Тьма шепчет:
«Тебе не спастись».
Стайлз теряет грань между двумя мирами. Реальность блекнет на фоне её безумных фантазий и выдуманных миров. Если честно, то ей безумно страшно. До ужаса; до гремящего стука буйного сердца; до истерик — этот липкий страх выедает её изнутри. Она здесь о д н а. Стилински слышит каждый шорох в этой комнате-тюрьме в Доме Эха — каждый, мать его, маломальский звук, от которого и шарахается, прижимаясь к холодным стенам. Она чувствует за своей спиной чистейшую тьму. Она знает, что монстры совсем близко. Ей и остаётся лишь повторять безумную считалочку за двумя персональными демонами. Стайлз уже точно знает, кто из них первым появится и где. Деймон выйдет из темноты, смотря прямо в глаза, наполненные ужасом и безумием, а её точная копия выползет следом, вставая за спиной. Идеальный дуэт психопатов. — Ста-айлз, — протягивает вампир, сверкая глазами в темноте. Ей хочется закрыть глаза и не слушать этого завораживающего шёпота, но не выходит. — Мы не сделаем тебе больно, дорогая, — продолжает Ногицунэ, касаясь носом её волос. Стайлз вздрагивает от чужих (своих) прикосновений на коже, покрываясь мурашками от осознания того, что её собственная копия сводит её же саму с ума — кому скажешь, не поверят, а лишь покрутят пальцем у виска. А дальше всё идёт по заезженному сценарию дешёвых ужастиков. Она визжит так сильно, как только может, надрывая голосовые связки. Только не слышит никто. Она отталкивает потерявшего человечность вампира от себя, хватая ручку двери в одно мгновение. Только потом до неё доходит, что она в ловушке. Дверь-то заперта. Она застревает в грёбаной ловушке, у которой нет выхода. Стайлз рвёт на себе волосы и вытирает назойливые слёзы от этого каждый ничтожный день, умоляя всех богов, чтобы не наступила ночь. Она не знает, что им от неё ещё нужно, ведь у неё ничего нет. Стайлз соскребает кожу с запястий и кусает ладони, умоляя оставить её в покое. Сколько можно уже? А в ответ лишь: «Вечность, наша девочка. Вечно-ооость». — Мы любим тебя, Мечислава, — шипит лисица, вкладывая в её руку вилку из столовой. Чего ты ждёшь, чокнутая тень? — Сделай это уже, дорогая. Ну же? — рычит Сальваторе, кивая головой на одну из сотрудниц. Стайлз сжимает в ладони вилку с мыслью «бежать, как можно дальше», чтобы монстры её не нашли. Стайлз не знает, что ей движет и зачем, собственно, она слушает этих психов из своей головы. Она столовый прибор втыкает в плечо молодой медсестры, окрашивая её белый халат красными пятнами. Стайлз смеётся и кричит громко. Она не видит монстров, но чувствует, как кто-то из охранников заламывает ей руки, а подошедшая доктор вкалывает ей шприц в вену. Психопатка, — шепчут за спиной, как будто сами чем-то лучше. А Стайлз просто хочет сбежать от демонов из своей (своей же?) собственной головы. — Наша Стайлз умничка, — мурлычет тёмная, поглаживая её по голове. Стилински закрывает глаза и подставляется в ответ на (недо)ласку, словно собака. — Мы любим нашу Стайлз, — в унисон с лисицей шепчет Деймон, а затем целует. Клыками царапает ей губы, кровь капает на пол. Стилински понимает, что тоже становится монстром. Она кричит; зовёт хоть кого-нибудь, сбрасывая чужие руки со своей талии. Стайлз задыхается, хватаясь за реальность и, кажется, любит монстра Деймона Сальваторе. Когда только успела? Сальваторе отмахивается от тёмной, произнося роковое: — Моя часть сделки выполнена. Я сваливаю. Стайлз хватает его за руку. Она не хочет оставаться с лисицей один на один, а он, как будто назло, оставляет её как раз с ней. Стайлз спрашивает ни на что уже не надеясь: — Ты вернёшься? Сальваторе слизывает кровавую дорожку с её рук, но Стайлз не помнит отчего все её руки в крови: — Ты найдёшь меня там, где другие теряют себя. Лисица стоит у неё за спиной, словно сторож, и в унисон с вампиром произносит: — Приглядись во тьму, дорогая. Во взгляде тёмной читается явное «не отдам», ведь она первая нашла эту изломанную девчонку. Стайлз кричит, надрывая глотку. Стайлз элементарно не знает, что ей делать дальше. Кажется, она постепенно сходит с ума, ведь слышит: