«Свою девушку я бы называл пухляшем» © Пак Чимин.
Ссора случилась по совершенно идиотской причине, и Чимин отлично это понимает. Понимает, и поэтому просто не может закрыть глаза на кипящее внутри раздражение, требующее выхода. Юнги всегда был склонен к драматизму, любил поприбедняться, потому что нравилось повышенное внимание к своей персоне, но в этот раз Чимин уж точно не собирается потакать чужим капризам, заскокам, и как ещё всё это безобразие можно назвать. Казалось бы, прекрасный, хотя и пасмурный, день не сможет испортить ничто. Даже головная боль в преддверии встречи с фанатами отошла на задний план. Всё было просто идеально, настолько, насколько это вообще возможно. Фанатки, смущающиеся от любой улыбки, одаривающие подбадривающими словами и пожеланиями удачи и успехов, вредный макнэ, сидящий под боком и позволяющий себя тискать, ведь на глазах фанатов отбрыкиваться младшему всегда неловко. Улыбки, смех, вспышки фотокамер и тёплые ладошки арми в своих руках. Всё это опутывает незримой нитью единения с любящими и поддерживающими группу людьми, и настроение из-за этого унеслось в заоблачные дали. Ненадолго, правда. «Как вы будете называть свою будущую девушку?» - читает Чимин на листке бумаги, подсунутом фанаткой, и без колебаний пишет короткий ответ. Пожалуй, это действительно было бездумное действие. Чимин прекрасно понимал, подобное должно было случиться, ведь многие фанатки суют свои любопытные носы в личную жизнь кумиров, поэтому написал первое, что пришло в голову. Разумеется, вряд ли его потенциальная «будущая девушка» оценит прозвище, так или иначе касающееся её веса и фигуры. Называть её пухляшем Чимин бы не стал, боясь обидеть. Есть, конечно, и адекватные девушки, реагирующие на подобные прозвища вполне нормально, но Чимину в любом случае не удастся это проверить, да и не очень-то хочется, если быть честным, потому что сердце давно занято, отдано одному невероятно красивому, талантливому, склонному к драматизму молодому мужчине. Вот только у этого «принца» из сказки детство в заднице разыгралось, и это изрядно раздражает. - А что я должен был написать? Что? Скрестив руки на груди, Чимин пилит пристальным взглядом Юнги, надеясь, что тот наконец-то перестанет строить из себя невесть что, но не тут-то было. Юнги так же пристально и тяжело смотрит в ответ, зеркалит позу и кривит лицо, портя его злой усмешкой. - Да что угодно. У Сокджина просто прекрасный ответ. Почему бы тебе было не ответить так же? Почему бы тебе вообще было не написать о том, что у тебя не было бы никакой девушки? Почему бы тебе было не написать, что девушка эта появится нескоро, так что нет смысла думать о каких-то идиотских прозвищах? Боже. Дорогая, милая, детка, пухляш. Звучит, как кличка для собаки. Пухляш, к ноге. Милая, место. Омерзительно. - Ты бесишься из-за того, что я придумал такое идиотское прозвище, или из-за того, что я вообще думал о том, как бы мог называть свою девушку? Как только последнее слово вылетает изо рта, Чимин едва не прикусывает в кровь язык. Юнги ничего не говорит, резко поднимается и выходит из комнаты, хлопнув дверью. Взъерошив волосы, дёрнув пряди до боли у корней, Чимин рухнул на край постели, мысленно адресуя самому себе массу нелицеприятных высказываний. Да, Юнги выбесил, да, Юнги как всегда прикопался к какой-то херне, но так далеко заходить не стоило. Их отношения - сложная вещь, пестрящая подводными камнями и скалами, наполненная айсбергами на каждом пути. Оба знают, это неправильно, оба понимают, как опасно то, что происходит между ними, и удержать отношения в тайне - главная их задача на протяжении уже долгого времени. Но, несмотря на то, что с момента робкого окутанного темнотой ночи признания прошёл уже почти год, Юнги как будто не может поверить в происходящее, не может поверить в искренность чужих слов, в то, что всё вокруг - не один длинный сладкий желанный сон. Чимин знает всё о чужих демонах, знает каждую гадкую мысль, терзающую душу любимого человека, что боится слишком многого, начиная от раскрытия правды и заканчивая «мы должны прекратить всё это», но всё равно каждый раз вспыхивает, как спичка. «Почему ты не доверяешь мне? Почему ждёшь, что я тебя предам?» - хочет каждый раз спросить Чимин, но в последний момент останавливает себя. Страшно. Страшно услышать ответ, страшно узнать, что Юнги не просто мучается из-за внутренних тараканов, а действительно не доверяет, опасается, боится. Чимин хочет быть поддержкой и опорой, хочет быть тем человеком, перед которым Юнги не нужно будет носить маски, не нужно будет притворяться. Он так много сделал для того, чтобы Юнги ему окончательно раскрылся, так долго балансировал на лезвии ножа, ходил по грани, а теперь всё коту под хвост. «Нужно извиниться, нужно извиниться, извиниться, извиниться», - бьётся пульсом в груди и набатом в ушах. Чимин выбирается из комнаты и обходит всё общежитие в поисках старшего. В гостиной парень застаёт разгар драмы, но не заостряет на ней внимание. Переступив через катающихся по полу Тэхёна и Чонгука, вопящих что-то о «я всё равно буду звать тебя дорогушей» и «ты не аджума с десятью внуками, чтобы звать меня так, Чон - идиот - Чонгук!», Чимин направляется на кухню, по пути спрашивая заходящего в ванную комнату Сокджина, не видел ли тот Юнги. Старший качает головой, пожимает плечами и закрывает за собой дверь. Чимин тяжело вздыхает и лишь надеется, что Юнги не ушёл в свою студию, из которой выкурить его просто нереально. Пожар случится, так Мин просто противогаз наденет и пододвинет ближе огнетушитель, но своей берлоги не покинет. «Не ушёл», - облегчённый шумный выдох и лёгкая улыбка. Юнги стоит возле стола, нервно постукивая кончиками пальцев по столешнице, и дожидается, пока закипит чайник. На появление Чимина он никак не реагирует, чем парень и пользуется, подходя к старшему со спины и крепко обнимая. Отсутствие всяческого сопротивление даёт понять, что дела обстоят ещё хуже, чем казалось, и Чимин жалеет, что не может вернуться в прошлое и как следует отвесить себе по лицу. - Прости. Мне не стоило заходить так далеко. Просто я слишком вымотался за этот день, а после ты прицепился к такой мелочи. Я помню, помню обо всех твоих страхах, знаю, как ты боишься того, что когда-то наше «мы» развалится на куски, но Юнги... Почему ты не можешь просто довериться мне? Почему игнорируешь то, что я рядом с тобой, а не с кем-то другим? Разве я хоть раз дал тебе понять, что это всего лишь игра, эксперимент или попытка развлечься любым способом, раз нет девушек под рукой? Разве я веду себя так, будто ты для меня лишь забавная игрушка? Скажи, что мне сделать для того, чтобы ты перестал сомневаться во мне, в себе, в нас? Что мне сделать, чтобы до тебя наконец-то дошло, что всё, что происходит между нами, серьёзно, и я не сбегу, скидывая с себя ответственность, как только появится возможность? В голосе отчаяние, заставляющее перейти на шёпот. Чимин опускает голову на чужое плечо, упирается в него лбом и обнимает крепче, сцепляя пальцы на чужом животе в замок. Дёргается слегка, когда поверх рук опускаются чужие, тёплые, немного шершавые, и жмётся теснее, боясь услышать холодное «ничего» и почувствовать болезненный толчок, приказывающий отпустить, отойти, убраться куда подальше. - Я хочу, чтобы ты рассказал остальным, - говорит Юнги почти безэмоционально, если бы голос в конце не дрогнул, выдавая бурлящие внутри эмоции. - Хочу, чтобы сегодня вечером ты собрал всех в гостиной и рассказал правду о нас. - Хорошо, - просто отвечает Чимин. Отвечает и отстраняется, когда Юнги разворачивается в его руках и смотрит. Пристально, изучающе, с неверящим прищуром. Чимин смотрит в ответ спокойно, немного устало, но сверлящий взгляд выдерживает, давая понять, что настроен серьёзно. Да, это будет полный трэш. Возможно, будет много ругани и даже драка. От них могут отвернуться, на них могут посмотреть с отвращением, и группа из-за этого может развалиться к чертям, но... - Если тогда ты наконец-то успокоишься, если так тебе станет лучше, если с такой гарантией тебе будет легче верить в то, что я не вешаю тебе лапшу на уши, то я расскажу, - говорит Чимин. - Но, знаешь... Я всё думал, это со мной что-то не так, это я веду себя как-то неправильно, делаю что-то, что вызывает у тебя сомнения. Но сейчас, раз уж у нас зашёл этот разговор, я предлагаю тебе подумать о том, что ты - одна большая проблема. Юнги дёргается так, будто его ударили, взгляд разом леденеет, но Чимин читает меж строк, хватает за руку, не позволяя уйти, игнорируя ругань и шипение. - Видишь, - лишь продолжает он и даже набирается сил и смелости усмехнуться, - ты снова всё портишь. Я пришёл извиниться и иду тебе навстречу, а ты всё ломаешь, изворачиваешь так, как тебе хочется. Но остановись хоть на секунду и вспомни все наши ссоры. Все ссоры были начаты тобой. Это ты был их инициатором, это ты постоянно был чем-то недоволен, это ты упрекал и сам же обижался. За то время, что мы вместе, у нас было больше ссор и разногласий, чем действительно счастливых моментов. И вот тут самое время тебе наконец-то задуматься о том, почему я вообще всё ещё с тобой при таких обстоятельствах. Поверь, если бы мне просто нужен был секс, я бы нашёл способ получить своё. Если бы мне нужны были мимолётные увлечения, чтобы сбросить стресс и усталость, я бы что-нибудь придумал. Но я здесь, с тобой. Терплю твои истерики, сношу все удары, выслушиваю упрёки в свой адрес. Так может, дело не во мне вовсе? Может, это тебе пора уже наконец-то разобраться в себе? Отпуская чужую руку, Чимин чувствует себя так, будто только что разрезал провод в бомбе, не зная наверняка, синий нужно было кромсать или красный. Рванёт? Не рванёт? Будут последствия? Не будут? Падая на постель в своей комнате, зарываясь головой под подушку, Чимин может лишь тяжело вздохнуть и зажмуриться до расплывающихся в царящей под веками темноте цветных кругов. Наверное, нужно было просто извиниться и всё, но Чимин просто не смог. Надоело быть крайним, надоело быть всегда виноватым, надоело любить и не чувствовать отдачи. Стоило ли вот так заканчивать этот разговор? Стоило ли вообще его начинать? Стоило ли... «Стоило», - думает Чимин поздним вечером, когда слышит стук в дверь. Днём Юнги ушёл, они не пересекались, и на самом деле парень не ждал, что Юнги так быстро осознает, что вёл себя, как последний идиот. Но Мин проскальзывает в комнату и закрывает за собой дверь на замок, раздевается по пути к постели, раскидывает вещи вокруг себя, а после ныряет под тёплое одеяло, подкатывается под горячий бок, обнимает крепко холодными с улицы руками и тычется носом в плечо. - Прости, - шепчет хрипло, едва слышно, и жмётся ещё ближе. - Прости меня, слышишь? Чимин слышит. Слышит, но не отвечает. Лишь ложится на бок и притягивает к себе настолько близко, что свободного места меж телами не осталось, целует ласково в лоб и прижимается щекой к растрёпанной макушке. Невысказанное «люблю тебя» наполняет безмолвную тишину долгожданным спокойствием.|∞|