генератор случайных чисел

– Сука, – рычит Марк и толкает Донхёка в грудь. Качественно, рьяно толкает, и дёргается в его сторону снова, чтобы добавить ещё, но дверь в помещение отворяется и между ними вдруг с разбега втискивается Джехён, размахивающий руками. «Марк, - орёт он. – Стой, всё кончилось, хватит». Марк по инерции делает последний порыв, но заёбанно закатывает глаза и отступает. Его команда сконфуженно топчется на пороге раздевалки. – Матч кончился. Этим ты ничего не исправишь, – продолжает праведно затирать Джехён, но Марк не слушает. Пока все пялятся на него, он пялится на Донхёка. Тот наклоняет голову слегка набок и гадко так улыбается одним уголком губ. Ему доставляет, господи иисусе. Просто прекрасно. – Да нахер идите, – Марк разворачивается к своей спортивной сумке, утрамбовывает в ней уже заранее собранные шмотки, хлопает дверцей шкафчика и отбывает. Он чувствует их взгляды на себе до самого конца: кучу непонимающих, один джехёнов – полный сожаления, один донхёков – определённо не им же полный. Марк хлопает тяжёлой дверью. Это не бегство, это стратегическое отступление. «Матч кончился» – просто охуительный выбор фразы. С чего ты решил, Чон Джехён, что кого-то волнует один просранный матч (нет, они выиграли, просто сделали это без него), или нагоняй за «неспортивное поведение» , или удаление с поля, или конкретный игрок из команды соперников, который ещё недавно был своим, но теперь какого-то чёрта слил своим новым дружкам все подробности выученных за годы совместных игр тактик и приёмов? Никого. Или кого угодно, кроме. Рука выдёргивает телефон из кармана сама собой, и уже через пару мгновений галочка на экране извещает об успешно совершённой операции: «Ну ты и урод», – доставлено в 21:15. И вовсе это не глупо. – Ничего мне не скажешь? – орут вдогонку сзади, и Марк прибавляет ходу, выруливая с территории школы на тротуар жилого района. – Я обещал им, что мы нормально поговорим, так, может, остановишься уже? Марк натягивает на голову капюшон. В это время года темнеть начинает с восьми, но ему правда комфортнее, когда его никто не видит – свои заморочки, долгая история. Донхёк добегает почти до него, но замедляется слегка поодаль и дальше выжидающе идёт следом. И наверняка собирается так проводить его до самого дома. – Я тебе обо всём уже эсэмэснул. На сегодня хватит, - говорит Марк, но всё равно зачем-то останавливается. – Ты сам выбрал, как поступить. Я тебя по-человечески просил... – Да-да, не лезть, ведь тебя достало всё, что я делаю, и ты меня ненавидишь. Знаю, уже выучил наизусть. Но посмотри на себя со стороны. Убегаешь от проблем, пытаешься делать вид, что ничего не происходит, и типа ты не при делах, а я всегда виноват. Ты даже сейчас мне в глаза посмотреть ссышь. Марк разворачивается. Черты Донхёка с трудом удаётся разобрать в темноте улицы, но по тону его голоса и без всякого света можно распознать эмоции. Донхёк обижен. Зол. Он устал и после игры, и от всего вокруг. И что? – Я правда тебя ненавижу, – цедит Марк, за пару шагов преодолевая расстояние между ними. – Я просил дать мне немного личного пространства – и ты свалил в другую школу. Я один раз сказал, что во всей округе у нас нет достойных соперников, и ты, мудила, начал их тренировать. Я повторял тебе постоянно: не лезь ко мне при людях, и что это была за херня в раздевалке? О да, спасибо, что наконец прислушался! Знаешь, лучше бы ты в другую страну свалил, - он подходит вплотную и успевает даже отчаянно коснуться донхёковых губ, но над головами у них тут же начинает медленно разгораться фонарь. – К тебе или ко мне? – вздыхает Донхёк. Он уже не раз повторял своё «ты мне нравишься, и я ничего не могу с этим поделать», так что снова ту же шарманку в своё оправдание заводить бесполезно. «Я люблю тебя до слёз, каждый день как в первый раз, поэтому доебался до тебя в раздевалке, ха-ха, больше не повторится, но и ты меня не бей» – вариант заведомо проигрышный. То, что Марку не нравится палиться – обидно, но с этим ничего не попишешь; зато у них появились те вечера дома, когда «мам, мы пришли делать домашку, есть не хотим, не заходи, пожалуйста» с выключенным светом и неумелыми поцелуями, которые из-за отсутствия опыта всегда казались самыми лучшими. Но так было раньше, а что теперь? Любовь зла – наверное, в этом дело. Хотя не ему такими фразами бросаться. Марк отшатывается и смотрит по сторонам, опасаясь деанона; Донхёк в свою очередь ждёт какого-нибудь совершенно неуместного поворота событий, который бы не расставил всё по местам в их истории, а наоборот, раскидал уже расставленное и вообще сломал к чертям все их хрупкие полки. И пожалуйста – со стороны школы слышится знакомый гомон, крики, смех и свист, принадлежащие (вероятность крайне велика) членам обеих спортивных команд сразу. Донхёк дёргает Марка за рукав в сторону ближайшей подворотни и смотрит умоляюще: «сделай хоть что-то, я не могу терпеть». Марк – страшный садист, – вместо того, чтобы послушаться, стоит на месте как вкопанный и о чём-то там думает. Донхёк готовится умирать. Он признавался уже тысячу раз, но это не помогло: чувства всё ещё хлещут из него, как из рога изобилия; стоит расслабиться немного – и он заорёт о своей безграничной любви прямо сейчас, не сходя с этого места, поэтому во имя высшей цели драпать нужно как можно скорее. – Здесь сойдёт, – внезапно говорит Марк и вытаскивает ткань своей толстовки из чужого захвата. Ещё он без каких-либо объяснений своих мотивов цепляется за руки нервно потеющего Донхёка по-человечески перед тем, как— Принцесса Фиона превращается в Огра-Принцессу. Это не закат в церкви сказочной страны и никто не рисует на табличке «AWWW», но, пока остальные примерно двадцать человек задумчиво топчатся неподалёку, Джехён реагирует именно так. – Я говорил, что им нужно перетереть без лишних ушей, а? Я был прав, – серьёзно заключает он, тыкая пальцем в друзей. Эти восемь секунд – их самый долгий поцелуй; эти красные уши Донхёка – ярче формы его команды. Вовсе не риторическое «какого хрена» остаётся висеть в воздухе. Марк уточняет у Джехёна время переигровки их матча, говорит чужой команде, что они всё ещё слабаки и должны сильно постараться, чтобы быть наравне с соперниками в следующий раз, салютует и уходит. Донхёк смотрит ему вслед и слышит только белый шум и отголоски тупого смеха Чэнлэ. «Что ты там встал, домашка сама себя не сделает», – доставлено в 21:28. Этот смех всё ещё звучит позади, когда Донхёк срывается с места и бежит к дому Марка.