Пока играет оркестр

Сумасшествие. Вот пожалуй и все, что думает Освальд об их союзе, подавляя в себе признаки перманентного раздражения и растягивая губы в почти искренней улыбке каждый раз, как фальшиво-восторженное «Оззи» доносится его ушей. Притворяться нет никаких причин, но от старых привычек трудно избавиться. Барбара и не собирается. Освальд почему-то ей позволяет. Готэм сожрал и выплюнул их по меньшей мере дважды. Они настолько поломанные, что все давно махнули на них рукой, они настолько безумны, что принимают это и идут дальше, даже не потрудившись вытереть чужую кровь с пальцев. Это только начало. И они готовы отыграться, готовы подчинить Готэм себе только потому, что могут, или утопить его в крови, если потребуется. Их сводит вместе нелепый случай, а сближает чувство абсолютной власти и безнаказанности. Все то, что олицетворяет собой этот пропахший кровью и сухим пеплом город. Опьяняющее, манящее… Сумасшествие. Освальд специально растягивает гласные, и словно пробует слово на вкус. Оно горчит, неприятно жжется на кончике языка, и Кобблпот спешит залить его выпивкой. Кин хмыкает понимающе и подливает еще мартини в его бокал, благо весь бар в ее распоряжении. Владеть Готэмом оказывается занятием крайне неблагодарным, и Барбара готова разделить с Кобблпотом тяжкое бремя, а то и вовсе прибрать власть к собственным рукам, если возможность подвернется. А пока она громче всех хлопает в ладоши и поздравляет нового мэра. Они называют друг друга друзьями чисто машинально, не особо вкладывая что-либо в это понятие просто потому, что это до удивления удобно. Барбаре нравиться, что частые визиты господина мэра создали ее заведению «нужную» репутацию. Освальда вполне устраивает то, как он выглядит на передовицах газет с ослепительной блондинкой рядом. Они оба просто обожают то, как все это раздражает правильного до зубовного скрежета Джима Гордона. Их объединяет только это. Ну и пожалуй справки из Аркхема, выписанные полубезумным ученым, и выставленные настолько напоказ, что в их подлинность давно никто не верит. Странным образом, никто и не пытается указать на это пальцем. Ведь это Готем, на каждого психа здесь найдется еще десяток. Впрочем, кому какое дело, пока играет оркестр и льется шампанское? Сходить с ума вместе оказывается чертовски весело. Сходить с ума вместе оказывается невероятно удобно. Барбара безумно хохочет, проталкиваясь сквозь толпу, плюхаясь рядом с Освальдом на диван, и закидывая длинные ноги на его колени. В конце концов, это лишь спектакль для всех этих толстосумов с дорогими часами и словами, не стоящими ровным счетом ничего. Освальда вроде как все устраивает. Ему правда нравиться быть частью этого шоу. И Барбара ему тоже нравится. Каждому фальшивому королю нужна своя фальшивая королева. Когда-нибудь, в этом он уверен абсолютно точно, Кин попытается усесться в его, Кобблпота, кресло, и тогда он совершенно точно пристрелит больную сучку. А пока он блаженно улыбается, откидываясь на спинку дивана, и осушает протянутый блондинкой бокал, салютуя им Гордону, следящему за парочкой с другого конца зала. Барбара манерно чмокает Освальда в щеку и улыбается Джиму широко-широко, словно говоря: «Это Готем, детка! Прими его, и он примет тебя ». Джим скрипит зубами, злится, но сдаваться не собирается. Освальду и Барбаре его даже жаль. И они могли бы даже подтолкнуть незадачливого детектива, но так уж сложилось, что они предпочитают толкать в бездну друг друга, но не Джима Гордона. Либо же прыгать в нее вместе. Так привычнее. Веселее. Удобнее. Это их собственное определение дружбы. Персональное выражение заботы, спрятанное за глупыми ужимками, полупустыми угрозами и до одурения приторными «Оззи». И неважно, что когда-нибудь они точно вышибут друг другу мозги.