Мой дед — анимешник

      Говорят, подростковый возраст — ключевое время в жизни человека. По какой-то причине именно тогда происходят события, заставляющие не только посмотреть на мир с другой стороны, но и полностью перевернуть все представления об этом самом мире. До недавних пор я не верил в подобные радикализмы. До недавних пор.       Даже не знаю, с чего начать…       Был у меня дед.       Точнее, прадед, но его так никто не называл. Та ещё фигура в нашем доме. Дед вообще, по сути, оставался последним мужиком в семье, если меня не считать. Да и какой из меня мужик-то, смех один…       Типичная для нашего времени проблема: недостаток мужского воспитания. Отец мой в бане с друзьями сгорел, когда я ещё пешком под стол ходить учился. Мамка рассказывает о нём с улыбкой всегда, мол, мужик был что надо. Не без юмора человек. Не как вот эти, знаете, пивные ублюдки с манерным пьяным гоготом по любому поводу, нет. Просто позитивный, светлый сам по себе.       И, честно говоря, для меня все эти рассказы о бате иногда видятся лишь ночными сказками, сочно приправленными ностальгией, любовью и ещё чем-нибудь. Потому что дедушка наш — это кадр. Просто кадр. Полная противоположность.       Ему могло бы восемьдесят три уж исполниться. Как понимаете, к такому солидному сроку люди обычно напрочь теряют всяческий интерес к жизни. Дед был как раз из таких. Ни один день не обходился без нытья на тему «Как вы все осточертели, когда я уже помру наконец»... Вообще ни один! Дед сидел и причитал. Он перестал делать что угодно, только бы побурчать, тихо шамкая своим беззубым ртом. Ещё он порой листал одну и ту же дряхлую газету. Просто так, на рефлексе, даже не читая: буковки ослабшим очам уже вряд ли давались. Вот сдохну, вот сдохну… «Да сдыхай на здоровье», — вскипал я про себя, но виду старался не давать.       Мамка тоже была не в восторге. Конечно, она улавливала направление моей мысли, и нередко я ловил её упрекающий взгляд, в немалой части призывающий к пониманию. Но разрази меня гром, если сама она не была выжата до последней капли! Я замечал это раз за разом: мать жутко устала. На её фоне даже дедушка выглядел жизнерадостным забиякой. Эдакий комедийный персонаж, который только и делает, что ворчит.       И он, как можно догадаться, тоже не особо-то меня жаловал. Взаимная неприязнь, короче говоря.       Знаете, какие у меня ассоциации были с ним? Хренов полтергейст. Ходячее бедствие. Встретил его — готовь своё настроение под удар. Это ужас, просто кошмар на улице Вязов... хотя какая там улица, дед из своей тёмной комнаты и то практически не выходил. В последнее время даже с кровати стал редко вставать. Как-то чёрт дёрнул, мы его позвали чаю испить на кухню… Так он пришёл, шаркая, со своей типичной недовольной гримасой, подобрался к окну и углядел там — что бы вы думали — зиму. Настоящую, морозную, русскую зиму. Всё вокруг так щедро снегом усыпано, просто картинка! Он такого, наверное, уже добрые месяцы не видал: всё торчит ведь, коптится в своём завешанном уголке. И нет, чтоб обрадоваться, так он выдал:       — Вот снег сойдёт — всё. Будете меня хоронить.       Да конечно, думаю, будем. Хоронить тебя ещё... деловой, слов нет. Мать и так концы с концами сводит, этой чукче ведь ещё куча лекарств показана ежедневно, дорогущие донельзя. И нет, об отказе от них дедок чё-то не заикался ни разу, зато как о смерти поныть, так это ему пожалуйста. Мама тоже хороша. Ведь как у нас? Главное, чтоб жив был. Плевать, в каком состоянии, в каких настроениях, — вообще всё равно. «Живи; жизнь — это самое дорогое!» Эгоизм какой-то, просто жесть. А дед — тот ещё трус. Ну, само собой: без лекарств-то самочувствие резко свалится.       Чтоб матушка моя вымотанная не таскалась раз за разом в аптеку, я решил ей слегка подсобить: начал эти дедовы препараты в интернете заказывать. Там и выгоднее слегка, и на дом приносят (чаще всего). А для меня пару кликов мышью сделать вообще не проблема. Хоть какое-то чувство, что без толку моё пребывание в семье не проходит: работать нигде не работал, готовился к выпуску из школы да экзаменам. Ну, никто меня за это и не корил… А так анимеху запущу себе какую-нибудь, смотрю потихоньку, а попутно прадеду закажу его лекарств. И не столь сильно это всё обременяло, даже в радость.       Так, вроде бы все важные для понимания элементы упомянул. Кажется. Будет что непонятно — спрашивайте. А я к основным событиям перейду.       Собственно… Чёрт, до сих пор не могу сдержать себя, чтобы не прыснуть, вспоминая тот день. Первая пятница после февральских каникул. Расписания толкового ещё нет, уроки сокращённые, так что освобождают пораньше. Прихожу домой, в общем. Квартира, понятно, на ключ заперта: мать на работе до позднего вечера, им там не до каникул. Вдруг слышу какой-то странный шорох в своей комнате. Напрягся. Бросаю портфель, скорым шагом направляюсь в свою обитель…       Дед.       Он испуганно замер в центре комнаты, стараясь не обращать на меня свой взгляд. Его рука, в которой бедолага сжал свою клюку, чуть ли не ходила ходуном, а беззубый рот вышамкивал нечто загадочное, неуловимое. Я поначалу испугался: приступ какой, что ли? А потом осознал, что тишину неловкой паузы вовсю нарушает одна простая вещь. Шум моего компьютера. Он был включен.       Я не спеша зашагал к «рабочей машине», с трудом пытаясь не обращать внимания на старика. Во время столь короткого пути я, знаете, успел подумать о многих вещах! Например, что он мог случайно заглянуть в папки, которые не стоило бы видеть даже мне самому… Или ах, вообще полез в мои социальные сети?       Но вдруг размышления прервала совсем еле слышная, но всё ещё различимая мужская речь:       — …Никогда бы не подумала, что Муги-сэмпай может втихаря поедать пирожные…       Тут я встрял на месте и рефлекторно обернулся на дедушку, но сказанное принадлежало вовсе не ему: он сам испуганно поджал губы и таращился примерно в мою сторону. И даже не на меня, а куда-то… сквозь.       Колонки.       Решительным рывком я нажал самую крупную кнопку на мониторе компьютера. Как и ожидалось, на экране стали проявляться силуэты миловидных девочек в школьной форме, которые, сидя за столом, обсуждали нечто для себя важное.       — Апчхуй! — тихо чихнул кто-то из них голосом переводчика-энтузиаста.       Дедок не сдержался и довольно засипел, оголив тысячу весёлых морщинок на своём лице. Однако, поймав мой резкий взгляд, кашлянул и суетливо вернулся к своему обычному, страдальческому выражению лица.       — Это… что? — начал я разговор как бы издалека.       — Мультфильм, — бросил он безмятежно.       — И это ни хрена не объясняет! Что ты делал за моим компом, а?       Не дождавшись ответа, я вздохнул и присел за компьютерный стол, ухватился за некогда белую мышку. В один клик закрыв окно с воспроизводящимся аниме, увидел знакомое оформление интернет-аптеки. Это была страница заказа. В «корзине» числились дедушкины лекарства, но в таких количествах, сколько я ему даже в сумме никогда не брал.       — Меня не мог дождаться?.. — потихоньку закипал я. — На кой лезть, если не умеешь?!       Вновь ничего вразумительного в ответ.       Да, во многом я сам виноват. Пора уже следить за зависимостью и перестать, в конце концов, торчать за монитором даже с утра пораньше, собираясь в школу. Это ведь именно я забыл выключить компьютер. Это я оставил открытой чёртову «Оперу» и бросил окно с анимешкой на паузе. Но могло ли мне прийти в голову, что дед вообще полезет в этот неизведанный для него лабиринт адской машины? Старшее поколение, всё такое… разве нет? Абсурд, честное слово.       — Ты пойми, — вдруг заговорил дедушка. — Этот мир для меня давно потерян, как и я для этого мира… Куда ни глянь — пошлятина, смрад! Мне не понять всего этого, я давно уже вне системы, слышишь…       — Слышу.       — А здесь, — он махнул тростью в сторону монитора, — я увидел свою молодость!       «Что ты там увидел, у тебя глаза уже не смотрят», — почти усмехнулся я, хоть и старался держать внешнюю строгость: больно серьёзную канитель загонял дед.       — Школьные годы, все опрятные ходят ребята, в форме… Беседы водят дружно, посещают кружки! Да я на нынешнюю молодёжь без слёз не могу взглянуть, понимаешь, не вижу я в них нас, нашу старую гвардию!..       И вот здесь я задумался. О молодых деньках своего прадеда я не знал ровным счётом ничего. Конечно, если прикинуть, можно сделать вывод: это было околовоенное время, ещё даже не самый разгар прошлого века. Само собой, многое поменялось с тех пор. Но чтобы деду стали близки японцы с их культурой? Чтобы он проникся тем же, что таинственной силой влекло и меня самого? Клянусь, я впервые вообще допустил мысль о том, что у нас с родным прадедушкой может быть хоть что-то общее.       И никогда до того переломного дня я не видел такого огонька в его глазах.       Всё закончилось тем, что он увёл меня в свою комнату и там кратко, не пестря особым количеством деталей, но так поэтически броско рассказывал мне о светлых моментах своей юности. Ни разу не упомянул войну, словно её вообще никогда не было. Даже выгреб откуда-то большой фотоальбом с бирюзовой обложкой и, чертя иссохшимся пальцем целые схемы, наглядно вещал мне о своих школьных друзьях так, будто я сам знал их всю жизнь и прекрасно понимал, что к чему. Володя, Колька, Зиночка, — я точно вспомнил их откуда-то из своей прошлой жизни, мира нынешних грёз.       Да, вместе с уютным теплом, раскинувшимся по комнате деда, меня начало обуревать нечто… до боли тоскливое, даже несправедливое.       У меня попросту нет такой насыщенной молодости.       У меня никогда не было таких друзей.       У меня никогда НЕ БУДЕТ таких друзей.       Зачем я смотрю эти большеглазые похождения день за днём? Что эти японцы знают больше меня? Почему время, отведённое на просмотр обычной повседневной жизни ничем не примечательных школьниц, вообще имеет право на существование?       Мы с прадедушкой оба ищем одно. Но проблема здесь ясна как погожий день. Если ему восемьдесят два, то мне — всего семнадцать. Если он ищет утраченное, то я — так и не восполненное.       Впрочем, разве эти мысли испортили мой вечер? Нет, конечно. Это был прекрасный вечер. Нонсенс, что совместное времяпровождение с человеком, которого я уже открыто презирал, оказалось для меня равноценным самому любимому занятию.       К сожалению, всё хорошее (даже настолько незначительное) рано или поздно (даже настолько рано) подходит к своему концу…       — Вы чё тут..? — очень ёмко выдала заглянувшая в комнату маман.       Мы и не заметили, как она вернулась с работы, шурша пакетами, гремя дверьми и всё в подобном духе.       Дедушке такой сюрприз не то чтобы очень понравился. Он резко захлопнул альбом прямо с кистью моей руки, отдёрнул его и засунул обратно не-пойми-куда. Чуть ли не в пространство между оторвавшимся обойным листом и бетонной стенкой. Вся нежность с его лица испарилась бесследно, и вот дед, как обычно, подёргивая ввалившимися в беззубый рот губами, принял свою каноничную установку. Он страдал.       — Ничего, — перехватил я инициативу.       — Так, ладно. Иди, помоги на кухне…       Всё. Хотите — нет, хотите — верьте, но с того момента абсолютно всё вернулось на круги своя. Будто и не было никаких посиделок. Уже тем вечером он продолжил ворчать, выёживаться и нарочито шебуршать своей газетёнкой, что вот-вот рассыплется. И ничто не напоминало о прояснившихся на пару часов дедовых настроениях. Впрочем, одна мысль всё никак не давала покоя: зачем дед изначально полез к моему компьютеру? Раскрыть тайну мне пока было не суждено. Несколько дней мы с мамой наблюдали привычную домашнюю обстановку, и добиться каких-либо ответов не было и возможности.       А потом…       Потом стало хуже.       Дедушка слёг.       Он уже не вставал со своей постели, кушать мог только жидкое. Суп-пюре: в лучших европейских традициях!.. Да, капустные щи, но уже что-то. Старик и раньше-то жевать особо не мог. Но с ложечки кормить капризного деда… догадываетесь, насколько великое удовольствие? Хотя, честно сказать, капризным дед быть перестал. У него словно высосали все силы. Он продолжал жить, смотрел по сторонам и более-менее охотно ел, ему требовалось вдвое больше лекарств… Даже дурак поймёт, что столь резкие перемены — отнюдь не добрый знак.       Только вот прошла ещё неделя, а дедушка не умирал. Должно быть, звучит как что-то, чего мы всей семьёй ждём не дождёмся. И странно слышать подобное от меня, но… это неправда. В глубине души даже я не желал ему смерти. Но всё-таки обстановка лишь воплотилась в очередной цикл существования пожилого человека. Он стал для нас ещё большей обузой, чем прежде. Не действуя на нервы, но очень уж сильно выматывая. И я видел, что дед это прекрасно понимает. Я видел расстройство в его глазах.       И когда я впервые увидел это самое расстройство… всё встало на свои места. Элементарное, но до ужаса большое откровение. Именно в тот момент я осознал, что пора действовать.

***

      На дворе вовсю пекло солнце. Из окна можно было пронаблюдать типичную для ранней весны картину: весёлые пятиклассники в сапожках скачут по большим лужам, покрытым некрепким льдом. Где-то уже проглядывает пучками изумрудная травка. Жизнь набирает обороты после протяжного анабиоза… в огромный контраст происходящему дома у нас.       Матери дома не было. Я как обычно покормил прадеда обеденной мягкой кашей и, вместо того, чтобы удалиться, присел на свободную часть кровати.       — Дед. Я… Я заказал тридцать пачек амлодипина. Потерпи. Скоро всё закончится.       Он поднял на меня свои усталые глаза и впервые за долгое время предпринял попытку сказать нечто важное:       — М… м…       — Не напрягайся, — отмахнулся я. — Надеюсь, ты рад… и всё такое.       Но деда моя реплика не успокоила. Хрипло вдохнув и выдохнув, он, опёршись на локоть своей левой руки, начал приподниматься, а затем сел на краю своей постели рядом со мной. Я лишь пронаблюдал всё это, распахнув глаза так широко, как только мог (в аниме нахватался). Этот человек в последнее время даже в туалет ходил исключительно под ручку.       — Может, лучше… посмотрим… мультфильм?       Минуты три после этого мы с ним просидели в полной тишине. Нет, я безусловно приукрашиваю: нездоровое дедово сопение, пенье птичек-синичек с улицы, ход старых настенных часов, — многое нарушало эту тишину. Но для меня в тот момент мир остановился. Это был абсолютный ступор.       — А давай, — в конце концов выдавил я со скрежетом в голосе, ничуть не уступавшим дыханию дедушки.       Всё-таки мы во многом схожи.       Дальнейшие события в моей памяти сохранились расплывчато, словно температурный сон. Я приволок из своей комнаты офисный стул на колёсиках, усадил на него старика и отвёз к себе. По полу были рассыпаны осколки, бывшие ещё недавно большой копилкой-собачкой. Минуя их, я подкатил стул ко включенному компьютеру и поставил на просмотр «Лёгкую музыку»: глупый аниме-сериал про школьниц, за которым дедок спалился в тот самый невероятный день. Хотя, честно сказать, это ещё спорный вопрос, какой из дней является более невероятным.       Так, в режиме марафона, дед просмотрел весь сезон анимехи за один день. Все тринадцать серий в один замах. Я просто сидел рядышком на диване, обмякнув, и созерцал происходящее, не удивляясь уже ничему. Как под кайфом, очень плотным кайфом. И под не меньшим кайфом, полагаю, был старик. Он буквально ожил за несколько ничтожных минут. Дед то умилялся, легонько краснея в лице, то сипло смеялся над событиями «мультфильма», то просто застывал в огромном любопытстве, забывая держать рот в закрытом состоянии.       — Я поправилась на — пук! — килограмм.       — А я поправилась на — пук! — килограмм…       — Ха-ха-ха!!! — не выдержал и засмеялся дед во весь голос.       «Скоро, небось, и бегать по утрам начнёт», — думал я, глядя на расцветающего пенсионера. У того прямо на глазах росли жизненные силы, и с каждой серией он сиял всё ярче! В одном из эпизодов сериала школьные подруги, отбросив повседневные занятия в музыкальном кружке, отправились на пляж. Резвились там в одних купальниках. Если это помогло ещё и мужской силе деда, я серьёзно за него рад.       — Как в юности бегали с ребятами на Селижаровку…       Ни одна серия не оставалась без сравнений с реальными событиями в его жизни.       Мать очень неопределённо отреагировала на новое хобби нашего старичка. Точнее сказать, она как-то махнула рукой и забила на происходящее. Почти не сомневаюсь: она тогда решила, что окончательно сходит с ума. И мир вокруг действительно тому соответствовал.       Наступил следующий день, а энтузиазм моего прадеда никак не утихал. Он потребовал к просмотру что-нибудь ещё. На сей раз за штурвалом оказался я, посадив деда рядом с собой, на запасную деревянную табуретку. Дед пошатывался, но держался молодцом. Вместе мы зашли на торрент-трекер в раздел японской мультипликации.       — Так… — начал я перебирать варианты. — «Президент студсовета — горничная»…       — Ничего себе!..       — Нет, лучше начать с того, что должен посмотреть каждый. Маст-вотч, так сказать.       — «Маствочь»… Это тоже про школьников?       — …В большинстве случаев — да. Хм-м. Может, «Евангелион»?       — А я тебе вот что скажу… Вона что про бабу Вангу говорят — полная брехня! Я…       — Ладно, ладно, — успокоил я дедушку. — Попробуем так.       Я решился на достаточно хитрый шаг, поставив на загрузку множество пилотных эпизодов сразу нескольких анимешек. Самых известных анимешек, попсовых. Проведём эдакую дегустацию, а что понравится — то и будем смотреть.       Из ассорти, накачанного мной, деду больше всего зашла «Тетрадь Смерти». В первой серии нам рассказали о том, как обычный японский школьник Ягами Лайт загадочным образом получил волшебную тетрадь. Волшебная она потому, что всякий человек, имя которого оказывается вписано в эту самую тетрадь, практически незамедлительно умирает. Любопытная концепция, правда? Нет, я-то всё это сто раз видел, но рядом с дедом оно открылось для меня будто бы заново, с совершенно другой стороны… Я никогда не забуду этот детский восторг в престарелых глазах. Авторы «Тетради» очень метко ударили по дедушкиным интересам.       Вот так мы одолели уже второе аниме. Ушло на просмотр всего дня два-три. Концовка заставила моего деда прослезиться, да и я сам, чего греха таить, пустил скупой мужской ручеёк из слёз. Прямо как в первый раз…       Но всё же деду больше понравилась именно сама тетрадка. Очень уж опьяняла его идея артефакта, который по одному хотению приводит человека к сердечному приступу. Вписал кого-нибудь — и он труп! Вот здорово.       В общем, со всего вышеописанного и началась новая эпоха в жизни нашего пожилого мужичка. Он смотрел один сериал за другим. Дед успел побывать и кровожадным мутантом, и пилотом гигантского робота, и героем виртуальной ролевой игры. Он проживал одну жизнь за другой, избегая разве что военных тем. В реальном же мире он вёл себя достаточно прилежно, снова сам кушал и передвигался по дому, пусть неторопливо и с большой осторожностью. С настроением, казалось, у него всё стало в полном порядке.       Иногда, правда, всё равно было видно, что здоровье у деда далеко не фонтан. Он мог на несколько секунд измениться в лице, скривиться, вновь обнажая напоказ всему миру собственные страдания. Ни с того ни с сего мог схватиться за сердце. Он мучается от боли, понимал я. Но пока что у него появились новые силы: силы ту страшную боль скрывать.       Пока что. Вечно такое длиться не может.

***

      — А давай ты ещё раз «Тетрадь Смерти» включишь, — предложил дед одним хмурым, дождливым утром.       — Э-э? Зачем?.. Ещё столько всего посмотреть можно!       — Нет! Я хочу «Тетрадку».       Я, недовольно надув щёки, бросил едкий взгляд на старичка.       — Зачем тебе одно и то же глядеть? Может лучше, вон, «Ковбой Бибоп»…       — Да не нужон твой «бибип» мне! — неожиданно рассердился тот.       Но в итоге он сдался, и мы начали сериал про космического ковбоя. Правда, дедушка теперь выглядел не так довольно, как раньше. Более того, он часто заходился кашлем во время просмотра и ещё больше хватался за своё больное сердце.       К вечеру дед снова слёг.       Пришедшая мать помогла поухаживать над больным человеком, но сама, в общем-то, вела себя как ни в чём не бывало. Я же чувствовал огромное расстройство.       Так прошёл день… два… Дедушке становилось только хуже.       — Тебе настолько нравится тетрадка? — спросил я как-то его.       И он честно признался:       — Да…       Я не хотел, чтобы мой родной прадед ушёл из жизни. После всех дней, что мы с ним провели вместе, такое обернулось бы невыносимым ударом по моей душе. Я не хотел. Я боялся этого больше всего на свете.       Тем не менее, дед со своим желанием остался непреклонен.       А потом мне на мобильный позвонили с неизвестного номера. Честно сказать, я весьма удивился и какое-то время просто таращился в пикселистый экран своего устройства. В последнее время вообще соображалось довольно туго.       — Алло?..       — Лаврентий?       — Д-да.       — Вами был сделан заказ в интернет-аптеке «Снежок» на сумму четыре тысячи двести пятьдесят рублей. Сука, мы по всей стране эти коробочки собирали… Э-кхем. Назовите, пожалуйста, удобное время для доставки…       Чёрт. А ведь я совсем забыл про тот заказ.       Заказ, который должен был помочь деду уйти раз и навсегда.       Как всё изменилось с тех пор, а? Сейчас я даже подумать не мог о подобном! Но самое-то главное: деду стало нисколько не легче, если его страдания вообще не приумножились. Неужели мной теперь правил нездоровый эгоизм? Безответственное желание любой ценой сохранить близкого человека, каждая минута существования которого являлась пыткой?       Не это ли я презирал в поведении своей матери?..       — Вы знаете, — сказал я, — отмените заказ, пожалуйста. Я передумал. Спасибо.       — Чё… Эй! Слышь, ты!!! Только попро…       И я положил трубку.       После обеда я взял все деньги, отложенные на выкуп лекарств, и отправился в магазин электроники. Обратно я приехал уже к вечеру, да не один — с новым смартфоном в руках. Очень уж простеньким, но того было достаточно.       — Вот тут будешь мультфильмы смотреть, — пояснил я деду, показывая гаджет. — Дарю.       — Да ты что… — растрогался он. — Хоть бы уж до дня рожденья… подождал…       И правда. До дня рождения моего прадеда оставалось всего-то две недели. Впрочем, терять время было бы очень глупым решением; при том, что у меня ещё осталась кое-какая часть денег на другой подарок…       Как же я хотел, чтобы дед дожил до этого праздника.       — Хрен с тем «бибипом». Будешь смотреть «Большой куш», про пиратов. Сериал суперский, ты обязан увидеть все серии.       — А сколько их?..       — Ну, увидишь.       И он начал смотреть «Большой куш». С самой первой серии. Впереди — ещё более семисот. И полнометражных фильмов с десяток. Про «Тетрадь» он не говорил уже ни слова, но я так и не увидел той самой одухотворённости на дедовом лице. Дела шли откровенно плохо. Здоровье падало стремительными темпами, и я даже не мог понять, смотрит он вообще или находится в постоянной полудрёме.       — Ну как, нравится? — спросил я однажды.       — Да… — отозвался дед секунд через пять.       — Ты ведь пиратом никогда не был.       — У меня… песенка в детстве была… на тетрадном листе… сочинил…       Откашлявшись, он перевёл дух и действительно завёл слабым голоском трогательную, пронзающую до глубины души песню:             Сегодня ветер штормовой.             Путь мой тяжек, дальше — гаже.             Вода накроет с головой…             Не впервой. Не беда!             По луже рассекаю я             В тапке старой и с гитарой.             Не сдастся гордый наш варяг             Никогда!..       Я чувствовал, как солёные слёзы скатываются к моему подбородку и, отрываясь, устремляются в последний полёт, из которого им вернуться уже не дано. Дождливые деньки совсем скоро тоже подойдут к своему логическому финалу, и зной предлетнего солнца не оставит от луж ни малейшего следа на асфальте.       После исполнения песни мой прадед уснул, совсем не обращая внимания на звуки горячих баталий из своего смартфона, устремлённого экраном прямо к потолку.       Через пару дней я съездил в магазин аниме-атрибутики, единственный в нашем захолустном городе, и приобрёл на остаток денег из копилки ЕЁ. Ту самую. Тетрадь Смерти. Ненастоящую, ясное дело, — стилизованный под неё чёрный блокнот. Очень хорошая вещь, даже надписи всякие перенесли туда. Правила пользования и всё такое прочее.       Зайдя в квартиру, я сразу направился с пакетом в свою комнату, чтобы как следует припрятать деньрожденный подарок. Однако на распутье пришлось остановиться. Из другой комнаты, что принадлежала деду, доносился отчётливый шум. Старичок зашёлся каким-то совсем уж страшным кашлем, никак не останавливаясь. Буквально съёжившись от душевных переживаний, я направился туда и распахнул дверь его комнаты. Повеяло, как ни странно, весной. Форточка была открыта, и белоснежная шторка, чем-то напоминавшая скатерть, радостно трепыхалась мне в приветствие.       А дед не мог перестать кашлять.       — Дед, — бросился я к его постели, упав на колени и подползая потихоньку поближе. — Дед, смотри… — я перевернул пакет и вытряхнул из него тетрадь. — Это мой тебе подарок.       Чудо, но кашель постепенно сошёл на нет. Кое-как держа веки раскрытыми, дедушка разглядывал моё сегодняшнее приобретение. Его губы, казавшиеся тогда ещё более впавшими, чем прежде, дрожали, будто бы от обиды. Но, думаю, всё было с точностью до наоборот.       — Тетрадь Смерти, — гордо представил я жалкий блокнот, приподняв повыше, чтобы дед разглядел.       Достал из-под одеяла его холодную, мертвенно-белую руку и положил на кровать, затем подсунул туда тетрадку. Дед изобразил нечто вроде улыбки. Клянусь, он улыбнулся. Чёртов бумажный хлам дал ему некий заряд энергии, в которой он… — нет, МЫ ВСЕ так нуждались.

***

      Я проснулся где-то к одиннадцати часам. В глаза вовсю било яркое солнце, а в доме царила глубокая тишина. Казалось, даже птицы перестали петь, чтобы не нарушать идиллию, и только ветер легонько шептал на ухо свои многолетние истории… Ладно, пора завязывать с романтизацией всего вокруг. Настроение было ни к чёрту.       Хочешь не хочешь, а на занятия к часу. Пора бы уже собираться.       По пути в ванную я решил заглянуть в комнату к деду, просто на всякий случай. И увиденное, мягко скажем, меня ошарашило. В ней никого не было. Смятое одеяло набекрень, раскрытая дверца шкафа, сдвинутый в сторону узорчатый ковёр на полу… Дед пропал.       Нацепив на себя что под руку попалось (рватые треники и лёгкую куртку-ветровку), я выскочил из квартиры и помчался вниз, по ступенькам нашего серого подъезда. На раздумья времени не было, в голове — сущий кавардак. Не с первого раза попав по резиновой домофонной кнопке, я таки вырвался навстречу объятиям своего двора.       Дед оказался совсем рядом, через подъезд от нашего. Приодетый в свои парадные штаны, любимую клетчатую рубаху и, чёрт возьми, даже подтяжки, он обмяк на крашеной деревянной скамье, повесив голову. Люди проходили мимо, не обращая никакого внимания на престарелого человека. Их сложно винить: всё выглядело так, будто дед просто задремал в прекрасный весенний день.       Рядом с ним лежал чёрный блокнот.       Поборов свои чувства, я раскрыл злосчастный предмет канцелярии на первой странице. Там не было ничего, кроме одной-единственной строчки вверху:             «Прадедушка самого лучшего внука на свете».