Пять стадий

– Доктор Циглер, майор Райз… – Я знаю, Энн, можешь идти, – в коридорах больничного крыла эхом отражались от безжизненных бетонных стен шаги юной девушки-сержанта, знаменуя полное одиночество Ангелы в холодном кабинете ведущего врача в военной клинике. Отголосок сознания Циглер всё ещё твердил о том, что есть шанс того, что надежда на ошибку в этом случае имеет место быть. Однако она уже в полной мере осознала его смерть: врачи циничны к таким вещам. Девушка встала, на ватных ногах дошла до шкафа с папками и на мгновение остановилась. Когда-то давно она обещала Гэбриэлу, что не вернётся обратно. Только сейчас он мёртв и не сможет отговорить её. Тонкие и изнеможённые пальцы коснулись корешка с неприметной надписью: «Проект "Валькирия"»… «… Это произошло три дня назад. Подобно грому среди ясного неба. Ангела возвращалась с очередной удачной операции, как раздался звонок сотового телефона. Это мог быть только Гэбриэл или, на крайний случай, кто-нибудь из сотрудников с отчётом из другого корпуса. Первый вариант оказался верным. На другом конце провода был Джек. Знаете, как это бывает, доктор? Сначала вы не понимаете, что говорят. Потом те же слова повторяют во второй раз. По каждой клетке тела, словно электрический ток, пробегает дрожь, создаётся впечатление, что сердце в какую-то секунду перестало качать кровь. Кажется, когда-то Циглер слышала о пяти стадиях осмысления произошедшего. Первая – отрицание. Она, конечно же, сразу же, как-то машинально поинтересовалась, не шутит ли гонец, принесший жуткую весть. Кажется, это был худший вопрос, заданный Ангелой за всю её жизнь...» Циглер инстинктивно встрепенулась, доставая папку, следом за ней бутылку белого полусухого. «Алкоголь когда-нибудь тебя прикончит, голубка,» – зазвучал в её голове до боли знакомый голос, пока она зубами выдёргивала пробку. Мёртвый голос. Старые записи, выведенные её же рукой. Чертежи, какие-то сноски. Всё это было древним, как история о Омническом Кризисе, после которого и наступило мирное время… «…Что же она ожидала услышать? «Хэй, подружка, конечно шучу, жди нас сегодня вечером "всей ротой" к тебе»? Наивно, не правда ли? И одному дьяволу известно, как ей не хотелось слышать эти глупые, совершенно ненужные слова о том, что он видел всё своими глазами. Кому станет легче от того, что он никогда не забудет, как губыГэбриэла в последний раз шептали: «Позаботься о голубке»?Джек не смог бы ничего сделать, даже если бы имел возможность: было слишком поздно. Ангелатихо, совершенно беззаботно и с какой-то призрачной надеждойрассмеялась, всё ещё уговаривая Моррисона признаться в отсутствии хоть какого-то чувства юмора. Вторая стадия, не так ли? Циглер, плача, торговалась с Джеком, будто бы от того, что он ответит так, как ей хотелось, Гэбриэл оживёт. Святая наивность. Она не знала, сколько времени прошло: худенькое тельце содрогалось в истерических рыданиях.Её смогли успокоить вовремя подоспевшие медицинские работники – попростувкололи снотворное. Кажется, четыре кубика, которые могли стать смертельными для организма. Целый день прошёл в полной апатии. Казалось, Циглер погрузилась в состояние искусственной комы. Только как, скажите, можно принять смерть, если в душе до последнего теплилась надежда на светлое будущее? Что же делать, доктор?..» Мирное время, да. Только Гэбриэлу всё равно пришлось служить. "Не умею я ничего другого, Ангел". Тонкие пальцы с тихим шелестом касались пожелтевших от времени страниц, добираясь к концу бутылки до совсем новых, печатных, с свежим запахом стойкой типографской краски с примесями свинца. Ангела так и не воплотила в жизнь эти задумки, остановившись на самом удобном и доступном для того момента варианте. Да и зачем, если всё, вроде бы, хорошо. И вела она эти записи только потому, что это стало неким подобием хобби. Вдруг, когда-нибудь пригодится. Пригодится… Прошла неделя. Циглер крепко держалась руками за хромированные поручни в военном самолёте. Нашивка "Не навреди" на плече, бластер в кобуре на бедре, модифицированный кадуцей в ногах. Третья стадия – гнев. Она вернулась на поле боя, как Мерси. Сейчас ей нужно спасать, исполнять свой долг, нести одним своим обликом и пресловутой надписью на шевроне какую-то смутную надежду. Вот только заледеневшее от тяжести потери сердце жаждет отмщения. «– …Так, голубка, ты неправильно его держишь, дай покажу. – Гэбриэл, я прекрасно знаю, как стрелять. Успокойся, – она звонко смеётся. – Такой манерой стрельбы ты максимум кого-нибудь вскользь оцарапаешь, послушай меня хотя бы раз! – Райз пытается быть с ней максимально строгим, но ему это никак не удаётся. – Ты сам видел, что я умею. Без своих навыков я не смогла бы дожить до момента, когда сам майор Райз учил бы меня, как стоит выгнуться, чтобы попасть. – Не спорь со мной, Ангела. Лучше выпрями спину…» Ещё неделя. Три часа ночи. Какой сейчас день? Ангела не знала. Какое число? Циглер не могла сказать. Какой месяц? Мерси понятия не имела. Она остервенело стирала кровь со своих рук: свою собственную, бедного пациента, убитого врага. Всё смешалось в её сознании. В один момент блондинка просто осела на пол, забившись в угол, и обняла свои покрытые ссадинами и синяками ноги, цепляларукой пропитавшуюся повязку и невольно закусывала губу. Нет, не от боли. Девушка просто не желала, чтобы из неё вырвался безысходный крик о помощи, подтверждая её бессилие, её, какую-то детскую, истерику и всплеск эмоций. Четвертая стадия – депрессия. Да, именно она обуяла доктора Циглер, пронзила её тело иглами осознания, проникая в самую глубину невидимых глазу ран, царапая до кровоподтёков душу. «–Циглер, я знаю, что ты там.Открой дверь. – Нет, не открою. – Либо ты сейчас же откроешь эту чёртову дверь, Циглер, либо я выбью её. Придётся ставить новую. – Не сможешь… Начало её тирады прервал жуткий треск. Деревянная дверь жалобно «всхлипнула» под напором и сдалась на милость победителю. – Ты думала, что я буду шутить с тобой, Ангела? – Зачем? Зачем ты делаешь всё это? – Затем, что глушить таблетки и рыдать по ночам в ванной моя жена не будет. По крайней мере до тех пор, пока я стою на этой проклятой земле…» Прошёл ли день, прошла ли неделя, прошёл ли месяц, прошёл ли год… Перед глазами Мерси плыли одни и те же картины. Размытые, едва различимые, будто кто-то скрыл их за плотной плёнкой. Дикторывечерних новостей вновь и вновь говорят о "мирном времени"? Не верьте. Каждый день Ангела видела, как под "мирным" небом живут, стреляют и погибают на поле боя. Это не мир. Это новая война, скрытая под вспышками фотоаппаратов и светом софитов голливудских фильмов, где добро побеждает зло. Они действительно пытаются осветить реальность, но лишь ту, что нужна обществу. Циглер не моргала, помогая очередному солдату. Обычный рядовой, парень двадцати лет. Мина, нога, ампутация. Дома у него мать, младшая сестра, степень бакалавра по физике… Что привело его сюда? Мерси никак не могла этого понять. Может, и не нужно? Она просто перевязала его и вновь нырнула в гущу событий. Сильно изменилась Ангела, сильно. Жажда мести, апатия, крайняя стадия депрессии высосали из неё всё её искреннее желание помогать людям. Осталось только чёткое следование приказам вышестоящего начальства – только клятва Гиппократа в памяти и месть за Гэбриэла. Месть за ту смерть, которая выжгла в неё всё человеческое, всю её чуткость и отзывчивость. «– Ты когда-нибудь видел, как умирают звёзды? – Хм, помнится, проходил что-то подобное ещё в школе. Но что-то мне подсказывает, что сейчас я должен попросить тебя рассказать, так? – Верно. Недавно с Уинстоном встретилась. Рассказал о том, что ему самому удалось зафиксировать это явление... Я тоже посмотрела. В одно мгновение она просто раскололась, будто под прессом на нескончаемое числоярких осколков. Крупные и маленькие, горящие и мгновенно потухающие. Словно чашку с горячим чаем разбили о лёд. – Ты будто описываешь действие разрывной пули, Ангела.» Шальной пули. Немка почувствовала, как в её сердце врезалось что-то, что положит конец её страданиям. Никакой боли, только помутнение в глазах и лёгкий выдох. Пальцы сами разжались, заставляя кадуцей и бластер упасть. А за ними упала и Циглер. В ушах до последнего, подобно набату, звучал неразборчивый крик Моррисона, перед глазами на секунду появился обликАны. В памяти всплыла улыбка Гэбриела. Ангел не смогла сдержать ответной улыбки, такой светлой и доверчивой как улыбаются самым любимым и нужным людям. Голубые глаза больше не видели света.

Пятая стадия – принятие.