щенка. "Ты очень сильный, капитан, и потому с тобой легко играть, - пояснил ему потом Джефф. - Ты давишь, потому что по-другому не умеешь. У тебя огромная кувалда - тяжелая, мощная, и ты изо всех сил ебошишь ею в стену. А я слабый, и у меня только перочинный ножик - маленькая хренька, чтобы ногти чистить. Ею ничего не пробьешь. Поэтому пока ты увлеченно долбишь своей кувалдой, я аккуратно подкрадываюсь к тебе сзади. Медленно, ласково. А потом хватаю тебя такого увлеченного и перерезаю тебе горло". Джефф смотрел на него спокойно и без вызова, серебристые точки зрачков казались дулами. Больше Рорк играть в давилку не садился. Устроил Стае пару дней тренировок в режиме "преисподняя" и успокоился, понимая, что в некоторых вещах никогда не догонит остальных. Они заведомо были в разных условиях. Рорк мог говорить и жить вне Волны, другие - нет. Это не было важно. Оставались проблемы и посерьезнее. Например, то, что личное пространство в Стае быстро пошло по пизде. Исчезло как понятие: глупо было поднимать шум из-за руки в волосах или на заднице, если уже пустил кого-то в голову и в душу. Вот мысленная территория - это они понимали, да. Эти чувства - для всех, а это - только мое. Сюда не лезь. В Стае чувствовали и оценивали намерения, желания. Любой из них мог просто подойти и положить руку на чужой хуй, без всякой задней мысли, и не вызвать ничего кроме равнодушного любопытства: зачем? А мог за отголосок чувства загреметь в лазарет. То, что со стороны они выглядят как агрессивные пидоры их не волновало. Рорк за излишнюю фамильярность пиздил без жалости. За любую попытку спать вместе. "Так просто теплее, капитан". За привычку закидывать руку на плечо во время разговора. "Но удобно же". И за Стайное приветствие: короткое соприкосновение височными разъемами, головой к голове. Рорк и сам на него как-то попался. Они тогда бежали кросс и на финише были уже дохлые, взмокшие, с пустыми энергозарядами. Но довольные. Рорк не меньше, чем остальные - новый рекорд кросса означал жизнь без дополнительных препаратов Сэндовала еще как минимум на месяц. Зик Сандерс тоже радовался, что добежал с лучшими показателями. Он подошел к Рорку, ткнулся в него - висок к виску, разъемы к разъемам - походя. Поделился радостью, как искрой. Мол, отлично пробежались, капитан. Рорк тогда бездумно взъерошил его волосы, кивнул, не отстраняясь: да, сержант. Неплохо. В следующий раз побежите двойную норму. И только когда добрался до душа, сообразил, как это выглядело со стороны. А заодно представил, что, привыкнув, как-нибудь приедет к Эльмагро и, забывшись, полезет тыкаться разъемами ему в висок. Здравствуй, господин генерал. Охуенная перспектива: объяснять Эльмагро, что в его элитном отряде киборгов это норма. Рорк как наяву слышал язвительное: "Всех воспитал пидорами, или хоть один нормальный остался?" Эльмагро умел бесить Рорка, как никто другой. Делал это мастерски и с удовольствием: тыкал по болевым точкам, носом в каждый проеб. Прогибал под себя, опускал до уровня своего трофея. И одновременно с тем цеплял на крючок интереса, заставлял уважать. Признавать и принимать. Заставлял быть лучше, тянуться к планке идеала и бросать вызов собственным возможностям. Он верил в Рорка. Рорк его ненавидел и ненавидел его разочаровывать. Сам не знал, какая ненависть была сильнее. Стая признавала Эльмагро. Знала и уважала за то, что он прогнул Рорка под ее закон. Для них Эльмагро был как чужак с гостевым доступом. Он не был своим, но он был частью иерархии. Той частью, которой никогда не мог стать доктор Сэндовал. Стая знала, что именно к Эльмагро Рорк шел, если надеялся получить то, что не мог достать сам. Именно к нему - за защитой или за помощью. Рорк признавал его право наказывать и право решать. Для Стаи то, что Эльмагро Рорка еще и ебал, казалось абсолютно естественным и правильным. И эти суки щедро делились своим восприятием. Это не было даже оформившейся мыслью - за мысль Рорк мог бы дать в морду - просто убеждением. Ты проиграл и подчиняешься. То, что Рорка под Эльмагро корежило, до трясучки бесило раздвигать перед ним ноги, что это, в конце концов, было просто больно, у Стаи не вызывало никакого сочувствия. Они терпели, что их ебут, и Рорк мог потерпеть. Не стеклянный. А если больно, готовься заранее. Вроде никто не запрещал. У-е-ба-ть. Всех вместе и каждого по отдельности. Рорк представлял, как приезжает к Эльмагро уже ко всему готовый и как господин генерал это обнаруживает. Красный, блядь, день в календаре Диего Эльмагро. Да ни за что. Рорк еще помнил тот единственный раз, когда ему под Эльмагро почти... ну, почти понравилось, да: медленно, глубоко, неспешно так. Господин генерал решил поговорить по телефону. Поменял, черт побери, угол проникновения. Хорошо, что оказался жадным: быстро опомнился и врезал по разъемам. Рорк тот случай вспоминать не любил, хотя понимал - возбуждение и удовольствие тогда были чисто физическими, простой телесной реакцией. Но Рорк все равно предпочитал, когда больно и паршиво, потому что так не было искушения поддаться и просто принимать Эльмагро как должное. Господина генерала и без того было слишком много. Его присутствие, как невидимое поле, заполняло все вокруг, пропитывало воздух. Рорк часто ловил себя на том, что после встречи еще продолжал у себя в голове прокручивать разговоры с Эльмагро, придумывал ответы на все уколы, продолжал спорить, доказывать. Представлял, как сам подминает под себя и нагибает над столом. Нахуй плеть, обойдемся правым ящиком. За эти годы Рорк видел Эльмагро самым разным: видел его довольным, улыбчивым, энергичным. Видел веселым и даже счастливым, переполненным планами и идеями. Видел, как у Эльмагро от возбуждения темнели глаза. Видел его злым, усталым, смолящим сигареты одну за другой. Видел его в ярости. Один раз видел его раненым после неудачного покушения. Сам не ожидал того бешенства, которое испытал, как будто на секунду проснулся другой Габриэль Рорк - Рорк из прошлого - и тот Рорк хотел разнести все вокруг к чертям. Никто не может тебя убить, слышишь?! Никто кроме меня! Ты мой, ты только мой! Бред, конечно. Тот Рорк был одержим Эльмагро, хотел его в качестве трофея любой ценой. Теперь их связывало другое. Да и не хотелось Рорку его убивать. Больше не хотелось. Огрызнуться, размазать по рингу, избить до кровавых соплей - это да, с удовольствием. Нагнуть, натянуть на член до упора, пожалуй, тоже бы не отказался. Ну давай, господин генерал, покричи для меня. Но убить - уже нет. Рорк слишком многое успел в нем увидеть. Видел его ослабленного. Видел на ринге - сильного, опасного. Ягуара со стальными когтями. Видел его азарт и его интерес - тяжелый, душный. От которого продирало холодком, как лезвием вдоль позвоночника, и что-то сжималось внутри почти сладко, как перед прыжком с самолета. Видел его всяким. Годами на него работал. Приезжал к нему отчитываться. Разговаривал. Один раз даже спал на диване у него в кабинете. Рорк тогда приехал к Эльмагро сразу после марш-броска, успел только заскочить в душ и переодеться в чистую униформу. Энергозаряд был на нуле, импланты внутри казались неподъемным лишним железом, и даже отоспаться в машине не удалось - позвонил Сэндовал и всю дорогу допрашивал Рорка, как прошел марш-бросок и как ведут себя наружные икроножные усилители в полевых условиях. Хуево они себя вели, к слову. Рорк надеялся, что хотя бы Эльмагро окажется занят, и можно будет подремать на подзарядке в приемной. С тех пор, как док Сэндовал создал зарядное устройство под стандартную розетку, с этим стало намного проще. Идея, конечно, была практичная до цинизма, зато теперь Рорк мог воткнуться где угодно. Хоть вместо тостера или телефона. Подзарядиться не вышло, Эльмагро вызвал сразу, скептически оглядел с головы до ног и сразу указал на кресло. Зря. Кресла у него в кабинете были добротными, удобными и почти уютными. Рорк сел и почувствовал, что уплывает. Даже мысль о наказании не помогала. Пусть Эльмагро делает что хочет - хоть плетью, хоть ебет - лишь бы сильно не дергал. Рорк принялся отчитываться, плохо соображая, что именно несет. Лишь бы поскорее закончить. Эльмагро некоторое время слушал молча, только брови у него приподнимались все выше - забавно выглядело, к слову - а потом остановил Рорка жестом и кивнул на диван в углу кабинета: - Розетка справа, Рорк. Одеяло и подушка в шкафу. Рорк не был идиотом и не стал выебываться: пробормотал: "спасибо, господин генерал" и пошел устраиваться на диване. Подушка пахла Эльмагро - сигаретами и едва уловимо туалетной водой. Морозно и с легкой горчинкой. Запах как запах, в общем-то, даже приятный. Рорк воткнул в висок штекер зарядки, натянул одеяло до подбородка и подумал, что вряд ли сможет уснуть в кабинете генерала несмотря на усталость, но потом тепло и дармовое электричество сделали свое дело и Рорк отключился. Он проснулся через два часа - интерфейс головного импланта демонстрировал время - отдохнувшим и почти бодрым. Диван оказался удобным, хоть и был для Рорка коротковат. Неудивительно, в общем-то. Скорее всего, Эльмагро покупал его для себя. Насколько Рорк знал, господину генералу приходилось иногда оставаться на ночь в своем кабинете. Неловко получилось. Эльмагро ничего Рорку не сказал, дождался, пока тот отключился от зарядки и убрал подушку с одеялом обратно в шкаф, а потом принялся расспрашивать про икроножные усилители. Больше они про тот случай не вспоминали. Сэндовал в открытую называл Рорка любимчиком генерала. Намекал на особое положение. Рорк не велся на провокации, хотя хотелось. Надавить на дока посильнее, до визга. Отличная получилась бы музыка. С Сэндовалом у него не складывалось. Рорк его презирал за слабость и трусость, чуял его страх. А док его боялся и ненавидел. Сэндовал мог сколько угодно строить из себя гения, просвещенного ученого или что там ему еще нравилось изображать, но Рорк видел перед собой червяка. Умного, подлого и, мать его, очень нервного. Эльмагро был сильным. Рорк мог его ненавидеть, мог беситься из-за его поступков или решений, но не признавать силу - не мог. В Эльмагро был стержень и не было страха. Господин генерал часто вел себя как тот еще ублюдок, но ему рядом с Рорком было... комфортно. Он не пытался затянуть на своих киборгах ошейник потуже просто так. В отличие от Сэндовала. Док постоянно пиздел про "новых людей", про свои достижения - он действительно любил импланты и всю железную начинку, которую собирал - но солдат, на которых ставил свое высокотехнологичное дерьмо, ненавидел. Он бы, блядь, стер ластиком даже те огрызки человечности, что у них еще оставались. "Какого хрена вы ломаетесь, док? - хотелось иногда спросить Рорку. - Собирали бы сразу роботов. Хули вы лезете к людям?" Сэндовал трепался про гениальное устройство человеческого тела, про то, как будет охуенно, если доработать то, что создала природа, но для Сэндовала Рорк и остальные были именно этим - телами. То, что к телам прилагаются мысли, чувства, души, - пусть даже такие изуродованные и покалеченные как у них - пугало доктора до усрачки. Его страх не был совсем уж пустым. В глубине души Рорк все-таки надеялся - глупо и по-дурацки - дожить до дня, когда Сэндовал перестанет быть нужен. До тех пор Рорк старался уживаться и делал свою работу. Задание с лабораторией, в которую Эльмагро отправил их искать данные по новым вирусным бомбам, было не сложнее многих, но... коварнее, что ли. Рорк знал, что энергозарядов им хватило бы на маскировку, чтобы пробраться внутрь, найти информацию. Даже установить взрывчатку, но дальше нужно было делать выбор: либо использовать зарядники и так же тихо выбираться обратно. Либо почти без энергозапаса с боем пробиваться наружу. Рорку ни один из вариантов не нравился, на самом деле. Птичка должна была забрать их в двух километрах от лаборатории - смешное расстояние для нулевого отряда, считай, с порога. Пятнадцать минут на всю операцию - на вражеской территории больше им дать не могли. Рорк выбрал действовать тихо. Сам, в общем-то, виноват, понадеялся, что удержит своих уебланов в узде. Переоценил себя. Ему случалось использовать зарядник на заданиях, и в своей адекватности он был уверен, он умел одергивать себя, спускаться с небес на землю, постоянно помнить: один энергозапас. Десять энергокластеров. Десять минут фантома, семь часов мышечных усилителей, два падения в режиме "икар" или сутки подкожной брони. Не пилюля бессмертия. Это-то он помнил, а вот как могут долбить в мозги семь идиотов, которые дорвались до чистого незамутненного кайфа, не учел. Второй ошибкой стал выбор маршрута. Рорк рассчитывал уйти тихо и быстро, вообще не снимая маскировки, чем быстрее, тем лучше, чтобы остальные не натворили дел. Он выбрал самый короткий путь. Если бы знал, что все-таки придется пробиваться с боем, пошел бы другой дорогой. Зарядники Рорк приказал использовать по очереди: сначала он сам, Сандерс и Три-Девять - их снайпер, которого Рорк оставил присматривать за территорией лабораторного корпуса снаружи - только потом остальные. "Капитан, Два-Четыре на связи. Взрывчатка готова, повторяю, со взрывчаткой закончено". В сознании скользнул короткий полупрозрачный образ - пустое полуподвальное помещение, устройство направленного взрыва, руки Два-Четыре и легкий запах какой-то химии. "Принято, Два-Четыре. Возвращайся на позицию". "Есть, капитан. У меня пятнадцать... четырнадцать процентов. Разрешите зарядник". "Перебьешься пока, - осадил Рорк. - Без команды зарядники не трогать. Всех касается, слышали меня? Что там с камерами, Сандерс?" "Порядок, капитан. У меня пять процентов. Загрузка данных завершена". "У меня тоже, капитан", - прошелестел на Волне голос Пять-Один. - "Возвращаюсь в первый сектор". Рорк выглянул в боковой коридор, проверяя охранника. Посмотрел показания на экране головного импланта: семь процентов мощности, и отдал приказ использовать зарядники. Металлический штырь скользнул в разъем с тихим щелчком, внутри заплясали серебристые искры, показатель заряда пополз вверх и Рорк прикрыл глаза, пытаясь справиться с собой. К этому невозможно было привыкнуть. Почти сразу на его ощущения наложились чувства Три-Девять и Сандерса. Они хлестнули внутрь потоком, едва не сбили с ног, и Рорку пришлось втянуть воздух поглубже, пытаясь удержаться. Ему почти удалось, но тут присоединились остальные. Семь дебилов, охуевших от чувства собственной неуязвимости, ломанулись ему в голову практически одновременно. "Классно, капитан, так классно". "Лучше, чем секс". "Давай повеселимся". Энергия била в них потоком, искала выход - бежать, бежать вперед на пределе сил. Ну же, капитан. Нам будет так здорово вместе. "Тихо! - рявкнул на них Рорк, пытаясь выкарабкаться, выцарапаться из-под пресса чужих ощущений. - Тишина, мать вашу, на Волне!" Остальные притихли, отступили назад, давая ему дышать. "Дистанцию держите, дебилы", - сказал им Рорк, стирая выступивший на лице пот. - И выбираемся. Медленно, аккуратненько, "фантом" не снимать. Ни одна сука не должна услышать". Остальные не хотели его слушаться, все в них было против, тянуло действовать, геройствовать и делать глупости. Но Рорк выдрессировал их подчиняться всегда. В любых обстоятельствах. Они пошли - как он и сказал - медленно и аккуратно. И каждый из них надеялся, что что-нибудь случится и даст повод пострелять. Даст повод действовать. Даже Рорк - по мозгам ему приложило крепко. Навернулись они в результате на инфракрасном сканере, уже почти на выходе. Сканер Сандерс и Пять-Один отключили, когда только проникли на территорию, но то ли тот был автоматизированный и система успела восстановить к нему доступ, то ли просто блокирующая программа дала сбой. Сирена взвыла так, что заложило уши. В воздухе на месте входа возникла полупрозрачная пелена импульсного поля - защита от киборгов выжигала импланты, если сквозь нее сунуться. "Назад, - скомандовал Рорк. - Три-Девять, мы заперты. Открой нам". "Принято, капитан. Вижу управляющий контур. Подальше отойдите, чтобы не задело". Рорк отступил вглубь по коридору, вжикнула пуля, выбивая искры, и импульсное поле исчезло с тихим хлопком. От остаточного излучения у Рорка зашумело в ушах. "Я раскрыт, покидаю позицию", - отчитался Три-Девять, передавая свои перемещения сразу намерением, не размениваясь на то, чтобы объяснять словами. "Иду к вам, капитан." "Поосторожнее там". Охрана комплекса, мать его, оказалась лучше, чем Рорк ожидал, и теперь они включили все, что у них было против киборгов. Хорошо еще не успели запереть Рорка и остальных в здании. "Капитан!" Рорк успел пригнуться, автоматная очередь прошлась в метре от него, и тут же зазвучали ответные выстрелы. Три-Девять снял двух выскочивших из укрытия охранников. Рорк заметил третьего, выстрелил, практически не целясь. Бинго. Зарядник пульсировал в виске, распространял волны чистого незамутненного кайфа. Нужно было уходить как можно быстрее. Рорк включил мышечные усилители и убрал "фантом" - смысла прятаться больше не было, наверняка охрана уже переключила визоры на боевой режим. "Капитан, есть транспорт. Давайте сюда", - маякнул Сандерс, и Рорк, не рассуждая, бросился к нему. Следующему охраннику, который выскочил наперерез, он просто раздавил горло, пулю тратить не стал. Пальцы вошли в человеческую плоть легко, приятно, брызнула кровь и в воздухе запахло металлом. Рорк не остановился, поймал себя на том, что усмехается и подумал: "отличная штука эти мышечные усилители". Отличная. Он впрыгнул в машину предпоследним. Армейского образца "карриер" взревел мотором, Сандерс вдавил в пол педаль газа, и ограждение базы рвануло навстречу. "Пять секунд до взрыва", - отчитался Пять-Один. Рорк отсчитал их про себя. "Карриер" пробил ограду, машину тряхнуло, и Рорк едва не приложился башкой о крышу. Снаружи о стальной борт чиркнула пуля. Взрыв комплекса - огромный огненный цветок - подсветил погоню. Еще три "карриера". Один с пулеметом на крыше. «Какого хрена, Сандерс? Мы что не могли взять тот, который с пулеметом, себе?» «Времени не было, капитан». Сандерс резко затормозил, и практически в ту же секунду Три-Девять заскочил внутрь. "Привет, капитан, скучали по мне?" Рорк едва успел дернуть его на себя, пуля пробила кабину как раз там, где была голова придурка секунду назад. «Пригнись, дебил». Сандерс вывернул руль, съезжая с дороги, "карриер" затрясло как в лихорадке. Пять-Один счастливо заржал - наши личные американские горки, капитан! Преследователи сокращали дистанцию. "Восемьсот метров до птички". Рорк достал передатчик, нажал на вызов: - Говорит капитан Рорк. Задание выполнено. Повторяю, задание выполнено. Заберите нас нахер отсюда. Нихрена у него не складывалось с вертолетами. Или с зарядниками, тут уж как посмотреть. Он переоценил себя, переоценил возможности имплантов - обернулся сделать последний выстрел по преследователям, абсолютно уверенный, что еще успеет запрыгнуть в вертолет. Десять метров, смешное расстояние. Сандерс тянулся к нему, едва не вываливаясь наружу, Рорк вскидывал руку вверх - близко, ну же, давай! Пальцы обхватили его ладонь, сжали до боли. Птица рвалась в небо. Волну захлестывало чужой паникой: "я не удержу, капитан! Я не!.." А потом Рорк падал, едва успевая перевести все, что осталось от заряда, на "икар". Птица летела вперед и вверх. "Мы сейчас, капитан, мы заставим пилота вернуться за тобой." "Икар" замедлял падение, и Рорк уже догадывался, что ждет впереди. Кнопка перезагрузки. Все заново. "Капитан!" Он чувствовал, как чипы контроля в головах остальных включаются один за другим, отсекая их от него и друг от друга. Как невидимые стены внутри. Одна за другой, пока Рорк, впервые за долгое время не остался абсолютно один. *** В кабинете Сэндовала пахло корицей. Запах смешивался с неистребимой вонью химикатов, которой пропиталась вся Фабрика, и из приятного превращался в тошнотворный. Эльмагро не обращал внимания - успел привыкнуть. Он часто приезжал на Фабрику, пока Рорка ломали, в кабинете Сэндовала тоже оказывался нередко. Доктору запах нравился. Корицы, разумеется, - к вони химикатов Сэндовал привык настолько, что уже не замечал. - Где сейчас группа Рорка? - спросил Эльмагро, просматривая на планшете отчет пилота и пытаясь восстановить ход операции по обрывкам фактов. - В изоляторе, - Сэндовал пренебрежительно фыркнул и добавил. - Они пытались вернуться. Не самый умный ход. Когда они это сделали, пилот активировал чипы контроля. После я подключил тех, кто вернулся, к блокаторам. Эльмагро откинулся в кресле, прищурился, мысленно рассматривая информацию то под одним углом, то под другим, и наконец спросил: - Что за хуйня, Сэндовал? Какого хрена у рядового пилота есть доступ к чипам контроля? - Я их ему дал, - Сэндовал выпрямился, вскинул подбородок и скрестил руки на груди. Тонкие нервные пальцы сжались, сминая рукава белого халата. Доктор всегда так делал, когда понимал, что облажался: пытался продавить свою правоту до последнего. - И я настаиваю, что поступил правильно. Эти люди, - он скривился и поправился, - эта Стая едва не провалила всю операцию, возвращая Рорка. Если бы пилот не активировал чипы контроля, вы остались бы без Рорка, без информации из лаборатории и без остальных модифицированных солдат. Ситуация и без того хуже некуда. Эльмагро помолчал, лениво оглядывая Сэндовала с головы до ног, и только убедившись, что доктор и без слов его понял, ответил: - Еще раз узнаю, что вы раздаете ключи от моих людей всем подряд, выпорю как щенка. Не посмотрю, что вы гражданский. Сэндовал изобразил улыбку, но сквозь нее явственно и отчетливо проступал оскал: - "Ваших людей", господин генерал? - голос у него сочился сарказмом. - А может быть, посмотрите правде в глаза и признаете, что это люди Рорка? В конце концов, они нарушили приказ, пытаясь за ним вернуться. Мне следовало на месте отправить их в цех утилизации. Знаете, что меня остановило? - Инстинкт самосохранения. - Вы пристрастны, Эльмагро, - покачал головой Сэндовал. - Вы не видите, что происходит у вас под носом. Рорк отбирает ваших людей. За кем, думаете, они пойдут, если дать им выбор? За ним или за вами? Сэндовал пытался давить на то, что болело у него самого. Эльмагро неплохо его знал, и доктор никогда не мог смириться с тем, что его "новые люди" были одновременно не новые и не его. - Сэндовал, не изображайте идиота, - посоветовал ему Эльмагро. - Девяносто пять из ста солдат выберут своего непосредственного командира, если поставить их перед выбором. Оставшиеся пять и есть командиры. Сэндовал скривился: - Вы не желаете видеть очевидного, я тут бессилен. В любом случае, Рорк потерян для нас. Он на вражеской территории, в плену. Я даже не могу активировать его систему самоуничтожения, потому что вы велели ее удалить. Мы на пороге кризиса, вся Фабрика, весь проект под угрозой. - Не спешите праздновать. - Вы думаете, что я рад? Генерал Эльмагро, вы в своем уме? - Я не думаю, я знаю точно, - Эльмагро усмехнулся. - Не скромничайте, Сэндовал. Вы ненавидите Рорка. С тех пор, как появились первые члены Стаи, вы с ним были как кошка с собакой. Вашими жалобами на него можно обклеить стены у меня в кабинете. К несчастью для вас, Рорк нам нужен. Он не просто командир для модифицированных солдат, он их связь с окружающим миром. Будем откровенны, без Рорка им насрать, насколько хорошо выполнено задание и выполнено ли вообще. Сэндовал в ответ улыбнулся с изрядной долей самодовольства: - Сейчас - да. Скоро это перестанет иметь значение. Он вытащил папку из аккуратной стопки документов у себя на столе, раскрыл на первой странице и подал Эльмагро: - Вот, взгляните. Эльмагро принял папку у него из рук, оглядел Сэндовала с любопытством: - Придумали нечто новое? - Вы будете удивлены. В этом Эльмагро не сомневался. Сэндовал придумывал бесчеловечную херню примерно так же часто, как и нечто стоящее, но ход его мыслей удивлял всегда. Эльмагро пробежался по тексту глазами, выхватывая ключевые слова: "возможность программирования личности", "стопроцентное подчинение приказам", "ежесекундный контроль всех функций организма". Действительно, удивляло. - Пока это только проект, - предупредил Сэндовал, - но дайте мне четыре месяца... нет, даже три - я сделаю его реальностью. - Эта хуйня что... стирает личность и записывает новую? - уточнил Эльмагро. Сэндовал поморщился, потому что не терпел грубости, когда говорили о его работе: - Если упростить, да. Новый чип контроля позволит изменять не только тело, но и разум. Делать послушнее, - он подмигнул и добавил, - любого солдата, господин генерал, понимаете? Эльмагро вскинул брови: - Даже Рорка? Предположим, если бы его удалось вернуть. - Предположим, - обычно такие улыбки, которую позволил себе Сэндовал, Эльмагро стирал кулаком. - Да, даже Рорка. Эта улыбка говорила: "я знаю вас, Эльмагро. Знаю, чего вы хотите". Эльмагро усмехнулся в ответ. Листы рвались тяжело. Сэндовал не пожалел на свой бред отличной бумаги. Удивительная херня. Доктор больше не улыбался, смотрел злыми глазами и терпел молча. А куда бы он делся? - Кончайте маяться ерундой, Сэндовал, - сказал ему Эльмагро. - Мне похер, насколько это прорыв и сколько ваших коллег обоссутся от счастья, если вы научитесь переписывать людей. С моими солдатами вы этого делать не будете. С Рорком тем более. - Вам не остановить прогресс, Эльмагро. Технология перепрограммирования появится, хотите вы или нет, и лучше бы первой она появилась у нас. - Пусть появляется, - не стал спорить Эльмагро. - Хотите играться в мозгоправа - играйтесь, но на свои деньги и в свободное от работы время. Кто знает, может быть, однажды появится солдат, с которым мы не справимся без перепрошивки мозгов. Пока хватает и обычных чипов контроля. Сэндовал скривился: - Это Рорк вам сказал? И вы готовы верить ему, а не мне. Он настолько хорошо сосет? Если это была провокация, она не сработала. Эльмагро брезгливо подтолкнул обрывок листа носком ботинка и поинтересовался: - А вы хотите с ним посоревноваться? После непродолжительного молчания Эльмагро продолжил: - Вы думаете, что я сворачиваю проект из-за Рорка, Сэндовал, и отчасти вы правы. Вы гений и отличный врач, но плохо понимаете элементарные вещи. Солдат - это не импланты, не навыки и даже не опыт. Солдат - это характер. Зачастую довольно паскудный. Это упрямство, воля, стержень, если хотите. Вы зациклились на технологиях, но я скажу вам вот что: Рорк без них был бы намного слабее, но я все равно дал бы ему людей, и он все равно был бы отличным командиром. Он ценен именно потому, что он такой, какой есть. Если вынуть из его тела его самого, кому нахуй будет нужно то, что останется? - Вы думаете, после перепрограммирования он станет хуже? - Я знаю точно. И я говорю вам сразу: вы никогда не станете его переписывать. Я не дам на это согласия. Сэндовал растянул губы в улыбке: - Тогда хорошо, что сейчас ваше согласие ничего не стоит. Вы никогда не вернете Рорка, Эльмагро. Он у американцев, и когда вы увидите его снова, он опять будет врагом. Скорее всего, он придет сюда - уничтожить все, что вы и я строили годами. Эльмагро рассмеялся. Ненависть Сэндовала его веселила: - Вы всерьез думаете, что я так легко его отдам? Значит вы плохо меня знаете. Для начала приведите в чувство группу Рорка. Я хочу с ними повидаться. *** Рорк успел убить троих, прежде чем импульсный заряд сбил его на землю. От удара перед глазами заплясали звезды. Почти сразу же к разъемам на затылке приложился ЭМИ-шокер. Больно, но не смертельно. Люди вокруг знали, что Рорк такое. Берегли. Ценный, блядь, экземпляр. Это не помешало им потом добавить Рорку дубинкой по почкам. Энергозапас был на нуле - его сожрал "икар" - и Рорк прочувствовал удары сполна. Ему заломили руки за спину, защелкнули на запястьях наручники - военные, армированные, хотя Рорк в таком состоянии и обычные бы не порвал. Шесть лет назад, когда он попал в плен в Каракасе, Эльмагро сорвал с него жетон. Американский капитан сделал то же самое, только имя прочитал вслух: - Габриэль Эл Рорк. Эль, - мысленно поправил его Рорк. - Эль Рорк. Эльмагро называл его так. Хотя какое "Эль", "Эл", конечно. Изначально Рорк был американцем. Он вскинул голову, всмотрелся, щурясь, в лицо капитана. Тому это не понравилось, и он врезал Рорку ногой в живот. Рорк закашлялся и почувствовал, что скалится. Дежавю. Люди везде одинаковы, и если они тебя ловят, они, черт побери, все делают одно и то же. К американскому капитану подошел кто-то из рядовых, протянул черную коробочку блокиратора, и Рорк дернулся. Хрен вам, суки. Перед глазами резануло белым, а потом штекер вошел в височный разъем прямо под зарядником. Когда-то давно, когда генерал Эльмагро отдал Сэндовалу американского киборга Габриэля Рорка и сказал "перевоспитать", Сэндовал поместил Рорка в яму. В вонючую, грязную яму где-то в джунглях Амазонки, в которой Рорк гнил заживо. Личинки копошились под кожей, прогрызая дорожки сквозь мышцы и внутренности, дождь ледяными иглами прошивал навылет, и время тянулось медленно-медленно, обгладывая железный остов. Рорк не ломался. Рорк гнил заживо в своем личном аду, ждал - теперь уже не вспомнить, чего - и не мог умереть. Сверху все падал и падал дождь. В яме доктора Сэндовала дождь шел по расписанию. Яма доктора состояла из проводов и электромагнитных импульсов. Из штекеров, из паутины оптоволокна, датчиков и сигналов. В ней все было искусственным: дождь и личинки, гниль и омерзительный, провонявший мочой воздух. В ней все было иллюзией. Кроме Рорка. Его страх, ожидание, боль и ненависть были настоящими. Выбор, который он сделал, чтобы наконец-то выбраться, тоже был настоящим. "Понимаете, мы не ломали вас, Рорк, - потом, намного позже, объяснял ему Сэндовал. - Ломают только военные и идиоты, которые не понимают, что сломанные инструменты бесполезны. Сломать вас было бы легко, верите?" "Верю", - спокойно отвечал ему Рорк и представлял, как прикладывается кулаком брехливому доктору по морде. От души, чтобы белые ровные зубы брызнули в стороны. "Перед нами стояла задача посложнее, - продолжал Сэндовал. - Переубедить вас, переманить на нашу сторону. Только подумайте, если бы действовали прежними методами, сколько на это потребовалось бы усилий. Целая команда психоаналитиков, и не факт, что они добились бы успеха. Но, к счастью для всех, мы пошли по другому пути". Рорк слушал и не перебивал. Не мешал доктору самолюбоваться. "Видите ли, Рорк, наш эмулятор действительности не имеет заданной программы. Никакой дизайнер не сидел без сна, придумывая вашу яму. Вы создали ее сами. Эмулятор не строит виртуальную реальность, только воплощает ее по вашим собственным параметрам. Он просто задает вам вопрос: при каких условиях вы перейдете на нашу сторону? Ваше подсознание само дает ответ. Эмулятор всего лишь воплощает этот ответ. Разве не восхитительно, Рорк? Я ничего с вами не делал. Это все вы. Свой ад вы создали сами. Каждую деталь своей ямы. Но вас переубедила не она. Нет, она была только одним из условий. Потребовалось что-то еще. Помните, что это было?" "Нет", - ответил ему тогда Рорк, и до сих пор гордился, что не убил. Вопреки всему все-таки сдержался и оставил Сэндовала в живых. Конечно, док, вы, мать вашу, ничего не делали. Вы же не штекер эмулятора. Вы только мудак, который вставил его мне в разъем. Этого Рорк не говорил. Попав к Эльмагро, он вообще неплохо научился молчать. И его не мучили воспоминания о яме и о том, что было до нее. Все это было неважным, выцветшим, старыми фотографиями прежнего Рорка. Он никогда не думал, что однажды попадет в плен к американцам и они будут не лучше, чем федеранты - воткнут ему в висок штырь блокиратора. И придется вернуться. "Блокиратор связывается с центральным головным имплантом и подавляет сознание, Рорк. Это устройство для задержания. Если его использовать на вас, вы просто уснете", - когда-то объяснял Сэндовал и, скорее всего, действительно был уверен в том, что говорил. Или же американцам поставляли какие-то другие модели. Рорк не уснул. Он снова оказался в знакомом сценарии. В грязи и гнили. В безысходности. Отличный феномен, да, док? Бам! И вместо сна ты возвращаешься в ад. Эта виртуальная реальность была плоской, отчетливо ненастоящей, как дешевая копия того, что Рорк пережил в лаборатории Сэндовала. Звуки, цвета, даже запахи казались выцветшими, пустыми. Просто выверт подсознания. Оказывается, Рорк многое оставил здесь в яме. Память и чувства, и... Элиас! Рука, держащая над пропастью, была влажная и жесткая. Внизу, далеко под ногами, бесновались воды Гуайре. Глаза у Элиаса горели синевой. Как будто в них плескалось небо. Элиас разжал пальцы. Ничего было не расслышать за шумом в ушах. Грязная вода накрыла с головой, залила глаза и уши, вышибла воздух, унесла вперед. Не вдохнуть. Не выдохнуть. Не... Нет! "Я ничего с вами не делал, Рорк", - звучало в голове голосом Сэндовала. Действительно, не он оставил эти воспоминания в яме. Рорк сделал это сам, и теперь он отлично помнил почему. Помнил себя прошлого. Помнил, чего ждал, все то время в своем личном аду, пока заставлял себя держаться. Элиас! С-сука. В конечном итоге Рорка сломала не яма, а то, что ни одна мразь, ни один из тех, кто был ему ближе семьи, не пришел его вытащить. Для того, прежнего Рорка это оказалось смертельным. Тот прежний Рорк слепо и одержимо верил "призракам" и ждал их вопреки всему. Ему плевать было на политику, на американские идеалы и борьбу за свободу. Его свободой и идеалами были они - его люди. Как тебе живется, Элиас? Как тебе спится? Как-то раз, задолго до того, как его выпустили из ямы, Рорк пришел в себя в лаборатории Сэндовала. Свет резал глаза, и долго не получалось сфокусировать взгляд. Эльмагро сидел рядом - вторая или третья их встреча с Рорком - крутил в пальцах красный штекер и смотрел заинтересованно. Цепко. Ждал, значит, когда Рорк сдастся. "Хуй тебе, - остервенело думал тогда Рорк. - Хуй тебе. Они придут за мной и помогут выдавить из тебя жизнь по капле. Они придут, потому что они мои". Как же Рорк его тогда ненавидел - бригадного генерала Диего Эльмагро. Самую лучшую добычу, неслучившуюся победу. Как же Рорк его хотел: содрать с него скальп, нахлебаться крови досыта. В конце концов, у каждого настоящего человека в жизни должна быть цель. Диего Эльмагро стал для него этой целью, личным Эверестом. Мечты, блядь, сбываются. Вот уж чего-чего, а Эльмагро сука судьба выдала Рорку сполна: штекером в висок, приказами и подначками, членом в задницу, плетью по спине, разговорами и доебками, нежданной помощью, невольным уважением. Годами службы. Но это теперь, а тогда Рорк просто его ненавидел так, что под кожей жгло. Тогда казалось, что сильнее уже невозможно. Нихуя Рорк тогда не знал. Как ты там, Элиас? Как ты там, после того, как бросил меня в аду, мразь? Теперь все повторялось. Разве что он теперь знал: никто не придет. И было намного легче знать - это не потому, что его бросили. Это не потому, что Стая - такие же, как "призраки". Нет. Ты завоешь, и они откликнутся. Их просто не пустят чипы контроля. Не позволят услышать, не позволят прийти. В яме было глухо и пусто, и невозможно даже умереть. Луна желтым огрызком светила сквозь ветви. Скоро пойдет дождь, и каждая капля будет как игла. Совсем скоро. Хорошо, что они не услышат. Как Рорк будет выть. *** Стая Эльмагро нравилась, несмотря на все, что он о них знал. Сэндовал их ненавидел, Рорк считал ущербными и, в общем-то, оба были правы, но в изломанности Стаи всегда оставалось что-то очень правильное. Вот такие они были на своем месте. Оружие Венесуэлы. Люди Рорка. Эльмагро шел перед их строем, и ни один не пошевелился. Машины, идеальные инструменты, и в каждом что-то от их командира. Броня из имплантов снаружи, уязвимое и человеческое - внутри. Совсем не трудно разглядеть, если знать, куда смотреть. Стая следила за Эльмагро непроницаемыми линзами глаз, и зрачки на солнце отливали серебром. Сэндовал мялся неподалеку, теребил в руках планшетку - пальцы тянулись включить чипы контроля. Если бы Стая решила напасть, он не успел бы, разумеется, и даже сам это понимал. Сэндовала это нервировало. Эльмагро - успокаивало. Ему в их присутствии было легко и комфортно, как с Рорком. Как держать пистолет по руке - если обращаться правильно, с ним удобно. Эльмагро всегда любил оружие, особенно свое. Особенно такое как нулевой отряд. Стая была у него на особом положении. Ему нравилось их баловать время от времени. Он закрывал глаза на мелкие промахи на заданиях, обеспечивал лучшим вооружением. Даже когда они угробили его личный вертолет, Эльмагро выебал Рорка, но остальных не трогал и Сэндовалу не позволил, хотя тот требовал чуть ли не отправить на коррекцию весь отряд. Иногда, читая отчеты об экспериментах, очередные "удивительные" проекты Фабрики, Эльмагро ловил себя на мысли - Сэндовала нужно будет убрать. Не сейчас, потом - как только на горизонте замаячит мирный договор. Но убрать обязательно, несмотря на всю полезность. Пулей в голову, чтобы наверняка. Эти мысли приходили ему нечасто, обычно после какого-нибудь очередного бреда вроде того дерьма с перепрограммированием личности. Или пассажей в отчетах: "новая функция мышечной блокировки позволила провести операцию без анестезии". После такого Эльмагро очень хотелось узнать: - Сэндовал, я так мало вам плачу, что вы не можете позволить пациентам пару ампул новокаина? Увы, Сэндовала было некем заменить. Всех остальных специалистов его уровня прибрали к рукам "Шариф-индастриз" и китайцы. Но однажды... можно было бы сделать Рорку подарок, пусть развлекается. В том, что Рорк жив, в том, что его удастся вернуть, Эльмагро не сомневался ни на секунду. Чуял, а чутью своему он привык доверять. Интересно, чуяла ли Стая? - Сандерс, шаг вперед, - приказал он. Почти залюбовался тем, как четко, как правильно Сандерс выполнил команду. Школа Рорка, - одобрительно подумал Эльмагро. Они были хороши. Слышишь, Рорк, они даже без тебя хороши. Но без тебя им нельзя. Из жизни Стаи вынули самое главное, самое важное звено иерархии, но пока еще вся структура держалась, Эльмагро и незримого присутствия Рорка за его плечом было еще достаточно, чтобы признавать и подчиняться. Признавать за ним право сильного. - Дерьмово вы сработали, Сандерс, - сказал Эльмагро. - Натворили хуйни и проебали Рорка. Сандерс не дернулся, никто не пошевелился - посмотреть со стороны, никаких эмоций. Их злость, их бессилие выдавали мелочи. Те же мелочи, что выдавали Рорка, когда тот бесился: напряжение вокруг глаз и губ, слишком жесткий разворот плеч, едва заметное изменение во взгляде. Эльмагро никогда не считал, что понимать людей сложно. Врагов и союзников, новых людей и старых. Любых. Наверное, он не поднялся бы так высоко, если бы не умел читать других. Стая была как любимая книга в переиздании - другая бумага и иллюстрации, но строчки все те же. Знакомые, почти родные. Эльмагро читал в них Рорка. Вещи, которые выучил давным-давно. - Хуево терять своего командира, да, Сандерс? Бесишься? Ну бесись. Я контролирую, что ты чувствуешь, значит, я могу тобой управлять. Элементарная азбука войны. - Рорк мой, - сказал Эльмагро. - Я не отдаю то, что принадлежит мне. А вы, Сандерс? Он видел по глазам - момент, когда до Сандерса дошло. Когда поняла Стая. Он их почувствовал, как всегда чувствовал людей, которыми командовал. Губы сами собой сложились в усмешку: - Если готовы подчиняться приказам, пойдете со мной. *** В конце концов, даже боль выцвела и отошла на задний план. Мысли на Рорка накатывали волнами. Ты расслабишься, отдашься - и тебя унесет. Рорк этого хотел. Сам не понимал, почему не получалось. Когда-то он держался на упрямстве и на вере, что "призраки" придут. Теперь-то знал точно, что уже все. Хотя... наверное, не все. Просто все заново. Американское правительство вернет заблудшего киборга обратно, его обработают и поставят в строй, и Рорк пойдет. Наверное, он опять многое забудет. Поверит, что служба Федерации была ошибкой, и на Стаю будет насрать. Он снова начнет носиться за скальпом господина генерала. Вернется к "призракам". Элиас попросит прощения и расскажет, как тяжело было разжимать пальцы тогда, над взбесившейся рекой Гуайре. Рорк думал об этом и понимал - он простит и снова будет предан своей команде, потому что забудет ад в лабораториях Сэндовала, и грызню Стаи, и Волну, и генерала Эльмагро. Станет новым, и этому новому Рорку будет абсолютно похуй, что его предали. Он будет рад вернуться домой, в тишину собственной черепной коробки. Будет верить Элиасу, Мэррику, Кигану, Аяксу... Он будет верить, что это все было настоящим: рука на плече. Кривая улыбка Кигана. Мэррик и его несмешные анекдоты. Их общее прошлое. Рорк был счастлив тогда, наверное. Это счастье еще можно было вернуть, если стереть как ластиком последние шесть лет. От одной мысли затапливало ненавистью. Плотной и тягучей, как мазут. Ни за что, блядь. Ни за что и никогда. *** Если бы мог, Эльмагро не пошел бы сам. По-хорошему, он вообще не имел права на всю эту авантюру. Господин генерал республики Венесуэла, фактически командующий ее армии, не должен был срываться с диверсионной группой на вражескую территорию, чтобы вернуть одного единственного капитана. Не должен был, но мог. Эльмагро не искал себе оправданий, потому что знал, куда и зачем идет. Он просто не собирался отдавать Рорка американцам. И не верил, что кто-то еще способен повести Стаю теперь. Не было среди его командиров того, кто справился бы - смог бы понимать Сандерса и остальных без слов. Не было того, кому они бы доверились. В себе Эльмагро не сомневался, потому что знал этих людей, а они знали его. Не лично, через Рорка, но этого было достаточно. Не так уж сложно было подстраиваться под их неспособность говорить. Кивок - да. Мотнуть головой - нет. Все необходимые вопросы Эльмагро мог задать сам. Все необходимые изменения в маршруте группы Сандерс мог показать пальцем на карте. Найти, где держат Рорка, оказалось несложно, но дорого. Стоило и денег, и человеческих ресурсов. Улететь из Венесуэлы оказалось еще дороже. - Что вы делаете, Диего? - спросила Иньос Альварес, когда Эльмагро отдавал ей распоряжения: передать командование войсками генералу Пересу, проследить за нейтрализацией вирусной атаки. Ждать возвращения. Альварес выслушала молча, не перебивая. И спросила только это. Она редко называла Эльмагро по имени, когда действительно за него боялась. Почти никогда не позволяла себе переступать черты. Эльмагро любил ее за это. За спокойный сдержанный профессионализм и за способность быть рядом, когда это необходимо. И он прекрасно знал, что делает. - Глупость, Иньос. Вы со мной? - Разумеется. Наверное, при других обстоятельствах он мог бы на ней жениться. В самолете было холодно и шумно. Скоростной "спрайт" не отличался комфортом, но он был быстрым, и он мог обойти радары американцев. Почти все время перелета Эльмагро спал, чтобы восстановить силы. Все равно план операции он обрисовал Сандерсу заранее, и обошлось почти без поправок. В конце концов, Эльмагро знал способности Стаи, легко подстраивал тактику под них и под себя. Он планировал так, как на его месте мог бы планировать Рорк. Сандерс это понимал, схватывал на лету. И уважал за это. Его уважения было более чем достаточно для совместной работы. *** Сандерс не любил Границу. Момент, когда угасала последняя связь с остальными, со всеми, кто не был рядом, болел почти физически. Сандерс переставал чувствовать себя собой. Присутствие капитана Рорка обычно успокаивало, и его потеря ощущалась особенно остро. Группа была небольшой - восемь бойцов нулевого, тройка чужаков, которых выбрал генерал, и сам Эльмагро. Чужаки Сандерсу не нравились - он терпеть не мог работать смешанной группой - и остальным тоже, но они были нужны. Там, куда они шли, защиту рассчитывали на киборгов, и чужаки увеличивали шансы на успех. Это была идея генерала Эльмагро. Раньше Сандерс никогда о нем особенно не задумывался. Эльмагро был частью жизни, с которой Стае почти не приходилось сталкиваться лично. Сандерс видел генерала в основном через капитана Рорка. Лично, рядом Эльмагро казался другим. Он был сильнее. Тяжелее. Был чужаком и одновременно нет. Генерал смотрел на людей, а казалось - запускал внутрь невидимую руку. Сандерс ощущал присутствие Эльмагро почти физически, не так, как своих, но так же сильно. И он впервые понимал, почему тогда давно капитан Рорк проиграл. *** Рорк пропустил момент, когда начал слышать Сандерса - статика чужого присутствия просачивалась в голову шорохом где-то на самой границе восприятия. Еще не словами - отголоском зова. Присутствием: красным и немного шероховатым. Вокруг воняла яма, шелестели высоко над головой проклятые джунгли, и эта синтетическая реальность шла рябью. Рорк вскинулся, вопреки тому, что в первый момент еще не верил и понимал - вокруг не было ничего настоящего. Он потянулся навстречу, голосом, всем собой. "Сандерс!" Шипение статики стало ответом. Пробивалась только уверенность: Стая шла за Рорком. Они были далеко. Они могли не успеть. Это, блядь, вообще не укладывалось в голове - как они отключили чипы контроля? Но они не бросили его умирать. От этого яма выцветала вокруг, шла полосами, как плохая видеозапись, пока Рорк не остался в темноте. Только он, отголосок зова и все то дерьмо, которое так не хотелось помнить. У Сандерса был чип контроля, чип, который физически никуда бы его не пустил. Сандерс не был другом Рорка, боялся его - как и любой в Стае. Сандерс даже не любил, не в нормальном смысле. Но Рорк был их капитаном. Принадлежал им, так же как и они ему. У Стаи многое отобрали, и за то, что осталось, они цеплялись изо всех сил. Думать об этом было погано. Погано было сравнивать - прошлое и настоящее. Потому что у Элиаса не было чипа контроля. Элиас был Рорку ближе брата, ради Элиаса Рорк был готов сдохнуть. Был готов поклясться - Элиас пойдет за ним даже в ад. И Элиас оставил Рорка гнить и сходить с ума в паутине проводов. И от этого было поганее всего. Воспоминания бились в черепной коробке. Было бы здорово выскрести их и сжечь. Наконец-то пробившийся голос Сандерса отвлек, заставил спрятать отраву в сейф, и стало немного легче дышать сквозь ненависть. "К..п..тан! Капитан! Мы здесь", - прошелестело в темноте. Мы здесь. Рорк потянулся навстречу. "Доложить обстановку". Сандерс не стал рассказывать, отправил фрагментом своего сознания, и Рорку сразу все стало ясно. Это не Стая пришла, не только она. Стае хотелось, но с поводков их спустил кто-то другой. За Рорком пришел генерал Эльмагро. Пришел штекером в висок, годами службы, плетью по спине. Отличная шутка, да, Элиас? *** Им повезло - Эльмагро это понимал - американцы не успели перевезти Рорка в центральную лабораторию "Шариф-индастриз" в Далласе. Научный комплекс под Остином, где его держали, охранялся хуже. Да и информацию о нем раздобыть было проще. Работать со Стаей оказалось легко и приятно, как Эльмагро и предполагал, а людям Эльмагро отдал приказ по возможности держаться в стороне. Стая не любила чужаков. Они проникли в комплекс с северного выхода. Сначала Эльмагро и те, кого он выбрал из обычных бойцов - нужно было отключить защиту от киборгов - потом Сандерс и остальные. Обычная боевая операция. Оказывается, Эльмагро давно этого не хватало: простоты. Однозначной задачи. Адреналина. Опасности. Того, чем жил Рорк и что Эльмагро раз за разом в нем чуял. Рорк был в этом лучшим, и потому его обязательно нужно было вернуть. Когда Сандерс и остальные бойцы Стаи вышли на позиции, они прислали подтверждение - на экране на предплечье Эльмагро зажглись зеленые индикаторы. Элементарный код - идея для последней минуты. Зеленый сигнал - "да". Красный - "нет". Если бы какой-нибудь другой командир предложил строить операцию вот так - фактически вслепую, без возможности говорить с большей частью команды - Эльмагро назвал бы его идиотом. Но он знал свои возможности и потому не сомневался. В Стае и в людях, которых взял с собой - тоже. От грохота взрыва содрогнулись стены - грянуло точно в срок, Сандерс сработал чисто. Неплохой отвлекающий маневр. Как и полагалось по плану, Эльмагро выждал полторы минуты и двинулся вперед по коридору. Сандерс нагнал его на повороте - Эльмагро не увидел, почувствовал. Там где тот стоял воздух дрожал, как над костром. - Все ровно? Сандерс на секунду отключил фантом, кивнул и включил снова. Они свернули к лестнице на нижние уровни комплекса, спустились на три этажа - бесстрастный голос лейтенанта Риверы в наушнике описывал маршрут до лабораторий. Сандерс перемещался бесшумно, если бы Эльмагро не знал о нем, скорее всего не заметил бы. На этаже с лабораториями выла сирена эвакуации. Немногий оставшийся персонал покидал помещения под охраной. Действовали организованно и чисто, без паники. Молодцы. Жаль, что нельзя было перебить их всех. Когда послышались шаги, Сандерс вжал Эльмагро своим телом в стену, переключая режим фантома, и маскировка укрыла их обоих. Это сработало, и отряд охраны прошел мимо. "Защита нижнего комплекса перенастроена, господин генерал, - отрапортовал Ривера почти минуту спустя. - Можно идти, там чисто". - Принято, - отозвался Эльмагро. - Всем остальным оставаться на позиции. Сандерс, ваши страхуют и пусть начинают готовить отход. Сандерс убрал "фантом" окончательно и кивнул опять. Рорка они обнаружили в одном из дальних помещений. В изодранной одежде, безучастно застывший на кресле, он был точно таким же, каким Эльмагро когда-то увидел его в лаборатории Сэндовала. Он был тем, кого Эльмагро никому не позволил бы забрать. Ты мой, Рорк. Ты мой целиком: каждая клетка тела, каждая искра в имплантах. Эльмагро сам выдернул из разъема штырь блокиратора. Рорк бессмысленно моргнул несколько раз, как после сна. Зрачки сжались в точку и расширились, отливая серебром. Поймали лицо Эльмагро в фокус. И взгляд стал таким же, каким был много лет назад, тогда же, в лаборатории Сэндовала. Ненавидящим. Больным. Таким, что хотелось оскалиться в ответ. *** Первым, что Рорк увидел, когда темнота отступила, было лицо Эльмагро. Усталое, осунувшееся. Тени под глазами казались почти черными. Но взгляд был - как обычно. Цепким, внимательным. Довольным. Как когда-то давно, когда Рорк пришел в себя в лаборатории Сэндовала и сказал "да". На все сразу, авансом. Потому что больше не мог оставаться в аду, гнить заживо и не иметь возможности даже умереть. Тогда Рорк не ненавидел. Сил ненавидеть не было. И помнить тоже. Себя - капитаном "призраков", Эльмагро - врагом и добычей. Теперь он вспомнил все сразу - эти годы, Стаю. Себя прежнего. Элиаса. Теперь этим захлестнуло с головой. Рорк смотрел на генерала Эльмагро и ненавидел за все, что произошло - за свою одержимость, и за то, что проиграл, и за то, чем Эльмагро его сделал - и хотел убить. Уничтожить. Стереть в порошок. За штекер, за плеть. За то, что за эти годы научился признавать, уважать и ценить. За то, что Эльмагро пришел, когда все остальные оставили гнить. Эль Рорк - называл его Эльмагро. Будто метку ставил. Эл, сука. Габриэль Эл Рорк. Я теперь помню. Убить бы тебя. Выдавить жизнь по капле. *** Глядя Рорку в глаза, Эльмагро непроизвольно потянулся к оружию и одернул себя только в последний момент. Инстинкт требовал - убей. Перед тобой враг. Прицел на цель, и нажми на курок. Наверное, только чутье и самоконтроль заставили его остановиться. Вдохнуть, выдохнуть. Подумать. Сказать себе: нет. Время оружия прошло. Перед Эльмагро был Рорк. Его Рорк, и что бы ни случилось, и как бы он ни смотрел, и что бы ни думал, это не могло измениться. Эльмагро им обладал. И верил в него. Потратил годы на то, чтобы сделать Рорка тем, кому мог безоговорочно доверять. Он никогда не умел отказываться от того, во что верил. Эльмагро протянул вперед пистолет: - Не разочаруй меня, Рорк. Рорк сел - пальцы уверенно обхватили рукоять - оскалился и ответил: - Не разочарую, господин генерал. *** Голос Сандерса скользнул по краю сознания, отрезвляя, и Рорк встряхнулся. Он взял пистолет, который протянул ему Эльмагро. И решил для себя: позже. Сначала нужно было выбраться, все остальное могло подождать. "С возвращением, капитан", - сказал ему Сандерс. Действительно. С возвращением. Выбраться из комплекса оказалось до смешного легко. Группа сработала чисто, грамотно - и бойцы Стаи, и люди, которых Эльмагро взял с собой. Как часы. Рорк читал это на Волне - невольное уважение своих, готовность принимать, и тщательно прятал свою ненависть в сейф, отстранялся, чтобы не выдать. Нет, это было личным. Только между ним и господином генералом, не для посторонних. Оценивая ход операции, Рорк понимал - Эльмагро отлично все спланировал. Рорк на его месте действовал бы так же, и слишком хорошо знал, у кого Эльмагро этому научился. Не мог не вспоминать разговоры в кабинете, азарт, с которым Эльмагро выспрашивал детали, споры и собственное затаенное, почти постыдное удовольствие - от мысли о том, что его, Рорка, слушают. Что его силу и его умения признают. Эльмагро изучал его и его манеру мыслить. Присваивал себе. Щедро платил вниманием в ответ. В Америке было не так. Тогда Рорку было глубоко срать на командование, на всех генералов разом. И им на него тоже. Ему поручали задание, он его выполнял. Никому тогда не приходило в голову лезть глубже. У Рорка были "призраки", и ему этого хватало. Начальство он воспринимал как винтики в системе. Во всей американской армии не было такого человека как Диего Эльмагро. Впрочем, это Рорк знал и тогда. Потому и выбрал его своим трофеем, потому был им одержим. В результате трофей поймал его сам, воткнул штекер в висок и посадил в яму, чтобы вытащить из нее. Теперь уже дважды. Рорк собирался убить его за это. Раздавить горло. Пустить пулю в лоб. Провернуть нож в брюхе. Он мог это сделать сразу, как только открыл глаза. Потом снова - в верхних коридорах комплекса, почти у самого выхода. В салоне "спрайта", когда Рорка окружили бойцы Стаи. Сам не знал, почему медлил. Чужая радость кипела серебром на Волне - острая, довольная. Сандерс и остальные вернули Рорка, укутали его собой и, казалось - прижимались разъемами к разъемам, висок к виску. Эльмагро сидел в стороне, устало откинувшись на спинку кресла. Воротник стандартной униформы раскрылся, обнажая горло. Возможность убить была идеальная. Рорк был среди своих - троих чужаков можно было бы убрать за секунды. Рорк подошел ближе. Ему по-настоящему этого хотелось - протянуть руку и сжать горло. Почувствовать пульс, последний судорожный вдох. И раздавить. Почему-то вспомнилось: Рорк знал, как Эльмагро дерется. Как бьет - кулаком, плетью, словами. Как побеждает. Как, блядь, трахается. Он это выучил. Странно, но Эльмагро даже такой - заебавшийся в ноль, усталый - не казался слабым. Когда Рорк подошел ближе, он приоткрыл глаза, как будто почуял, и сказал: - Разбуди через два часа. - Разбужу, господин генерал. Наверное, это бесило больше всего. То, что он выдрессировал Рорка. До бездумного, слепого подчинения выдрессировал. Ярость кипела внутри красным, жгла пальцы - вцепиться, рвать голыми руками. Просачивалась из сейфа на Волну и заставляла нервничать Сандерса и остальных. Эльмагро как будто не замечал - снова прикрыл глаза, выдохнул, расслабился на кресле. Он доверял. Даже мысли не допускал, что Рорк мог вспомнить себя прежнего, "призрака". Наверное, нужно было удавить сразу, когда Рорк только открыл глаза тогда, на кресле Сэндовала. До того как случились сучьи эти годы. А может быть, так было даже лучше. Теперь можно было бы сделать все правильно: в кабинете Эльмагро. Чтобы кровь залила его блядский стол, каждую оставленную пальцами Рорка царапину. Отличная идея, да, Элиас? Тебе бы это понравилось. Рорк собирался предать. Так же, как его когда-то предали. - Господин генерал, разрешите доложить сразу по прибытии. У вас в кабинете, - наверное, по голосу все сразу становилось понятно. Но Эльмагро только лениво приоткрыл один глаз, посмотрел равнодушно, оценивающе и ответил: - Ну доложи, если неймется. *** Ненависть Рорка Эльмагро раздражала. Она вызывала желание огрызнуться, поставить на место и врезать по морде от души. До сбитых костяшек. Это была инстинктивная реакция на врага рядом - уничтожить. Наверное, если бы Рорк не был настолько прозрачен, Эльмагро бы не удержался. Пустил бы пулю в лоб и забыл. Но Рорк разве что табличку над собой не повесил: хочу убить Диего Эльмагро. И он совершенно точно был не в себе. Достаточно было посмотреть, как на него реагировали Сандерс и остальные из Стаи. Как будто в одну секунду хотели подойти ближе, а в другую - отодвинуться на безопасное расстояние. И все же Рорк не нападал. Эльмагро его знал и потому понимал, если бы Рорк хотел, по-настоящему хотел убить - он уже бы это сделал. Тем не менее, что-то случилось там, у американцев, встряхнуло его. Вывернуло. Выломало. Эльмагро не знал, что именно, и потому мог только выжидать. Рорк не нападал. Пока этого было достаточно, чтобы верить в Рорка и спать в его присутствии. *** Рорк сидел рядом почти все время перелета. Не так уж и много было места в кабине "спрайта", чтобы держаться в стороне и от Стаи, и от остальных. Господин генерал действительно уснул, как будто присутствие Рорка его совсем не напрягало. Как будто было привычным. Или же он просто настолько вымотался за эти дни. На таком расстоянии Рорк слышал его дыхание. Спокойное, глубокое. Улавливал запах и ощущение тепла. Когда-то давно после заданий Рорк сидел так с Элиасом. Элиас прислонялся к его плечу, отрубался от усталости и в мире все было на своих местах. Рорк был счастливее тогда, пожалуй. Никто не лез ему в голову десятками чужих голосов, никто не порол его плетью, никто не нагибал над столешницей и не опускал до уровня вещи. И можно было верить своим - от души, без оглядки. Рорк тогда еще не знал, что за ним никто не придет. Правда, Элиас? Хотел бы я посмотреть тебе в глаза и понять, как ты с этим живешь. Рорк разбудил Эльмагро через два часа. Тот встряхнулся, устало потер лицо и принялся копаться в планшетке, которую взял с собой: читал что-то, набирал какие-то сообщения. Должно быть из-за того, что он сорвался спасать Рорка, дел накопилось до жопы. С посадочной полосы они почти сразу пересели в присланную за Эльмагро машину. Тот задержался только чтобы оставить распоряжения для Сэндовала: вернуть Сандерса и остальных в казарму, отключить блокираторы. В машине Эльмагро молчал, смотрел в окно, отстукивал пальцами незамысловатый ритм по колену и не смотрел на Рорка. Он казался абсолютно расслабленным. Как хищник перед прыжком. Рорк не сомневался, что сможет его убить. Он, блядь, больше всего на свете хотел его убить. Почему-то вспоминалось - а ведь когда они схлестнулись на ринге, Рорк тоже не сомневался в победе. Ни на секунду. Но он проиграл, и Эльмагро тогда впервые трахал его, вжимая своим телом в маты. Что же он сказал тогда? Точно. "Терпи, Рорк. Это закон". - Отличные законы у Стаи, да, господин генерал? - Рорк спросил это вслух, потому что достало молчать. И потому что не удавалось держать ненависть в себе. Он спросил как будто между делом. Так, без обиняков. Вдруг захотелось поболтать. Напоследок. Эльмагро повернул к нему голову, вопросительно вздернул бровь: в каком смысле, мол. - Сильный имеет слабого, - пояснил Рорк. - Когда хочет и как хочет. Удобно, да? Если ты сильный. Эльмагро смерил его насмешливым взглядом, словно видел насквозь и ответил. Спокойно и назидательно: - Слабый имеет слабого, Рорк. Когда хочет и как хочет. А сильный имеет слабого, когда это необходимо. Уже за одно это стоило бы выпустить ему кишки. Болтать Рорку расхотелось. Иньос Альварес встретила их у входа в административный корпус - машина подъехала к самому крыльцу, Эльмагро вышел первым. - Мы с Рорком поднимемся в мой кабинет. Не беспокоить, - сказал он. Альварес кивнула. Скользнула по Рорку спокойным взглядом, и ответила: - Пришел отчет из вирусной лаборатории. - Занесите через час. В кабинете все было как обычно, Рорк так часто приезжал к Эльмагро, что успел запомнить каждую крохотную царапину, каждую мелочь. Наверное, смог бы нарисовать по памяти, не напрягаясь. Будто домой вернулся. Херня это все, господин генерал. Хотя самому Эльмагро мысль наверняка бы понравилась. Господин генерал в своем кабинете чуть ли не жил. Боковая дверь вела в крохотную ванную, в шкафу лежали подушка и одеяло. Рорк об этом знал, он вообще слишком многое знал. Выучился. Выдрессировался. Стал медведем на поводке. Изменился. Было в генерале Диего Эльмагро что-то, что меняло людей. Тянуло к нему других, и Рорк это чуял еще даже когда не знал его лично. Эльмагро мог сколько угодно трепаться про новых людей Венесуэлы, но то дерьмо, которое творилось в его стране, уже случалось дохрена раз. Единственным новым человеком Венесуэлы был он сам, и остальные шли за ним, как за долбаным крысоловом. Обожали его, тянулись к нему. Отказывались от мира ради войны, умирали за Диего Эльмагро и были счастливы до своего последнего вздоха. Щелчок замка, когда Рорк закрыл дверь, показался очень громким. Нужно было что-то сказать, и Рорк заговорил: - Знаешь, господин генерал, на самом деле "эл". Он обернулся, и Эльмагро сел за стол в кресло, вопросительно вздернул брови. Продолжай, капитан. Я слушаю. - Габриэль "эл" Рорк, - пояснил Рорк. - Меня так зовут. "Л" твердая. Не "эль". Эльмагро склонил голову набок, с интересом, а потом достал пистолет из кобуры - пафосный русский "грач" с портретом Симона Боливара на рукояти. Рорк не боялся, он знал, что успеет первым. Ты не победишь, господин генерал. Твое время вышло. И ни один фокус, и никакие слова не спасут твою сраную жизнь. Элиасу бы это понравилось. Рорк надеялся, что Эльмагро выстрелит. Ждал этого. Хотел на самом деле, чтобы тот сопротивлялся и проиграл, и чтобы, подыхая, посмотрел в глаза. Чувство было такое, будто они снова сошлись на ринге - воздух казался плотным и горячим, и злость красным кипела внутри. Но Эльмагро взвесил пистолет в ладони, словно прикидывал что-то, и отложил на край стола. Далеко, так что сразу и не дотянуться. Он часто так делал в присутствии Рорка. Смотри - я тебя не боюсь. Мне не нужен пистолет, чтобы тобой управлять. Зря, господин генерал. А мог бы умереть как солдат, с оружием в руке. Рорк сел в кресло для посетителей, не спрашивая разрешения, и сказал: - У "призраков" тогда был список тех, от кого нужно избавиться. С десяток имен, я всех уже и не помню. Я шел только за тобой. Тогда первым на Эльмагро напал Элиас. И быть бы Элиасу мертвым, если бы не Рорк. Ты отлично мне отплатил, верно? - Я бы снял с тебя скальп, господин генерал. И прибил бы вместе с твоим беретом над кроватью. - Чтобы дрочилось лучше? - с усмешкой поинтересовался Эльмагро. Хотелось вбить ему в глотку его поганый язык. Господин генерал это умел - говорить так, словно крючья под кожу загонял. Сучий потрох. - Просто вспомнилось вдруг, - не повелся Рорк. - Мне вообще у американцев многое вспомнилось. - Например? Например, как Элиас отпустил руку. И гнилые, грязные воды Гуайре. И бесконечные месяцы в аду. - Разное. Яма. Лаборатория. Как ты, господин генерал, втыкал мне штекер в висок. Эльмагро подался вперед, будто гончая, которая почуяла след: - Ты пытался меня убить, Рорк, ты попался и ты стал мой. И я ебал тебя штекером в твои разъемы раз за разом. Мне это нравилось. Не сомневайся, я бы повторил. Это Рорку в нем почти нравилось. Эльмагро не сожалел. Ни о штекере, ни о том, как расписывал Рорку спину плетью, ни о том, как раскладывал на столешнице. Внутри Эльмагро был стержень и не было чувства вины. Да, он бы повторил. Рорк встал, подошел к нему вплотную. Эльмагро держал его взглядом, запрокинул голову, открывая горло. Он не боялся. Не сожалел. Он мог уйти победителем. Рорк положил ему ладонь на горло, наклонился ближе и потерся височным разъемом о висок. Давно ведь хотел так сделать. Хотелось растереть чужое спокойствие в крошево. - Знаешь, что я тебе скажу, господин генерал? - доверительно шепнул Рорк. - Ответь мне на один вопрос. Ответишь правильно, и я тебя не убью. Эльмагро молчал. Не пытался отодвинуться, сидел неподвижно. И от его тела волнами шло тепло. С Эльмагро вообще никогда не было холодно. Рядом с ним Рорка обычно грела злость. И каждый вдох рядом был раскаленным и сладким. Если бы ты узнал, ты назвал бы меня больным, Элиас. И Рорку действительно было интересно: - Как думаешь, господин генерал, каково это? Знать, что кто-то из-за тебя гниет в аду. Просыпаться и засыпать с мыслью, что ты оставил своего друга подыхать собачьей смертью. Что твой друг, тот, кто вытаскивал тебя из самого разного дерьма, ждет тебя, каждую гребаную секунду. Как это: оставить меня в яме и двигаться дальше? Как тебе это удалось, Элиас? Похоронить меня заживо. Как ты, блядь, смог, сука? Глаза у Эльмагро были темные, спокойные. С такого расстояния можно было различить каждую крохотную крапинку на радужке. Ты умрешь. Я раздавлю тебе горло, похуй на ответ. Только Рорк снова его недооценил. Эльмагро положил руку поверх запястья, сжал, и сказал: - Не знаю, Рорк. Я не оставил тебя в яме. Сказал, как только он, наверное, и умел: словами - навылет. Насмерть. С-сука. Только он так мог: пырнуть правдой в живот. И провернуть. Рорк расхохотался. Заржал до слез. Ничего не мог с собой поделать. Но ведь правда же смешно. Вся жизнь Габриэля Рорка оказалась одной затянувшейся на годы шуткой. Смешно, Элиас. Мой враг оказался лучше, чем ты. *** Когда Рорк положил ему руку на горло, Эльмагро хотел его уебать. Ножом в брюхо и провернуть. Раздавить суку. Желание было едва осознанным, глубинным. Привычным. Эльмагро, сколько себя помнил, жил войной. Она пламенем текла у него в венах вместо крови. Она была его инстинктом, воздухом в его легких. Рорк был врагом совсем рядом, он угрожал. И ему было хуево. Ладонь у него была ледяной, держала за глотку, но Эльмагро не дернулся, не напал и не огрызнулся в ответ. Это было нелегко - сдержаться. Врага бы Эльмагро не пожалел, но под всем тем дерьмом - идиотским, едва ли не по-детски наивным - которое нес Рорк, он все еще оставался своим. Тем, кому Эльмагро верил. Тем, кто не мог сам выбраться из ямы. Хуевым бы Эльмагро был генералом, если бы оставил его так. Да, Рорк был не в себе, да, он был опасен, и он даже сам верил в ту хуйню, которую нес. Но он медлил, не сжимал пальцы. И он принадлежал Эльмагро - целиком, полностью. Все плюсы, все минусы и все дерьмо, которое накипело. Если признаешь кого-то своим, будь готов справляться со всем, что прилагается. Эльмагро считал себя готовым, верил в это и привык ставить свою жизнь на то, во что верил. Он не мог ударить первым. Это было бы предательством. Не Рорка - себя. Эльмагро не собирался ни умирать, ни жить предателем. Только поэтому он вытерпел ладонь на горле и дерьмо, которое сочилось из Рорка вопросами - ненавистью пополам с болью и застарелым гноем. Поэтому Эльмагро ответил ему - вскрыл нарыв. И когда Рорк рассмеялся, с тем же успехом мог бы завыть. *** От смеха подводило живот, перехватывало горло. Наверное, если бы Рорк перестал смеяться, он бы блеванул. Больше всего хотелось, чтобы Эльмагро въебал ему по морде. От души, чтобы вырубило. Рорк бы, может, даже попросил об этом, если бы удалось выдавить слова сквозь смех, но пока никак не получалось. Эльмагро потянулся к левому ящику стола - это было неплохо, от плети Рорк в тот момент тоже бы не отказался - достал ром и плеснул в стакан. Когда он сунул стакан Рорку в руки, тот треснул, но не разбился - хорошо, что Рорк не успел сесть на зарядку и импланты-усилители все отключились, иначе получилось бы неловко. - Пей, Рорк, - сказал Эльмагро, подтолкнул стакан к губам. Смех постепенно сходил на нет, оставлял после себя поганый привкус во рту. Рорк выпил. Ром обжег горло, прокатился жидким огнем до желудка, и Рорк провел рукой по лицу, стирая слезы. Хуйня, это от смеха. От смеха и от рома: давно так не ржал и давно не пил. Перед Эльмагро было стыдно. Перед ублюдком и уродом, который прогнул Рорка под свою страну. Перед своим генералом. В Америке с Рорком такого не случалось. Там ему ни перед кем и никогда не было стыдно. И на всех генералов разом ему было, в общем-то, похуй. Стакан опустел, и Эльмагро тут же налил еще. Рорк почувствовал, что накатывает икота, и выпил снова. Смешно. Расклеился, как последний щенок. Как ни странно, Эльмагро ничего ему не говорил. Должен был бы презирать - за слабость, за вот это все дерьмо - но не презирал. И не жалел. Просто был рядом. Он почему-то всегда оказывался лучше, чем Рорк о нем думал. Дыхание постепенно успокаивалось, ненависть отступала, оставляя после себя неприятное, сосущее ощущение пустоты. Как будто дыру пробили. Хотелось заползти куда-нибудь и просто перестать - чувствовать, быть. Думать, в первую очередь. - Откуда у вас ром, вы же не пьете? - наконец спросил Рорк, когда молчание затянулось. - Для гостей, - ответил Эльмагро, достал себе ополовиненную бутылку минералки и сделал большой глоток. Рорк проследил за движением горла. Убивать больше не хотелось. Было почти все равно: - Что теперь со мной? К Сэндовалу в лаборатории или ебать будете? За жизнь свою Рорк не боялся. Сам не знал почему. Правильно, в общем-то, не боялся. Эльмагро усмехнулся уголком рта и ответил: - За такое дерьмо, Рорк, не ебут. За такое закапывают. Но мне дорого обошлось тебя, долбоеба, вытащить. Так что да, выебу и успокоюсь. Рорк кивнул: понятно. Сильный имеет слабого, когда это необходимо, да? - Можно мне еще выпить? - спросил он. Эльмагро вопросительно вздернул брови. - Можно мне еще выпить, господин генерал? - исправился Рорк, подумал и даже добавил. - Пожалуйста. Эльмагро налил ему еще - совсем немного, на два пальца. Рорк теперь пил медленно, крохотными глотками, просто чтобы чем-то себя занять. Опьянения не чувствовал, хотя не пил уже несколько лет, кажется. Сэндовал не разрешал. Эльмагро заговорил, когда ром почти закончился: - "Призраки", Рорк, не пришли за тобой, потому что они тебя любили. Любовь, Рорк, отпускает. Она так устроена. И твои "призраки" тебя отпустили, погоревали и двинулись дальше. Я не они. Я, Рорк, тобой владею. Ты мой. Весь, целиком. Ты был мой еще когда только пришел меня убивать, когда проиграл мне. Настоящий человек может отпустить то, что любит. Но не то, что считает своим. Поэтому я вытащил тебя из ямы. Если все повторится, вытащу еще раз. И еще. Сколько потребуется. Рорк допил все, что оставалось в стакане залпом, и признался: - Знаете, вот это бесит меня больше всего. Ни порка, ни даже ебля, а такое отношение. Я, господин генерал, не вещь, я живой. Уж какой есть. - Если бы ты не был живым, Рорк, нахуй бы ты был мне нужен? - Эльмагро убрал бутылку, закрыл ящик. Странно, что не стал доставать плеть. - Я бросил все и полетел вытаскивать тебя, такое не делают ради вещи. Ты придумываешь про меня какое-то дерьмо, все боишься, я отниму у тебя что-то - человечность или какую-нибудь еще хуйню. Мне это не нужно. Ты уже мой. Я не стану обкрадывать сам себя. Все-таки Эльмагро был тем еще самодовольным ублюдком, но Рорк его понимал. Научился этому пониманию у Стаи. Прежний Рорк - "призрак" - бы так не смог. Он был живучим, тот прежний Рорк. Он не умер, его не убили месяцы в яме и годы после. Он все еще жил внутри: злостью на Элиаса, болью и собственническим желанием присвоить Эльмагро в ответ. Если я принадлежу тебе, ты принадлежишь мне. У нас одна веревка на двоих. Она приволокла тебя, когда ты был мне нужен. Прежний Рорк не исчез, он просто стал частью чего-то нового. Чего-то большего. Частью Стаи. Тем, за кем пришли. Рорк потянулся вперед, коснулся виска Эльмагро височным разъемом. Легко, походя. Зная, что Эльмагро поймет правильно, и пообещал: - Если ты предашь меня, господин генерал, я достану тебя даже в аду. Он хотел это сказать, дать понять: Если ты предашь меня, в третий раз из ямы я уже не выкарабкаюсь. Эльмагро коротко сжал его плечо, не отстраняясь, и ответил: - Хорошо.