Под звездами

      

Под звездами.

             Чарльз грел руки о стакан с кофе и с каждой минутой хмурился все больше. За окном пролетали бесконечные поля, то изумрудные, то лазурные, то едва тронутые золотом. Эрик же молчал, не зная, что сказать другу.Он понимал причину его печали.Тот последний мутант, которого они нашли, грубый мужик, провонявший сигарами и дорожной пылью, отшил их.Но дело даже не в этом, а в том, что он был не первым, кто не воспринял с восторгом их план, и наверняка не последним.Они так часто слышали отказы.Эрик с самого начала отнесся ко всей этой идее с поиском мутантов без воодушевления.Для Чарльза же каждое “нет” было серьезным ударом.И хотя он каждый раз делал вид, что это ничего не значит, Эрик замечал, как тяжело ему дается их путешествие.Вот и теперь эта грубость и очередная неудача вогнали Чарльза в уныние.Как бы хотелось Эрику уметь говорить о чувствах, но он не умел.Поэтому он бросил очередной пристальный взгляд на Ксавьера и решил начать хоть какой-нибудь разговор, чтобы его отвлечь.       - Тебе не кажется, что мы заблудились?       Чарльз нахмурился, возвращаясь в реальность из своих невеселых мыслей, и обернулся к Эрику.       - Понятия не имею. Я не следил за дорогой.Сейчас, погоди минутку.       Впервые за последний час отхлебнув кофе, Чарльз достал из бардачка карту и оглядел проносящийся мимо пейзаж.       - Может, ты запомнил какой-нибудь указатель?       - Да нет. Ты сказал ехать по шоссе вперед, я так и сделал.Ты ведешь нас, а я лишь веду машину, – Эрик ухмыльнулся и пожал плечами.Чарльз в ответ иронично изогнул брови.       - Что я слышу? Эрик, ты часом не заболел? С каких это пор у тебя не возникает никаких вопросов и ты позволяешь себя вести неизвестно куда?       - Да уж, - Эрик притворно вздохнул. – Сам себя не узнаю. Ну так что, где мы?       - Черт его знает. Судя по карте, через полчаса должен быть город.Надеюсь, их мотель будет лучше предыдущего.Когда я думаю о тех простынях, у меня все тело чешется.И еще было бы неплохо поесть нормальной человеческой еды.И да, я помню, что мы взяли с собой гору фастфуда, но мне бы не помешала тарелка супа и хороший ростбиф. О, не надо так кривиться! – рассмеялся Чарльз. – Знаю я, что ты скажешь: богатенького мальчика уморила жизнь простых американских работяг. Может, ты и прав отчасти, но только совсем чуть-чуть.       - Ну, на счет чуть-чуть ты преувеличил, конечно, – Эрик одобрительно хмыкнул, косясь на открытое, улыбающееся лицо Чарльза. Покрутив ручку радиоприемника, Леншерр поймал какую-то местную кантри-радиостанцию.Чарльз вопросительно на него посмотрел.       – Давай-давай, полное погружение, – Эрик не мог сдержать улыбки, глядя на проступившее в лице друга комичное отчаяние. – Мы еще на родео сходим и купим тебе ковбойские сапоги. Темно- синие. Чтобы по цвету с кардиганом сочетались.       Оба не выдержали и расхохотались.       Время шло, а города все не было.Одни поля, куда ни кинь взгляд.И небо от края до края.От летнего зноя оно казалось таким высоким, что дух захватывало смотреть на него.Наконец, солнце начало медленно заходить за горизонт, расцвечивая все вокруг плавленым золотом и всеми оттенками алого.Чарльз улыбался, глядя в окно.       - Погоди, - вдруг сказал он, на секунду дотронувшись до руки Эрика. – Давай здесь притормозим.       Они съехали на обочину у кромки пшеничного поля, где золотились первые в этом году колосья.Кругом пламенел закат.Чарльз выбрался из машины и, повернувшись лицом к солнцу, оперся о капот.Эрик встал рядом.Огненные блики расцвечивали фигуры и делали голубые глаза Чарльза рыжими, как у рыси.Эрик же со своими пламенными волосами был похож на демона из преисподней.Но они смотрели вперед, туда, где заходило солнце.И прямо сейчас, в это самое мгновение им казалось, что вместе с ним уходят все беды и разочарования этого дня.Когда небо, еще алое у горизонта, стало окрашиваться в синий и фиолетовый, Чарльз вздохнул и поглядел на Эрика.       - А, может, ну его, этот мотель, а? Я не хочу никуда.Давай переночуем здесь. А что? Ночи теплые, и потом, у нас с собой есть и еда, и вода, и пара одеял.Не хочу в город.       Эрик внимательно вглядывался в лицо Чарльза, такое расслабленное и умиротворенное, и понимал, о чем не сказал ему друг: он не хочет быть среди людей, не хочет очередного вторжения в свой разум. Что ж, Эрик и сам не большой любитель толпы.       - Залезай в машину, - скомандовал Леншерр, а сам забрался на капот. – У нас с тобой сегодня будут места в партере.       Чарльз залез на пассажирское сиденье и через минуту почувствовал, как машина взмывает ввысь.На пустынной дороге, соединяющей пару заштатных городков посреди среднеамериканского нигде, некому было увидеть, как величаво проплывал автомобиль над золотыми колосьями пшеницы и как медленно и аккуратно он опустился в точности по центру поля.Чарльз выбрался из машины с одеялами и едой.Эрик помог ему взобраться на крышу, где они и устроились на поздний ужин.Было так хорошо, и разговаривать совсем не хотелось.Они неспешно жевали какие-то бургеры и улыбались.       - Первая, - Чарльз ткнул пальцем куда-то за спину Эрику. Обернувшись, Леншерр увидел звезду, яркую и серебристую. – Не знаю, как ты, а я всегда в таких случаях загадываю желание.       Чарльз улыбнулся, закрыл глаза и что-то тихо прошептал.       - Вот бы сбылось, - мечтательно проговорил он.       Эрик с нежностью смотрел на друга.Сам он никогда не верил в приметы и предсказания.Жизнь приучила его доверять только себе и своей силе.Но Чарльз… Ради него и его спокойствия Эрик хотел надеяться.Разумом Леншерр понимал, что Чарльз – один из сильнейших мутантов на Земле, но в такие моменты, когда друг казался беззащитным, Эрика одолевали смешаные чувства.Одной рукой ему хотелось прижимать к себе телепата, нежно гладя его по каштановым локонам, а другой – убивать каждого, кто посмеет не так посмотреть на Чарльза.Такое с металлокинетиком происходило впервые.До встречи с телепатом в жизни Эрика все было донельзя просто.Вот враг – он должен быть найден и уничтожен, вот полезные люди, которые могут быть использованы для достижения цели.А вот все остальные, на них и внимания обращать не стоило.Но теперь все стало слишком сложно.Эрик предпочитал об этом не думать, потому что стоило ему даже мысленно назвать имя Чарльза, как тело его трепетало от какого-то звонкого, неодолимого счастья, которого Эрик немного стыдился.Он знал себя слишком хорошо, чтобы полагать, что заслужил его.И все-таки противиться этому наваждению Эрик был не в силах.Чарльз так ласково смотрел на него порой, что, хоть внешне металлокинетик держал себя в руках, внутри у него все ликовало и пело.Ему бы давно следовало идти своей дорогой.Шоу все еще ходил по этой Земле.Но дни шли, а Эрик каждый раз находил новую отговорку, чтобы не покидать Чарльза, где бы тот ни находился.И сейчас их путешествие было для Эрика источником непрекращающейся душевной муки, такой новой и сладостной, что он без конца изнывал от счастья быть наедине с Чарльзом и разделять его жизнь в самых простых повседневных мелочах.       - Ты задумался, - Чарльз внимательно посмотрел на Эрика и расслабленно улыбнулся. – Ты слишком много думаешь, друг мой. Сегодня можно просто созерцать и ни о чем не беспокоиться.Можем мы хоть раз в жизни позволить себе эту невинную вольность?       - Ты хоть отдаешь себе отчет, что иногда говоришь как старик-профессор с кафедры английской литературы? – усмехнулся Леншерр.       - Ахаха! Да я и есть профессор с кафедры английской литературы, только не старый.Разве ты не знал, что я писал докторскую диссертацию по языку сонетов Шекспира?       - Черт подери, Чарльз! Достаточно уже! Я не вынесу больше ни одного доказательства твоего великолепного интеллекта! Пощади! – взмолился Эрик и запустил в Чарльза шариком из фольги.       Чарльз хохотнул и, вскочив на ноги, склонился в шутливом поклоне.       - Прошу прощение, мой господин, что оскорбил вас отсутствием в моем языке просторечий и жаргонизмов. Я просто балдею от этой тачилы.Так вас больше устроит?       - Нет уж, спасибо. Первый вариант мне как-то больше нравится.       - Нижайше кланяюсь за высочайшее одобрение, - Чарльз снова рассмеялся и витиевато взмахнул рукой.       Эрик тихонько вздохнул и поднял глаза на друга.В вечернем шепоте его голос был еле слышен:       Ты утоляешь мой голодный взор,       Как землю освежительная влага.       С тобой веду я бесконечный спор,       Как со своей сокровищницей скряга.       То счастлив он, то мечется во сне,       Боясь шагов, звучащих за стеною,       То хочет быть с ларцом наедине,       То рад блеснуть сверкающей казною.       Так я, вкусив блаженство на пиру,       Терзаюсь жаждой в ожиданье взгляда.       Живу я тем, что у тебя беру,       Моя надежда, мука и награда.       В томительном чередованье дней       То я богаче всех, то всех бедней.       Чарльз едва слышно выдохнул и благоговейно посмотрел на Эрика.       - Ты необыкновенный. Ты знаешь это?       - Несуразный, может. Ненормальный, скорее всего.       - Балда, - Чарльз сделал шаг и ласково провел ладонью по жестким волосам Эрика, потом склонил голову и с ласковой улыбкой проговорил:        Мой Друг, твоя любовь и доброта Заполнили глубокий след проклятья, Который выжгла злая клевета На лбу моем каленою печатью. Лишь похвала твоя и твой укор Моей отрадой будут и печалью. Для всех других я умер с этих пор И чувства оковал незримой сталью. В такую бездну страх я зашвырнул, Что не боюсь гадюк, сплетенных вместе, И до меня едва доходит гул Лукавой клеветы и лживой лести.  Я слышу сердце друга моего, А все кругом беззвучно и мертво.       Эрик замер, боясь пошевелиться, даже сделать вдох. Чарльз смотрел на него своим ясным взором, и его силуэт четко обрисовывался на фоне вечернего неба, усеянного редкими мерцающими звездами. Тогда Эрик встал и обнял своего друга.       - Чарльз… - прошептал он.       - Не надо, Эрик. Я знаю. Все хорошо.       Эрик про себя поблагодарил небо, скрывшее в темноте его пылающее лицо. Должно быть, Чарльз говорил о чем-то совсем другом. Он не мог знать мыслей Эрика, ведь он обещал не лезть к нему в голову. Наверное, Чарльз подумал, что Леншерр хочет поблагодарить его и остановил, не желая ставить друга в неловкое положение. От этой мысли Эрику почему-то стало грустно. Он отодвинулся от Чарльза и, сосредоточившись на том, чтобы в темноте хоть что-то разглядеть, выдал первое, что пришло в голову:       - Давай что ли разгребем тут, - Эрик опустился на колени и принялся запихивать в бумажный пакет остатки ужина и мусор. Чарльз молча ему помогал. Потом Эрик спрыгнул с крыши машины и бросил пакеты в багажник, а Ксавьер встряхнул одеяла и расстелил их поверх нагретого за день металла.       - Погляди-ка, летний треугольник: Вега, Альтаир, Денеб, - Чарльз вытянулся на спине и едва видным с такого расстояния пальцем указывал в пространство над собой. Эрик лег рядом, едва касаясь друга плечом. И чуть не задохнулся: над ним сияли, перемигивались, переливались мириады звезд. Посреди великолепного первозданного хаоса струился мягким светом Млечный путь, расцвечивая чернильную пустоту космоса фиолетовым и зеленым. Все переживания и мысли схлынули под обрушившейся внезапно красотой мира, на которую Эрик в безумии своей нескончаемой гонки не давал себе труда обратить внимания.       - Денеб, - механически повторил он.       - Альфа Лебедя, белый сверхгигант, ярче нашего Солнца в 67 тысяч раз, - Чарльз с восторгом истинного фаната забрасывал Эрика какой-то информацией, но тот совсем ничего не слышал, только смотрел туда, в это бесконечное небо и все задавал и задавал себе один и тот же вопрос: «Как я жил до сих пор, не видя этого?». Наконец, Чарльз заметил, что друг о чем-то задумался, и замолчал. Вокруг едва шелестели колосья, стрекотали сверчки, где-то в отдалении пела ночная птаха.       - Знаешь, в детстве я любил забираться на чердак, где стоял старый телескоп отца. Лучшее время дня. Только я, звезды и карта ночного неба, - Чарльз мечтательно вздохнул. – Помню, отец иногда рассказывал мне истории о созвездиях вместо сказки на ночь. Вот, видишь, четыре яркие звезды похожие на крест? Вот тут, вдоль Млечного пути? Это Лебедь. Помнишь миф об Орфее? Так вот после того, как ему не удалось вызволить из подземного царства Эвридику, он разочаровался в женской любви. Более того, он научил фракийских мужчин любви к юношам, за что его возненавидели вакханки и забили ветками и камнями до смерти. Зевс же поместил Орфея на небо в виде Лебедя. А рядом, смотри, вот здесь, чуть левее и впереди – это его Лира. Я почему-то запомнил эту историю и часто потом вспоминал.       - А почему отец не смотрел в телескоп с тобой?       - Его тогда уже не было. Мой отчим Курт Марко быстро выкинул все лишнее из дома. Хорошо, что я успел спрятать телескоп. На чердак никто не совался, даже мой сводный братец Каин, - голос Чарльза стал глухим и ломким. Эрик протянул руку и накрыл его запястье своей ладонью.       - Ты не говорил, что у тебя есть брат.       - О, поверь, ты бы не хотел о таком вспоминать, - рука Чарльза дрогнула, и Эрик осторожно погладил ее кончиками пальцев.       - Прости.       - Все в порядке. Сейчас уже все хорошо. Это ты меня прости, не лучшая тема для такого великолепного вечера. Хотя я даже должен быть им благодарен. Не будь этой постоянной угрозы, я бы, может, и не стал практиковать свой дар со всем упорством и не добился такого мастерства.       - Они… - Эрик с силой сжал руку Чарльза. – Они обижали тебя?       - Поначалу. Но я быстро научился прятаться и не попадаться никому на глаза. Мне повезло, что мой дар работал инстинктивно и я скоро научился внушению. Жаль, что маму уберечь я так и не смог.       - Ты был слишком мал, Чарльз. Ты ни в чем не виноват.       - Мне было восемь.       Чарльз, действительно, обещал не читать мысли Эрика и держал свое слово, но он не мог совершенно отгородиться от его эмоций, особенно сильных. И сейчас он почувствовал, как в Эрике бурлят чувство вины, горе, негодование и, наконец, чистая ярость.       - Да как ты можешь защищать людей! – Леншерр грохнул кулаком по крыше машины. – Ты же знаешь их самые сокровенные мысли, знаешь, какими мелкими и мерзкими они могут быть. Ты провел свои детские годы, сражаясь против них, а теперь говоришь о мире! Почему, Чарльз? Да ты же первым должен был понять, насколько мутанты совершеннее людей. Многие из них и впрямь не заслуживают жизни, Чарльз.       Телепат осторожно высвободил руку из железной хватки Эрика и тяжело вздохнул.       - Да, я знаю, какими мелкими и ничтожными могут быть люди. Но они могут быть и совершенно великолепными, чуткими и понимающими, верными и неустрашимыми, щедрыми и всепрощающими. Я видел и это тоже. Не все люди такие, как Курт Марко. И я бы не смог отнять жизнь, даже у него. Не буду скрывать, иногда мне этого хотелось, но случай спас меня и уничтожил его. Взрыв в лаборатории. Мать умерла за несколько лет до этого. Я был совсем один. Не знаю, что стало бы со мной, если бы не люди, которые приняли меня и помогли встать на ноги.       Эрик сжимал кулаки в бессильной ярости. Он думал о том, что хотел бы воскресить Курта только ради того, чтобы убить его самым болезненным и медленным способом за все, что он сделал с Чарльзом. За каждый окрик, за каждый удар, за каждую минуту страха и одиночества.       - Эрик, пожалуйста, не надо, - Чарльз повернулся к нему и положил ему руку на грудь, прямо над колотящимся сердцем. – Я принял мою жизнь такой, какой она была. Правда.       Чарльз с нежностью погладил Эрика по груди, и тот решительно притянул телепата к себе и крепко обнял. Они лежали под звездным небом под стук своих сердец и не могли отпустить друг друга. Эрик ласково гладил Чарльза по волосам, вдыхал его запах и впервые за долгие годы чувствовал себя на месте. Здесь и сейчас. Без мыслей о прошлом и будущем.       Эрик едва не вскрикнул, когда Чарльз слегка отодвинулся и приподнял голову. Леншерр не мог разглядеть его лица и с трудом удерживал себя от того, чтобы не прижать его к себе изо всех сил и никогда не отпускать. Он даже закрыл глаза и потому не сразу осознал, что губы Чарльза почти невесомо прикасаются к его собственным. На одно долгое мгновение они замерли в хрупком равновесии, не решаясь сделать шаг вперед, а потом со стоном вцепились друг в друга, целуясь до головокружения. В этот момент время перестало существовать. Только губы и руки, наслаждение и острое, почти болезненное ощущение счастья, разделенного на двоих и тем умноженного. И долгая дорога, в которой ни один из них больше не будет одинок.