Бледная, слегка веснушчатая ладонь вальяжно покоится на руле автомобиля. Пальцы изредка поигрывают в такт негромкой музыке, обхватывая и сжимая кожаную оплетку.
Конор только на секунду скосил взгляд, но и этого было достаточно, чтобы уловить характерную едва заметную ухмылку на красивом вытянутом лице и выражение темных глаз в зеркале заднего вида.
– Так и будем молчать всю дорогу? – негромко произнес спокойный приятный голос. – Ты же наверняка о чем-то сейчас думаешь. Скажи мне.
Конор еле слышно вздохнул, придерживая альбом, лежащий на приподнятых коленях, и делая карандашом штрихи.
– Думаю, надо было сказать папаше, что повезешь меня в багажнике в полиэтиленовых мешках. Тогда бы он тебе сам выдал тачку вместе с правами, и брать без спроса бы не пришлось.
Конор заметил, как блеснули в зеркале идеально ровные зубы. Два или три из них были искусственно имплантированы около трех лет назад в результате одной кулачной баталии в школьной столовой. За все время общения с Конором Гарри упоминал об этой их потасовке несколько раз, явно надеясь пронять его на откровенность. Однако О’Мэлли, уже получивший предупреждение от директора школы, старался этой темы всячески избегать.
К тому же, он обещал, глядя в глаза однокласснику, что этого больше не повторится. Значит, так оно и будет.
В тускловатом освещении салона автомобиля рисовать было куда труднее, нежели дома, за письменным столом. И куда как менее привычно. Но и откладывать задумку на потом из-за внезапного появления Гарри Абрамсона на пороге жилища его матери Конор не хотел.
Все равно потом потребует работу на досмотр. И попробуй ему откажи.
«Прокатимся? – предложил Гарри, кивая на припаркованный возле калитки темно-серый «фольксваген». – Или, может, пригласишь войти?»
Вот уж нет. Не сейчас. К такому Конор точно не готов.
Внезапная мысль о реакции на происходящее одноклассниц, влюбленных в мистера Совершенство, развеселила его. Конор оперся худым плечом о дверной проем и сложил руки на груди. На его бледном скуластом лице появилась ухмылка, похожая на оскал.
«А цветы где?», - сказал он, окидывая Гарри взглядом и в который раз невольно находя его чертовски привлекательным. В свои шестнадцать Абрамсон мог бы спокойно сойти за студента Оксфорда или Кембриджа. Распахнутая не по погоде куртка, открывающая коричневый свитер. Слегка встревоженная ветром шапка русых волос. Вальяжная поза и этот извечный румянец, красующийся на холодных от февральского ветра щеках.
«Нет цветов – нет секса?» - ухмыльнулся Гарри с обыкновенно ледяным самодовольством.
Нарцисс.
Но и сам Конор не пальцем делан.
«Причина, по которой я должен бросить все ради твоего желания отыметь меня в папиной тачке?»
Абрамсон и здесь нашелся.
«Ну, во-первых, «все» можно взять с собой, - просто ответил он, приблизившись к Конору на пару шагов, и оперся вытянутой рукой о дверной косяк. – Удобства позволяют, да и я твоим творческим порывам уже давно не помеха. Так ведь?»
Взгляд скользит к губам, задерживается на них, и Конор невольно сглатывает слюну.
Что правда, то правда. С периодическими вежливыми набегами Гарри на его внутренний мир Конор уже свыкся. И даже порой, когда Гарри был занят на внеклассных занятиях и футбольных тренировках - или оба они были заняты тем, что готовились к выпускным экзаменам и разгребали кучу домашних заданий - ловил себя на том, что начинает по ним скучать.
«Во-вторых, ты и сам давно хочешь меня отыметь. Ну, или сожрать. В начальной школе наверняка было трудно определиться».
«Трудновато, - кивнул Конор, не сводя глаз с его довольного лица, и в следующую же секунду перехватывая ладонь, явно намеревающуюся взять его за подбородок. – Я долго думал и пришел к решению, что одно другому не помешает».
Гарри сплел свои холодные пальцы с пальцами одноклассника и подался вперед. Конор почувствовал кожей до боли знакомое дыхание, вызывающее с недавних пор сугубо интимные ассоциации и приятную дрожь во всем теле. Но продолжал смотреть твердо, прямо в блестящие глаза - зеленовато-карие, удлиненные и слегка раскосые, - и отчаянно пытался убить в себе ощущение, что ребра вот-вот треснут, а разбухшее сердце, порвав своей тяжестью грудную клетку, упадет, пульсируя, к ногам Гарри Абрамсона.
«Антихрист, - бросил, наконец, Гарри почти шепотом и, мягко отпустив его руку, добавил: - Собирайся давай. Жду в машине».
Конор еще пару мгновений провожал взглядом это современное воплощение малолетнего денди. Он знал, Гарри не отвяжется. Да и одним своим появлением он напрочь сбил Конору весь мрачно-творческий настрой. Поэтому парень только покачал головой и, захлопнув дверь, отправился в свою старую комнату, чтобы захватить школьный рюкзак и – ладно, черт с ним! - неоконченный эскиз.
Перед тем, как покинуть комнату, Конор машинально кинул взгляд на циферблат старых электронных часов.
00:07
Конор часто приходил сюда после занятий и оставался на ночь. Иногда смотрел в окно на древний тис, что растет на кладбище, но чаще приходил к нему сам. К нему и к маме. Чтобы, сидя возле могильной плиты на его корнях, привалившись спиной к стволу, слушать завывания ветра или греться на солнце, вдыхать сладковатый запах опавшей листвы, запах снега или кладбищенских цветов, рисуя в голове далекие, доступные лишь одному воображению, образы.
Его бабушке подобные экскурсы в болезненное прошлое были не так чтобы по душе, и все же она в свое время пошла на эту уступку, понимая ее необходимость, и сделала для внука дубликат ключей. Все равно, ни продавать этот дом, ни сдавать его в аренду она не стала, хоть и планировала сперва начать со второго.
Передумала в последний момент. И Конор знал, почему.
По той же причине, что и Гарри в этом доме делать нечего.
Конор по-прежнему пытался разбудить тисовое дерево. Поначалу спокойно, просто чтобы убедиться в том, что весь этот кошмар с падением в пропасть уже позади. Но с недавних пор он снова прибегал сюда, задыхаясь, и звал настойчиво, сдирая до крови кожу на костяшках пальцев, разбивая лоб о замерзший ствол, а затем беспомощно сползал вниз и ничком падал на холодные, торчащие из земли, корни.
«Что есть сон, Конор О’Мэлли?.. И кто сказал, что это – сон?»
«Кто ты такой?»
«…Я – воплощение всего дикого и неприрученного… Я нечасто выхожу на прогулку. Только когда дело касается жизни и смерти…»
- Я заметил, клептомания на тебя приступами находит,- произнес Конор, не отрывая взгляд от эскиза. Уже почти полностью прорисовано огромное ветвистое тело, изогнутые мощные корни-лапы, осталось обозначить мелкие детали и добавить реалистичности.
«Вся жизнь всегда в глазах…»
Гарри на мгновение скосил взгляд.
- Как тебе сказать… - протянул он, продолжая мягко вести отцовский автомобиль, словно сам до этого только и делал, что на нем ездил.– Вокруг полно всяких безделушек с претензией на качество. Но я не могу удержаться только если вижу подлинную ценность.
Конор не ответил, потому как в этот момент растушевывал пальцем штрихи, создавая на рисунке тень. Гарри снова бросил на одноклассника быстрый взгляд и, свернув по освещенной уличными фонарями дороге, выехал на шоссе.
Он всегда выглядел безупречно. Не обратить на него внимания было сложно, да и он этого просто не позволял. Никому. И Конору, в том числе. Еще в начальной школе Конору казалось, что Гарри тоже его замечает, даже взгляд на пару секунд задерживает. Но потом иллюзия рассеивалась, как дым, и Гарри Абрамсон снова оказывался в центре всеобщего внимания – далекий, недоступный, как чья-то чужая фантазия.
- Жизнь – моя! Сейчас или никогда… Знаю, что она не навсегда!*
Конор поднял взгляд как раз вовремя, чтобы заметить движение губ, вторящих словам песни, звучащей из магнитолы. Чего Гарри совершенно не умел делать, так это петь. Даже подпевая, и то не попал ни в одну ноту. Окинув взглядом эскиз, Конор с досадой выдохнул и, расстегнув рюкзак, аккуратно сунул лист бумаги в папку.
- Гори в аду, убийца вдохновения.
Гарри в ответ на это только улыбнулся, напевая и продолжая следить за дорогой.
- Располагайся, О’Мэлли! Чувствуй себя как дома.
- Уже, - ответил тот, укладываясь вдоль сидения, закинув руки за голову и вытянув ноги.
- Эй, без фанатизма!
Конор довольно засмеялся, прикусив язык и разглядывая собственные, лежащие на идеально чистом кожаном сидении, ноги в кроссовках.
- Поздняк метаться. Так куда мы едем?
- Понятия не имею, - с несвойственной для него беспечностью ответил Абрамсон, сворачивая по пути налево. – Только не в центр. Там полно бобби, а я еще планирую школу закончить.
Конор привстал, чтобы увидеть его глаза.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты долбоеб?
Быстрый взгляд в зеркало.
- Да. Ты. Только что, - он снова улыбнулся так, как улыбаются своим мыслям. – Тебе ведь это во мне нравится, я прав?
Конор снова усмехнулся, наблюдая за его мимикой в зеркало.
Он никогда не испытывал желания быть среди его подхалимов. Даже пройти мимо и случайно задеть Гарри плечом было чем-то из разряда фантастики. Конор вообще не хотел приближаться. Только иногда наблюдал со стороны, год за годом замечая, насколько человек, круглые сутки находящийся в центре внимания, может быть безнадежно одиноким.
И оттого тяжелее было смотреть, спустя пару лет, как Гарри натравляет на него своих подпевал. В ответ на неожиданное внимание с его стороны было трудно демонстрировать неприязнь. Конор не презирал Гарри никогда, хоть никогда им особо и не восхищался, лишь находя его не по годам взрослым и приятным во всех отношениях. До того кошмарного сна с падением в пропасть и до появления Монстра мальчик не мог представить, что Гарри Абрамсон вообще когда-нибудь его заметит.
И тем не менее, то, как Гарри с ним говорил, как старался показать свое чертово превосходство, которое и без намеков было видно за милю, не могло не вызывать ответного негатива.
Только Конор не боялся. Никого и ничего. Все, чего он мог бояться, заключалось в ненавистном кошмаре, преследующем его каждую ночь, и все чего он хотел – не думать больше об этом.
Так было при появлении Монстра. Так было и с Гарри.
Все, что он чувствовал тогда – усталость. Дикую усталость от всего, и в первую очередь - от самого себя.
- Мы с О’Мэлли понимаем друг друга. Только я один могу давать ему пинки. Верно?
Гарри с непроницаемым лицом, не сводя глаз с Конора, шагнул к нему поближе. Конор даже не вздрогнул. Вот так они стояли лицом к лицу, в то время как Антон и Салли нервно переглядывались.
«Ну, давай, бей. Сыграй под дудку своих идиотов, сделай им одолжение… что, нет? А если я сам этого хочу?»
Гарри занес кулак, словно собирался двинуть Конору в лицо. Тот даже не вздрогнул. Не шелохнулся. Он всего лишь смотрел в глаза Гарри, ожидая удара.
«Давай уже, вышиби мне мозги, я не хочу больше ни о чем переживать».
Ему показалось, или во взгляде Гарри мелькнула тень… удивления? Понимания? Что это было, Конор не знал, но от ощущения, что Гарри среагировал на его мысли, стало немного легче.
«Мне так дерьмово, ты бы знал... так паршиво… давай, бей».
Гарри медленно опустил кулак, разжал пальцы, по-прежнему глядя на Конора.
— Да, — наконец, спокойно заговорил он, как будто что-то для себя выяснил. — Я так и думал.
Даже теперь, сидя в ухоженном, приятно пахнущем салоне чужого автомобиля, Конор все еще чувствовал, как его не покидает мысль: проснувшись завтра, он непременно обнаружит - все произошедшее за несколько лет ему приснилось.
Весь этот спасительно сладкий бред, связанный с одноклассником, Конор выдумал себе сам, как и Монстра с его историями. От отчаяния. От необходимости присутствия рядом кого-то, кто готов часами слушать все, что происходит в его голове. Хоть Конор и отрицал эту необходимость даже перед самим собой.
Кого-то, кто может помочь ему, вырвать из оков повседневной рутины одним своим появлением. А затем затеряться в ней же, просто потому, что…
Да потому, что сон, как и все на свете - хорошее и плохое, веселое и страшное - имеет свойство заканчиваться.
Парадокс заключался в том, что Гарри, именно Гарри со всеми его достоинствами и недостатками, являл собой того, кто был сейчас Конору жизненно необходим. Происходящее между ними в последнее время сильно смахивало на плод чьей-то извращенной фантазии - не исключено, что его, Конора, собственной – и потому не могло не напрягать.
И если все это действительно окажется иллюзией, Конор знал - неизменным останется лишь ощущение, что когда-то у них были разборки во дворе школы. Когда-то он вынужден был защищаться, проглатывать кровавую слюну, терпеть издевки и не выказывать слабость. Когда вынужден был признать - надо быть осторожнее со своими желаниями и с тайными сигналами, которые подаешь неосознанно.
«Заметь меня. Разгляди меня. Я знаю, мы похожи».
Тогда, когда умирала мама, и весь мир грозил обрушиться в пропасть, утащив ее на самое дно. Когда по ночам от непрекращающихся кошмаров болели кости, кровь прекращала течь, а сердце – биться.
И все.
- Путь широк, как автострада. Чужих инструкций мне не надо!* Давай, О’Мэлли, пой со мной!
Гарри любил чувствовать себя хозяином, правым во всем, и раз и навсегда лишать его этого ощущения было бессмысленно. Да и невозможно. Слишком он умен для своих лет, чтобы повернуть ситуацию себе на пользу.
И в то же время, Конор знал - если отбросить в сторону многолетние плоды родительского воспитания, если хорошенько приглядеться, можно увидеть то самое, настоящее. То, из-за чего Гарри в свои неполных семнадцать так по-детски нелепо смотрится за рулем автомобиля, до которого еще не дорос.
То, что умело скрывается на людях за маской высокого интеллекта и лидерства, очевидного настолько, что Гарри к нему даже не надо было стремиться.
То, почему рядом с ним Конор порой чувствовал себя тридцатилетним.
Если это действительно он. Если это Гарри.
- Останови машину.
Он не сразу среагировал. Стоило ему встретить взгляд Конора, задумчивая полуулыбка застыла на лице. В глазах мелькнула тревога. Гарри сбавил скорость и убавил громкость на магнитоле.
- Съезжай с дороги, - произнес Конор на автомате, не сводя с него взгляда и будто не видя его вовсе.
Секунда. Две.
Резко крутанув руль вправо, Гарри съехал на обочину и, едва успев выровнять траекторию, выругался и резко надавил на тормоз, потому как не заметил растущее прямо возле дороги дерево. Пришлось немного сдать назад, и только после заглушить двигатель.
В воцарившихся внезапно темноте и молчании Конор слышал собственное дыхание и стук сердца. Гарри, в свою очередь, замер, вцепившись в руль. Конор видел в зеркале, как недвижно смотрят прямо перед собой его глаза. Казалось, он перестал дышать.
Не в силах больше это выносить, Конор открыл дверь и, выйдя из машины, внезапно почувствовал пронимающий до костей холод. Они довольно далеко уехали и находились теперь возле трассы, ведущей из города. По обе стороны от дороги чернели контуры леса. Нарваться на нежелательный дорожный патруль здесь действительно было труднее всего, и потому Гарри…
Гарри?
Конор обогнул машину слева и, рывком открыв переднюю дверь, плюхнулся на сидение рядом с водительским креслом. Звуки проезжающих мимо автомобилей и уже витающий в воздухе запах начала весны будто разом стерлись, стоило Конору вновь оказаться в салоне и закрыть доступ в реальность.
- Время отвечать на вопросы. Да, Конор?
Было сказано глухо и, как ему показалось, вкрадчиво. Конор повернул голову и поймал на себе его взгляд.
«В последнее время все хотят со мной поговорить…»
- Ударь меня.
Молчание. Взгляд Гарри все еще прожигал его насквозь, не двигаясь с мертвой точки.
Собственный голос звучал глухо, будто Конора заперли в вакууме. Он не вполне контролировал то, что чувствует, и потому доверять всему, что происходит вокруг, больше не мог.
«Время последней истории…»
- Врежь мне со всей дури.
Он не знал, что подумал Гарри, понял ли он, услышал ли, но спасительный удар лицом прямо о край руля настиг Конора секунду спустя.
Второй. Третий.
Гарри отпустил его именно тогда, когда он почувствовал и подумал - «хватит!». Откинувшись на спинку сидения, запрокинув голову, Конор отчаянно вдыхал ртом, прижимая ладонь к кровоточащему носу и опухшей губе. Саднящая боль, казалось, вернула ощущение реальности и, все еще держась за лицо, парень осмотрел левую руку. Костяшки пальцев не ныли, с руками было все в порядке. Того чувства, что он испытывал почти три года назад, не было теперь и следа.
- Легче?
Как лезвием по сердцу. Спокойно и глухо.
Добро пожаловать в прошлое, Конор О’Мэлли. «Встретимся после уроков, как обычно».
Конор не заметил, как, сорвавшись с места, распахнул дверцу автомобиля и, захлебываясь текущей из носа кровью, вылетел на дорогу. Он почти не слышал, как сигналят машины, не чувствовал холода. Вдыхать носом было больно, и Конор ловил ледяной воздух ртом. Грудь тяжело вздымалась.
«Ну, давай… покажи себя… я знаю, это ты».
Он закрыл глаза, и тут же сильные руки обхватили его сзади за плечи и, протащив несколько ярдов вдаль от трассы, резко вдавили в автомобильную дверь так, что заныл позвоночник.
- БЛЯДЬ, КОНОР, КАКОГО ХРЕНА ТЫ ТВОРИШЬ?!
Таким он еще не слышал этот голос – высоким от гнева и растерянности. Такими он еще не видел эти глаза – полными злости и страха. Гарри дышал ему в лицо, крепко держа за лацканы куртки.
И от него не пахло гнилыми листьями. Нет…
Конор облизал губы, чувствуя, как дрожит нижняя челюсть.
- Не может быть,- произнес он, глядя в лицо одноклассника, чувствуя исходящие от него волны человеческого тепла и не вполне ощущая почву под ногами.
- Чего не может быть? Меня? Тебя? Чего?
Гарри жадно вглядывался в него, пытаясь если не услышать ответ на свои вопросы, то понять их каким-то другим путем. Как понимал до этого многое, в чем Конор порой не хотел признаваться даже самому себе.
- Я никогда не устану от твоих загадок, - сказал он, наконец, шмыгнув носом, после чего нервно, и в то же время расслабленно, усмехнулся и кивнул на дверь. – Пошли, надо кровь остановить.
Он не успел отстраниться, потому что в следующую секунду пальцы Конора вцепились в ворот его куртки.
- Подожди…
Ладонь скользнула выше, обняв пальцами теплую шею, чтобы затем зарыться в мягкие густые волосы на затылке. Взгляд Гарри скользнул к испачканным в крови губам, разбитым и посиневшим.
Конор привлек его к себе рывком. Прислонившись к холодной щеке, закрыл глаза и шумно выдохнул скопившийся в легких воздух.
Теплый. Живой.
Настоящий…
От ощущения влажных губ, коснувшихся шеи, внезапно стало так хорошо, что ржавый привкус крови во рту и сломанная переносица едва ли могли этому помешать. Гарри целовал его, ласкал и прикусывал чувствительную кожу, и Конору хотелось прижать его к себе сильнее, впиваясь ногтями в розоватую кожу, оставляя на ней следы. Захотелось сорвать с него к чертям всю одежду, чтобы вдыхать его, трогать, видеть, ощущать напряжение, ловить каждый вдох и выдох, срывать стоны с полураскрытых губ.
Через боль. Прямо здесь...
Хриплый не вполне внятный шепот, и ладонь сильнее сжимает ткань куртки. От прикосновения пальцев кровоточащие губы Конора пронзает жгучая боль.
Гарри замер в дюйме от его лица, обдавая горячим дыханием. Пальцы коснулись влажного и липкого от крови подбородка. Конор сглотнул застрявший в горле ком и облизал больные губы.
- Давай в машину,- сказано вполголоса, мягко. Безапелляционно.
Конор только кивнул и подчинился.
***
- Слушай, я… я не знаю, что это было. Прости меня. И забудь все это на хрен.
Гарри мрачно усмехнулся и покачал головой, глядя, как Конор запрокидывает голову, чтобы заткнуть ноздри ватой из аптечки.
Закончив процедуру, Конор посмотрел на него и, встретив твердый взгляд, слегка приподнял уголок губ.
- Тачку повредил?
Гарри только на мгновение прикрыл веки.
- Фигня. Царапина.
Конор щелкнул языком, вспоминая совсем недавний разговор о том, что отец вознамерился подарить Гарри на окончание школы.
- Хрен тебе теперь, а не «роял энфилд».
- Меня сейчас не это беспокоит, - жестко бросил Гарри, продолжая буравить Конора глазами.
- Зря, - ответил последний и тут же оказался схваченным за подбородок.
Взгляд Гарри впивался в кожу, разрывал ее, резал в попытках докопаться до внутренностей.
«Не смей. От меня. Отворачиваться».
Конор не шелохнулся, прожигая его глазами в ответ.
- Ты не хочешь, чтобы я в этом копался? Ладно, - продолжил он уже мягче. – Я не стану. Пусть будет страшная тайна, как ты хочешь. Но ты не представляешь, что творится со мной. Уже несколько лет. Я это принял и не хочу этого лишаться. Мне нравится все, что с тобой связано. Ты мне нравишься.
Гарри подался вперед, и Конор заметил, как переменился его взгляд.
- Не отталкивай... если хочешь спасти мою душу.
Конор готов был поклясться, что слышит, как пульсирует кровь в его голове. Как мучительно для Гарри становится дышать с каждой секундой. Он вдруг вспомнил, как в начальной школе замечал на себе ответный взгляд темных глаз, и это была не иллюзия. Как казалось, будто Гарри прочел на нем тайный знак, появившийся вместе с началом кошмаров.
«Ну, скажи мне... почему, стоит мне повернуться, и я натыкаюсь на твою рожу? Это уже становится странно. Правда?»
«Думал напугать меня, О’Мэлли? Думаешь, я стану тебя бояться?.. Конор О’Мэлли, который так хочет, чтобы его наказали… Какие ужасные секреты ты скрываешь?».
Рука сама протягивается, чтобы убрать русую челку с бледного лба. Губам все еще больно, они кровоточат, но слегка улыбнуться оказывается вполне под силу.
***
Над старым кладбищем занимался рассвет. Дорогу уже можно было разглядеть, и потому Конор направился через железнодорожные пути к калитке, за которой по-прежнему молча покоились серые могильные плиты.
Старый тис, словно безмолвный страж, охранял покой блуждающих душ. Конор знал – они существуют. Они реальны, и то, что он не может их видеть, не означает, что их нет.
Скрип остатков снега и схороненных под ним опавших листьев под подошвами кроссовок почему-то успокаивал. Может, это на душе после встречи с близким человеком стало легче? Без сомнений. Но осталось еще кое-что…
- Я не будить тебя пришел, - сказал Конор, усаживаясь возле дерева и, расстегнув рюкзак, достал оттуда эскиз. – Проснешься, когда сам сочтешь нужным. Или не проснешься.
Он усмехнулся, глядя на отсутствующее у монстра лицо. Когда-нибудь, он расскажет Гарри обо всем. Может статься, что и покажет. Главное - почувствовать нужный момент. Вот как сейчас. Когда на душе спокойно, рука сама тянется за карандашом, а в мыслях образ уже давно закончен.
— Ты останешься? — едва слышно прошептал Конор, обращаясь к чудовищу. — Ты останешься, пока не…
—Я останусь, — заверило оно, по-прежнему держа руки на плечах мальчика. — Теперь все, что ты должен делать, — говорить правду.
