Темная сторона

Темная сторона Возвращение лорда в родовое гнездо должно обставляться с пышностью и торжеством. Всегда. Девушки с цветами, ликующие подданные, румяные дети, машущие флажками, сытые поселяне в белоснежных рубахах и новехоньких лаптях, вот это вот всё. Впрочем, если лорд – вампир, это необязательно, по крайней мере нынешний лорд так считал. Девушки с цветами, конечно, приятны даже вампиру (особенно вампиру), да и сытые поселяне тоже, не говоря уже о румяных детях. Но Даэрт, в отличие от своего родителя, считал, что лишний раз пугать поселян не стоит, они от этого становятся нервными и болезненными. Они, конечно, живут на его землях и верно служат, как и их предки, но всё же они оставались людьми, а их лорды – вампирами. И пусть издавна действовал договор, по которому лорды Мортоны брали только тех, кто приходил к ним сам, добровольно, люди всё равно опасались. Тем более если вспомнить, что не так давно, в начале своего большого квеста Даэрт договор нарушил. Правда, вряд ли кто знал, что мельник не совсем добровольно стал его пищей. Но лучше все же договор блюсти. Даэрт де Мортон ведь не какой-нибудь там светлый, которому плевать на все договоры с «темными силами». Он честный вампир и за выпитого мельника давно расплатился с его семьей. Вдова, наверное, и не знает, что с ее мужем случилось и по чьей вине. В конце концов люди по разным причинам превращаются в зомби. Старой Клариссе удалось убедить вдову, что ее мужа прокляли, а Даэрт подарил ей сундук золотых – благо этого добра он из квеста привез много. Зомби-мельника, чтоб глаза живым в селе не мозолил, Кларисса приставила в дворники в Дракдарке. Собственно, дворник и Кларисса были единственными, кто встречал своего господина у замковых ворот. Даэрт де Мортон в родовое гнездо возвращался с неприлично маленькой свитой для великого темного героя Нетаны. Армию он расквартировал в порту Портланда и велел Фелин Делакур позаботиться о досуге офицеров и солдат, дабы они не устраивали от скуки беспорядков. Девочки из клуба Фелин с радостью занялись своим любимым делом – ублажать доблестных воинов тьмы и облегчать их рвущиеся от золота карманы. Кстати, по возвращении Даэрта Фелин с гордостью ему доложила, что портландская проституция полностью искоренена – меркантильные шлюхи просто не выдерживали конкуренции с искренними поклонницами тьмы из клуба Фелин. Те, что были помоложе и покрасивее, ушли в клуб, а те, что постарше – на покой. Даэрт на эту новость только усмехнулся: сколько ни бились короли с инквизиторами, а проституция цвела пышным цветом. Только под властью тьмы наконец установился истинный, должный порядок. Вроде бы с преступностью тоже стало существенно легче: новый правитель Портланда, верный последователь темного дела, попросту объявил о создании гильдий воров и убийц, где на деятельность надо было получать лицензии и разрешения, а не желающих подчиняться и платить взносы забивали в колодки и отправляли на общественно-полезные работы. Особо упорствующих – Клариссе на опыты. Словом, жители Портланда нарадоваться не могли: они и не мечтали о таком порядке, пока жили под властью света. В общем, оставив армию в порту, Даэрт отправился в родовое гнездо лишь со своими тремя спутниками – бывшим паладином Барристаном, бывшей священницей Люсией и эльфийкой Лариэль. ‒ Это и есть твой замок, мой повелитель? ‒ нежным голоском проворковала Лариэль, убирая со лба непослушную прядь серебряных волос и поднимая изящную головку к небу. С тех пор, как победили темные во главе с Даэртом, солнце Нетаны уже не причиняло им никакого вреда. И Лариэль не могла нарадоваться тому, что снова может любоваться небом, как и раньше. Всё-таки что-то от светлой эльфийки в ней оставалось, но Даэрту это казалось очень милым и пикантным. Трахать Лариэль, представляя, будто она по-прежнему светлая эльфийка-мракоборица – о, это было необыкновенным наслаждением. ‒ Да, это Дракдарк, моя Лариэль, ‒ кивнул Даэрт. ‒ Жаль только, что былое величие он потерял во время светлых войн. Не помнишь ли, моя Лючия, каким он был раньше? Бывшая светлая послушница кивнула, оскалилась в мрачной улыбке, покрутила в пальцах алый шнур, который по-прежнему носила как пояс: ‒ Помню, конечно, мой повелитель. Мы тогда почти победили, и старый лорд де Мортон пал от наших молитв. Да и тебя мы едва не упокоили. Все твои слуги полегли, помню их предупокойные вопли, они звучали как лучшая на свете музыка, ‒ Люсия облизнула пухлые губы и прикрыла веки. Даэрт усмехнулся. В Люсии тоже что-то оставалось от прежней светлой. Трахать ее ему тоже нравилось, но по-другому, не так, как Лариэль. Она отдавалась с яростным сопротивлением, каждый раз это было почти как изнасилование, потому что она кончала только если взять ее силой. Но не это было изюминкой секса с Люсией, а порка, ему предшествующая. Как сладко она порола его своим алым послушническим поясом! Хлестала наотмашь, так, чтобы серебряные колечки на кистях шнура рассекали его кожу, причиняя боль. Это заводило, он возбуждался и в какой-то момент перехватывал шнур, выдергивая его из рук Люсии, и начинал ее хлестать сам, валил на пол, связывая ей руки, и входил в нее резко, грубо, с кровью, взламывая ее запечатанную щель – Люсия была девственна, когда он обратил ее, и с тех пор всякий раз после секса ее плева восстанавливалась. Как и любая рана у нормального вампира. ‒ Я как-то иначе представлял себе цитадель вампирского лорда, ‒ задумчиво сказал Барристан, толкая покореженную чугунную решетку, украшенную шипами, кованными розами и летучими мышами. ‒ Как-то… более внушительно, наверное. Более монументально. Его лицо при этом сохраняло сосредоточенное спокойное выражение, он был всегда словно погружен в себя и на этом скульпурно-прекрасном лице почти ничего не отражалось. Нравится ли Даэрту его трахать, он не мог понять – именно из-за этой обреченной покорности, безукоризненного исполнения любых желаний повелителя и полного отсутствия каких-либо проявлений недовольства. Даже когда Даэрт брал его грубо и явно больно, Барристан только молча двигал задом в нужном темпе, и даже кончал всё с тем же непроницаемым лицом. Иногда Даэрту хотелось, чтобы Барристан проявил хоть какое-то неповиновение. Но нет, бывший паладин явно воспринимал всё это как служение. И это в нём явно было чертой того, прежнего Барристана, светлого паладина, знаменитого истребителя нежити. Долг превыше всего. – Вековые традиции портландского вампирского клана, – ответил Даэрт. – Эстетика на первом месте. Они вошли во двор, стараниями дворника-зомби уже приведенный в порядок. Следов осады замка и учиненной светлыми резни уже не было, разве что кое-где виднелись выщербины на стенах и плитах. – Вот, мои верные спутники, последнее пристанище последнего из Мортонов, – с грустью сказал Даэрт. – Последнего? – удивилась Лариэль. – Почему? – Потому что я могу обратить кого угодно, но имя Мортонов наследуется только по крови родства, а не обращения. В былые времена каждый из лордов обращал своего наследника только после того, как тот в свою очередь породит потомка. От вампира и смертной может родиться только дампир, существо между светом и тьмой, а такой выродок недостоин носить имя Мортонов. Так что издавна лорды сохраняли кровную линию живых потомков, обращая избранных и выбирая наследников среди них. Собственно, мой отец мне не отец, а прадед, но это неважно. Все равно все мертвы. – К сожалению, – подтвердила Люсия. – Мы начали с того, что уничтожили весь клан живых Мортонов, и только потом взялись за не-живых. Обычная тактика. Я сожалею, мой господин,– она склонила голову. Лариэль утешающим жестом погладила ее по плечу: – Ничего не поделаешь, мы все в прошлом заблуждались, ослепленные светом. Барристан, как обычно, промолчал. Вечером они устроили пир, на который пригласили всех окрестных темных. Угощение было на славу, на любой вкус. Для вампиров правитель Портланда прислал пару десятков узников, приговоренных к смерти за служение свету или просто за недостаточное рвение к темному делу. Даэрт и его спутники почти не притронулись к угощениям, оставив для себя по одному узнику на ужин. Даэрт взял для себя молоденькую крестьяночку (приговорена к смерти за тайное целомудрие и служение светлым богам). Лариэль соблазнилась красивым молодым гномом (приговорен к смерти за недостаточную алчность и отказ брать законную взятку), Люсия долго колебалась, выбирая между пожилой огородницей (приговорена к смерти за тайное выращивание чеснока и его продажу) и эльфом (просто светлым эльфом, водятся же еще такие, Даэрт даже удивился). Выбрала наконец эльфа. Барристан покорно взял, что осталось. Когда гости разошлись, а хозяева наконец в узком кругу отужинали, Даэрт встал: – Что ж, вот и отпраздновали мое возвращение. Так приятно снова попасть домой. Наконец-то я буду спать не в тесном походном гробу, а в собственной спальне… – он обвел спутников взглядом. – С кем бы? Лариэль томно улыбнулась, накручивая на палец серебряную прядь. Люсия хищно оскалилась в предвкушении. Барристан, как обычно, оставался совершенно невозмутимым. Может быть, именно поэтому Даэрт выбрал его, хотя уже было совсем решил взять в спальню обеих девушек. Втроем они тоже иной раз трахались. Как и вчетвером. Какое-то мгновение Даэрт подумал – не позвать ли всех троих. Трахать Барристана, глядя, как Люсия и Лариэль ласкают друг друга… А потом смотреть, как Лариэль с истинно эльфийским изяществом отсасывает Барристану, пока Люсия ее вылизывает своим розовым язычком… и хлестать бывшую послушницу по оттопыренной попке девятихвостой плетью… Картины были занимательны, но Даэрт слишком сегодня устал, и всю эту прелесть решил отложить на следующий раз. – Барристан, сегодня со мной будешь ты. А девушки развлекутся сами. У вас это неплохо получается, – усмехнулся лорд-вампир. Люсия и Лариэль ревниво посмотрели на Барристана, но возражать не стали. Дверь в спальню Даэрт не закрыл. В конце концов, если девушки решат подсмотреть, а потом присоединиться – почему бы и нет. В спальне он скинул плащ и расстегнул сорочку. Барристан покорно начал раздеваться. – Кстати, давно хотел тебе сказать… выбрось уже наконец свои тряпки, – Даэрт с отвращением указал на изорванный и запятнанный кровью паладинский плащ, который Барристан с непонятным упорством таскал с самого своего обращения. Нанесенные на плащ святые символы должны были причинять ему боль, но… или не причиняли, или он терпел. Он бы и вериги продолжал носить, если бы лорд это ему прямо не запретил. В этом они с Люсией были очень похожи. – Я ношу свой плащ как напоминание о ложном пути, которым следовал прежде. Дабы не впасть снова в заблуждение и не ослепиться светом, – пояснил Барристан. – Мне раздеваться дальше, мой господин? – Нет. Только штаны расстегни, – Даэрт окинул взглядом его мощный, скульптурный торс. Всё по канонам мужской красоты, принятым у людей. По древним канонам Нетаны… Он знал, что и член у Барристана такой же, каким должен быть по этим канонам – крупный, идеальной формы, чуть изогнутый в боевом состоянии. Даэрт представил, как этот совершенный орган раздвигает его ягодицы и входит в него… и в паху стало тесно. Он быстро разделся, опустился на кровать, пошире расставив ноги, и приказал: – Давай, трахай меня. Через плечо оглянулся на Барристана и с удовлетворением отметил, что вся невозмутимость бывшего паладина исчезла, словно ветром сдуло. Он выглядел растерянным и очень удивленным. – Мой господин… но… как же? – Как, как… Как я тебя трахал. – Но без подготовки? – еще больше удивился Барристан. – Вам будет неприятно. – Я бессмертный вампирский лорд. Мне больше ста лет, Барристан. Как ты думаешь, что в таком возрасте может по-настоящему возбуждать такого вампира как я? Кровь, боль и секс – а лучше всё вместе. Иди сюда, быстро. Я хочу, чтобы ты загнал мне разом по самые яйца! Этот приказ возымел действие: лицо Барристана исказилось в странном чувстве – не то гнев, не то похоть. Его член мгновенно отвердел и поднялся во всём своем немалом размере. Он подошел к своему господину, вцепился пальцами в его ягодицы, развел их в сторону, почти разодрал – как можно шире – и одним движением вошел в его задницу. Даэрт заорал от дикой, давно не испытываемой боли, сцепил зубы и подался ему навстречу. – Вот так!!! Давай же, трахай меня, свет тебя побери, Барристан! – орал он, купаясь в боли. Боль смывала то, что мучило его с самой битвы на Горе Света. Подумать только, Дух Света так лихо развел его, обманул, как последнего дурака. Все эти байки про баланс, равновесие… ну уж нет, Даэрт позаботится о том, чтоб никакого равновесия в Нетане больше не было. Власть тьмы – так уж власть тьмы! Эта мысль оказалась последней: когда Барристан вошел в него особенно глубоко и резко, перед глазами сквозь пелену боли блеснуло серебро клинка, совсем уж мучительная мгновенная боль ожгла шею и… Даэрт де Мортон рассыпался прахом. Барристан замер, глядя на узкий серебряный клинок, почти касающийся его груди. Медленно поднял взгляд и уперся в пылающие яростью глаза Люсии. В ее руке, одетой в защитную перчатку, светился священный знак Света. Рядом стояла Лариэль, сжимая серебряный меч. – Ну? Тебя за ним следом? – нетерпеливо спросила она. Барристан шевельнул губами: – Почему?.. – Потому что он захотел нарушить сложившийся баланс, – пояснила Люсия. – Нашей задачей было восстановить паритет. Как и велел нам Дух Тьмы. А он… решил уничтожить свет, сломать баланс… – Знаешь ли, мне нравится Нетана, – усмехнулась Лариэль. – Я не хочу ее гибели. Поэтому я убью любого, кто захочет сместить баланс, неважно, в какую сторону. Равновесие и так нарушено, всё держится на ниточке. Ты с нами или с ним? – С вами, – сказал Барристан, осторожно шагнул назад и поднял с пола свой изорванный плащ. Люсия рассмеялась: – Тогда идем – работы предстоит еще много! И наутро Портланд содрогнулся. А где-то в тонком плане стрелка весов, дрожавшая на отметке «почти полная тьма», медленно начала сдвигаться к середине между тьмой и светом.