I was drawn into your magnet tar pit trap...*
Лондон был чересчур дождлив сегодня, что было неуважительно с его стороны к жителям города, которые не рассчитывали на плохую погоду и вышли на улицу без зонта или дождевика. Но Джейкоб и Енох не жаловались, им обоим нравился весь тот мрак вечно живого города. Енох держал Джейкоба за руку так крепко, как только мог. Прислонялся к его плечу, практически вжимаясь в черное пальто Портмана. Но тот не ругался и не противился: за столько лет проживания с ним уже привык. Сейчас они шли по знаменитой своей богатостью и шикарной людской жизнью улице Пикадилли. Нет, парни не жили где-то здесь — Джейкобу, единственному, кто работает из них с трудом удавалось собрать на элементарный хлеб, о чём вообще речь? Просто через лабиринты этой улицы было очень удобно пройти до кофейни. Когда Джей получал аванс, что было редко на его работе в аптеке, то сразу вел Еноха в кофейню. Признаться честно, сумма аванса не так сильно отличалась от обычной зарплаты, однако Портман всё равно тратил пару баксов на любимое Енохом латте. Себе брал простой зерновой кофе, не крепкий и даже без сахара — это всё, чем он баловал себя. — Енох, поднажмём, если не хотим промокнуть до костей. — Джейкоб пошёл вперед, подтягивая за собой за руку Еноха, который засмотрелся на что-то интересное на другой стороне Пикадилли и отставал. Портман толкнул стеклянную дверь кофейни, буквально забрасывая Енни в здание. И не как старого плюшевого мишку, что уже не пригоден для игры, а заботливо, придерживая за талию. Что-то было в этом коктейле из неаккуратности и ласки, такое мягкое и тёплое. Может, этого не чувствуют другие, да даже Енох. Это чувствует Портман. Иногда он думает, что было бы неплохо завести шкатулку: необъятных размеров, всю в старомодной резьбе из красного дерева, в которую он бережно складывал бы все те моменты, когда между Енохом и ним пробегала та кроткая искорка нежности. Это было так давно, целых четыре года назад, когда этим двум лондонским парням снесло друг с друга крышу, когда они встретились в каком-то богом забытом пабе. Их начало было странно-противным, но сейчас, вспоминая это, Джейкоб готов молиться, чтобы всё повторилось. В тот день, вспоминает Джей, словно это было вчерашним вечером, Енох ввалился в заведение весь какой-то грустный и взъерошенный, в футболке Ramones, но с его безумными кудряшками он не мог походить на панка, и это позабавило Джейкоба тогда. Сам он сидел и пил дешевый абсент, не так сильно налегал, всего чуть-чуть, поэтому пьян алкоголем не был, скорее мальчишкой. После пары мутных монологов Еноха и Джейка, попыток задвигать что-то высокое и заоблачное, они грязно перепихнулись в туалете паба, а через неделю встретились на парковке у большого гипермаркета: Джейкоб загружал в багажник своей машины продукты, а Енох отчаянно бухал с друзьями под гранж в чей-то разваленной колымаге. Они узнали друг друга, покивали в знак приветствия и расстались, пока этот кудрявый идиот, по случайности, пьяный во всевозможные стельки по прошествию буквально восьми дней с последней встречи не оказался у Джейка под колесами. Тот в свою очередь понял, что это мелкий говнюк встречается ему не просто так, и казалось, что если он перестанет попадаться восемнадцатилетнему Портману под нос, его жизненная цепь разорвется, система перестанет нормально функционировать. Поэтому, ему буквально суждено было забрать Еноха к себе домой, отмыть и уложить мелкого алкаша в свою постель. — Спасибо тебе, я только одну ночь и свалю на завтрашний день. — Это была самая лживая Енохова фраза. Так он и оттягивает этот завтрашний день уже четыре года, но Джейкоб не против. А может быть и против, кто знает, но теперь то парень не может ничего с этим поделать, потому что не в силах оставить Еноха один на один с его обсессивно-компульсивным расстройством. Оно так резко прогрессировало сначала, и однотипные, пугающие вопросы сваливались на юношескую голову Джейкоба снова и снова. Хотелось от них бежать, спрятаться и просто не слышать их, слышать что-то новое. Он вставал, да что там, встает каждый отвратительный день уже подготовленным отвечать на мрачные вопросы Еноха даже не задумываясь, уже не автомате. Джейкоба всё это жуть как бесит, особенно по понедельникам, когда напряг на работе, но он это и любит всей душой. Как кажется, Портману бы не составило труда выставить за дверь этого умильного пьяницу, но он не мог, в нем разыгралась жалость и некая нужда в нем, что ли. Это как взять в квартиру бездомного щенка, подарить ему свою заботу, какой-то уютный уголок в своем жилище, а потом сказать, мол: "Всё, забава кончилась, выметайся!". Не красиво это, Джейкоба не так воспитывали. Конечно, заполучить Енохово тело в прокуренном туалете паба тоже не вершина нравственности, но что теперь поделать, это было давно. Но таково начало их истории — Енох стал сходить с ума, а Джейкоб на пару с ним. И так уже четыре года... Оба прошли к столику у окна, который всегда подозрительно пустовал, словно приготовлен для их пары. Официант, что летала по кофейне, едва удерживая подносы с горячими напитками, заметив ребят краем глаза даже не спешила спросить их, что они будут. Их здесь видят не так часто, но не запомнить очень сложно, честно говоря. — Вы, парни, так рутинны. — Говорит официантка Оливия, что работает в заведении ещё с самого открытия, принося к столу мальчиков две фарфоровые кружки с позолоченным узором. Всё выглядит в её глазах таким конфетным и радостным, но она совершенно не права. И Джейкобу хочется отчаянно закричать во всю глотку или вмазать ей, как можно сильнее. Она не может говорить так, она совсем ничего не знает! Рутина звучит для Портмана, как брань. Он предпочитает говорить постоянство. — Джейкоб? — Енох с давно любимым ему опасением касается руки Джейка, заставляя второго рефлекторно вздрагивать. — Я умирал раньше? Джейкоб понимает, что время вопросов подошло, отодвигает чашку с кофе в сторону, берет руки Еноха в свои и ставит в своей голове затертую до дыр пластинку с ответами. — Нет, ты, Енох О'Коннор, живее всех живых. — Портман криво улыбнулся. Он научился фальшиво радоваться, за это можно отдать должное О'Коннору. — Но откуда ты можешь знать? Ты видел, как я умираю? — Нет, не видел. Однако, ты сейчас здесь, со мной, жив, понимаешь? — Почему ты так уверен, не пойму. — Енох обнимает своими руками горячую кружку, подносит её к губам, но пить не собирается. — Время — хрень, Джей, пойми меня. Ты не можешь знать, какой сегодня день только из календаря, новостей, а то, что календарем и новостями живет вся планета — не отмазка. Вдруг есть место, в котором все живут одним днём. Кто-то мотает, мотает, да перематывает одно и тоже с помощью каких-нибудь приборов? Им не нужно время, им не нужно его знать, потому что они и так обречены на существование в одном дне, только в одном. Они не парятся. Да они даже не выбирали его, им пришлось! Ничего не будет зависеть от их домашних дел, их настроения — они не изменят ничего, день будет тем же, погода. Существа, что там застряли, по сути дела, переживают всю свою жизнь длиною в один день, их заглатывает. Знаешь, а если они захотят вырваться, то... — ...разлетятся в прах и унесет их ветер, я помню, Ен. — Стонет Джей, но когда понимает, что перебил и чем может это кончится, тут же закрывает свой рот кружкой горького кофе, от которого уже крутит желудок. Еноху всё равно и он продолжает. — Так же и с нами, Джейкоб. Откуда мы с тобой знаем, что происходит, когда мы ложимся спать. Вдруг, кто-то за пределами Вселенной ехидно потирает руки над нами с тобою и каждый раз отматывает всё назад. И по сути дела, ночью мы с тобой умираем, а утром живем одним днём. Мы живем одним, понимаешь, а вся планета надеется на календари. Они дураки, не мы. О'Коннор бросает последние слова необычно резко для него, и эта резвость и острота Енохова голоса пробуждает в Джейкобе желание задуматься. Впервые, за столько лет он решает вступить в некий спор. — Нет, Енох, я не хочу в это верить. — Не хочешь, так отведи меня к обрыву. Вместе посмотрим. Енох заливает в себя целую чашку остывшего латте, пачкая губы в молочной пенке. Благо, у Джейкоба длинные руки, и он тянется через весь стол, чтобы стереть её с губ парня, но тот лукаво уворачивается, отводя свой карий взгляд от Джейкоба. — Я отвезу, только не дуйся, приятель. — Естественно. — Енох больше не возражает и подставляет своё забавное лицо под руки Портмана, победно улыбнувшись. • • • • Енох создает иллюзию отсутствия временного континуума, хотя сам прекрасно понимает, что его слова пустые и не аргументированные, но впутывает в это Портмана. Может, из сильной любви, может из-за огромной надобности в жилье, еде и заботе — всё это Джейкоб может ему дать, если будет работать в две смены, ещё помогать на складе в гипермаркете, а потом в состоянии анабиоза приползать домой, где Енох курит и слушает охрипшего Кобейна в наушниках. Енох хитрый: он дает Джейкобу всё, что тому нужно ночью, делает всё на высоте и потом остается невинным во всем. Однако, Енох не может отрицать, что Джейкоба любит самой чистой любовью и задача надурить любимого никогда не застаивалась в его больной голове. Просто сам факт того, что Джейки пускай и старше на год, но до безобразия ранимый — это не может не возбуждать в Енохе чувство собственного царствования и руководства всей ситуацией. Из О'Коннора получился бы неплохой кукловод: он знает, за какие нити дергать, чтобы кукла, которая не может действовать вольно априори, пошла за ним, куда бы он не попросил. А у Джейкоба нет воли. Даже в постели. А ещё, у Джейкоба сломался двигатель в машине, поэтому до обещанного обрыва в небольшом каньоне пришлось добираться на туристическом автобусе, который был просто напичкан людьми и пропах одеколоном пенсионерок. Ни Джейк, ни Енох даже не попытались заговорить, но все же они взаимодействовали: обнимали друг друга, периодически терлись носами, Енох всё привычно держал своего парня за руку, но теперь ещё и касался губами виска, путаясь носом в чёрных волосах, которые давно нужно было показать парикмахеру. Это так удивляло Джейка, потому что О'Коннор и понятия нежности никогда не были сопоставимы. Казалось, будто Енох прощается с Джейкобом и это насторожило. — Ты больше не хочешь быть со мной? — Джейкоб немного отстранился от Енни, заправляя пальцами его кудри под капюшон толстовки. "Да мне деваться некуда..." — Почему? — Ты ведь не целуешь меня никогда, даже ночью. — Пф, больше и не буду. — бросил О'Коннор и отвернулся от Портмана, прячась в тёмно-зелёной ткани капюшона. Джейкоб улыбнулся, и Енох увидел это в окне общественного транспорта и сам не сдержал улыбки. — Никогда не замечал в тебе эту вредину. — Джей коротко поцеловал Еноха, а затем положил голову на его плечо и так проспал до конечной остановки с мыслью о том, что шкатулка могла бы пополниться. Каньон был невероятно красивым, конечно, но взбираться на него пешком в огромном чёрном пальто целый час не было в планах. — Я всё понимаю, Енни, — Джейкоб с трудом перешагивал через пятерку-другую огромных валунов, то и дело спотыкаясь, — но мы видели тысячу, если не больше обрывов. Извини, но они все одинаковые, в чём задумка!? — Не начинай, Джей, — игриво пропел Енох и продолжил путь, советуя Джекобу делать то же самое. Ему снова не дают перечить и он следует за уверенно идущей по песчаным порожкам фигурой Еноха. Каньон радует глаз и как бы тяжело не было по нему подниматься, ради такой природы даже не жаль потраченного времени. Небо наливалось белым налётом, который превращал резкий красный цвет заката в какой-то кремово-розовый, от одного взгляда на который на языке становилось сладко. Обстановка и тихое завывание шедевров Кобейна из уст О'Коннора укачивали и вызывали приятную дрожь под слоем толстой одежды, которая подходила разве что для погоды в центре Лондона, а не для путешествия в душный загородный каньон. Под шёлковыми комочками облаков, что едва можно было увидеть там, вдали, пролетали шумные птицы и О'Коннор так увлеченно начал следить за их пируэтами в воздухе, что Джейкоб вдруг подумал, будто Енох действительно хочет вырваться, словно лёгкая птица, из этого гнезда-постоянства, в котором какой год живет. — Мы пришли, не стоит так громко вздыхать. — Енох сделал последний рывок и взобрался на ту часть площади, что превышалась к верху. Это была самая высокая точка каньона, как сообразил потом Джейкоб, и отсюда все объекты внизу казались маленькими фигурками конструктора, который можно было взять пальцами и построить из всего этого свою картину, историю. Джейк залип на удивительную природу, а Енох тем временем обошёл всю площадь высоты, пиная гальки и то и дело стряхивая в носов ботинок маленьких юрких ящерок. — Джейкоб? — О'Коннор резко подбежал к парню и взял его лицо в свои руки. — Я умирал раньше? Еноха трясет, вместе с Джейкобом он поворачивается спиной к крутому склону обрыва. Джей молчит и не может оторваться от глаз Еноха, наполненных самыми отчаянными слезами. Он чувствует всей душой, что происходит что-то странное. — Нет, ты, Енох О'Коннор, живее всех живых. Джей рвано выдыхает из последних сил. Ему вскружило голову от высоты и от непонимания всего, что происходит сейчас. Да, снова обессии, но все равно не то. Енох толкает Джейка в грудь руками со всей своей силы и тот падает на землю, а вместе с его хрупким телом рушится всё хорошее внутри: почему Енох делает это? — Но откуда ты можешь знать? Ты видел, как я умираю? — О'Коннор плачет и завывает. Он тоже чертовски устал, но остановиться никогда не выйдет. У него жуткая истерика: он бьёт кулаками по коленям и безумно кусает свои губы. — Нет, не видел. Однако, ты сейчас здесь, со мной, жив, понимаешь? Джейкоб поднимается на ноги и хватает кудрявого О'Коннора за локти, но тот не понимает, что это его любимый Джейк, он будто ослеп. Енох снова толкает его, но сильнее, и безобидный парень проскальзывает по земле, поднимая за собой клубы пыли. — Я не понима... — Почему ты так уверен, не пойму. Время — хрень, Джей, пойми меня... О'Коннор хочет продолжить, громко вдыхает чистый воздух носом, но не может говорить дальше. — Енох... — Ты не можешь знать, какой сегодня день только из календаря, новостей, а то, что календарем и новостями живет вся планета — не отмазка, — О'Коннор кричит и его отчаянный зов отражается эхом. — Вдруг есть место, в котором все живут одним днём. Кто-то мотает, мотает, да перематывает одно и тоже с помощью каких-нибудь приборов? Им не нужно время, им не нужно его знать, потому что они и так обречены на существование в одном дне, только в одном. Они не парятся. Да они даже не выбирали его, им пришлось! Ничего не будет зависеть от их домашних дел, их настроения — они не изменят ничего, день будет тем же, погода. Существа, что там застряли, по сути дела, переживают всю свою жизнь длиною в один день, их заглатывает. Знаешь, а если они захотят вырваться, то разлетятся в прах и унесет их ветер. Они оба орут в унисон, всхлипывают разве что по-разному. Оба устали, оба хотят перестать уставать! С каждым словом Енох делает шаг назад, и кажется, скоро он сорвется с обрыва, но Джейкоб этому не верит. Типа, Енох не слаб для такого, скорее умен. Джейкоб ползет на четвереньках и сдерживает Еноха за ноги, но второй пихает Джейка, как шелудивого пса ( которым не так давно являлся сам ) и делает последний, самый сумасшедший и дебильный в его жизни шаг — срывается с обрыва к чертям, оставляя Джейкоба рыдать у края, сдирая руки о заостренные камни возвышенности. Он не верит, действительно не верит! — Так же и с нами, Джейкоб. Откуда мы с тобой знаем, что происходит, когда мы ложимся спать. Вдруг, кто-то за пределами Вселенной ехидно потирает руки над нами с тобою и каждый раз отматывает всё назад! И по сути дела, ночью мы с тобой умираем, а утром живем одним днём... А мы живем одним, понимаешь, а вся планета надеется на календари. Они дураки, не мы!!! Джейкоб кричит заученный текст туда, вниз, на высоте более семисот метров, где теперь остался Енох. Просто Енох не может быть недосказанным никогда.And the situation wasn't quite As intense as i thought I need you around To remind me when not to be calm.**