Knocking

Хлоя знает, что она жирная. Знает, что её характер невыносим. Знает, что Гиджит на это плевала с высокой башни. На самом деле, больше ничего и не требуется знать. Плачет над очередной многосерийной трагедией, светлая дурочка, неопрятно размазывая по лицу потёкшую тушь. Губы будто окровавленные, до того яркая помада. Хлоя пристально следит из дальнего угла квартиры, наблюдает, анализирует. Вспоминает, как, когда её первый парень поцеловал другую на глазах у всей школы, Гиджит без капли нерешительности в глазах толкнула эту шалаву в грязь и надавала подонку столько пощёчин, что он, по собственному признанию, щёк не чувствовал. И даже не плакала. Только потом – в тишине и темноте своей огромной гардеробной, накрепко прижавшись к Хлое, тихонечко подвывая в её плечо, ощущая неловкие и странно утешающие поглаживания по спине. Гиджит просто принимает всё слишком близко к сердцу, но внутри у неё – стальной стержень. Как раз такой, который никак не нужен единственной дочке богатенького папочки, чтобы состояться в жизни. Вот и тратит себя, дура, на пустяки. Хлоя подходит и выключает телевизор, а потом утягивает Гиджит за собой в спальню, отчаянно напоказ проклиная холод и будто бы желая согреться о подругу. Подругу, смеющуюся, когда мягкие широкие ладони скользят под домашнюю, но от того не менее модную кофточку, обхватывают талию, такую стройную, что кажется, будто сожмёшь – сломается. Уютно устраиваясь на пышных Хлоиных коленях, Гиджит смеётся, что она вроде бы не из таких, накручивая на сахарный пальчик белокурый локон. Всё в ней идеально. И целуется она идеально тоже, пачкая всё лицо подруги в алых отпечатках помады, испестряя её невесомыми отметинами, которые смоются так же легко, как и появились. Неважно, неважно. Хлоя совсем не умеет так, и всё в ней глупо трепещет, когда она наигранно ворчит, а каждое прикосновение Гиджит считается за маленький выстрел в грудную клетку. Не получится её никак спихнуть с коленей, да и из сердца не вытряхнуть тоже – это куда сложнее, чем даже опустошить её вечно битком набитую сумочку. Февраль ветреный и холодный, насколько может быть в Нью-Йорке, и они сбежали вдвоём из-под вечного надзора взрослых, прихватив с собой папочкины деньги, чтобы снять себе маленькую квартирку ближе к центру. Гиджит хихикает непрестанно, пока Хлоя, давясь своим лихорадочно бьющимся сердцем, застрявшим в глотке, гладит её по выступающим рёбрам, в сотый раз пересчитывая их снизу вверх, сверху вниз. И засыпает, доверчиво уткнувшись кукольным личиком в широкое плечо, раньше, чем Хлоя успевает даже посметь подумать о том, чтобы оттянуть резинку смехотворно-маленьких лиловых трусиков, которые сама же и помогала выбирать. Гиджит, на самом деле, та ещё мелкая стерва. Но во сне она выглядит такой милой… Хлоя гладит её по роскошным волосам, осторожно приобнимая, чтобы, не дай боже, не разбудить, и думает, что вроде бы тоже была не из таких… когда-то. Размышлять о таком неловко, а Гиджит так уютно укрывает собой, будто плед, и почти ничего не весит – неудивительно, что дремота скоро берёт вверх. Возможно, они просто были созданы для того, чтобы быть вместе. Стерва и жируха, спящие в обнимку в сумеречной серости роскошной холодной квартиры в сердце Нью-Йорка. Кого волнует, в самом-то деле. *** Этот февраль пасмурный и слезливый, будто в первый раз пьяный подросток. Точно так же всё идёт не так. Хлоя болезненно усмехается, будто пытаясь в рычании не обнажить клыки. На самом деле, всё идёт не так ещё полгода назад, когда в лифте они сталкиваются с новым соседом. Максимилиан обаятелен, улыбчив и помогает Гиджит донести новую партию шмоток до самой двери квартиры, которую её папочка всё-таки разрешил оставить. К тому моменту, как этот отвратительно хорошенький парень машет рукой на прощанье и отворачивается, чтобы спуститься на свой этаж, по выражению глаз подруги Хлоя уже знает, что она влюбилась. Только чуть сильнее сжимает кулаки. Гиджит влюбляется часто и всегда не в тех. Отдаёт всю себя задаром, получает новую порцию грязи в лицо и приползает плакаться к Хлое опять и снова. Выверенный алгоритм. Она даже не беспокоится. Всё никогда ещё не шло не так, всё не может, просто не может пойти не так. Макс берёт её к себе, будто бездомную дворняжку. Гиджит нет дома день, два, неделю. Привязчивая и откровенная, такая по-собачьи преданная. Хлоя никуда не денется от неё, Хлоя всегда будет съедать её порцию мороженого и не спать ночами за чтением книг или онлайн-играми. Хлою можно бросать одну, уходить и возвращаться. Хлоя и сама уже к этому привыкла. Но Макс слишком хорош. И он не прогоняет собак от своей двери, будь они хоть трижды домашними. В какой-то момент Гиджит собирает вещи и с коротким «прости» переезжает на этаж ниже. Кажется, она и сама не верит в то, что в этот раз её не прогонят. Не понимает, что оставляет Хлою одну в, по сути, чужой квартире. Хлоя тоже не понимает. «Скатертью дорожка, Хуанита», - бурчит и снова утыкается носом в одну из книг «Песни Льда и Огня», которые перечитывает уже далеко не в первый раз. Карлики, драконы, непотребства… Кажется, они могут исчезнуть в любой момент. А вот Гиджит всегда возвращается. Но проходит неделя, две… …месяц, два… У Гиджит такое счастливое, сверкающее по-солнечному лицо, когда она забегает на пару минут. «Хлоя, клянусь тебе, в этот раз всё по-настоящему! Макс так мил со мной! Нет, нет, чёрт подери, это не из-за денег, прекрати быть такой букой, он даже не знает, кто мой отец, я ему не сказала, мы жили на его зарплату всё это время. Он любит меня, правда-правда, всерьёз. И, Хлоя, я… мы думаем о свадьбе». Роняет, будто ненароком. Почти тут же исчезает за дверью, испаряется в свой счастливый мирок. Хлоя остаётся одна, одна снова, снова одна, такая оглушённая и нечаянно потерянная. Слово «свадьба» звенит в её ушах похоронным звоном ответом на все незаданные вопросы разом. - Он любит тебя, сучка? А я тебя не люблю? Я что, ни разу не говорила об этом? Ты что, только притворялась, что тебе нравится, как я тебя касаюсь? Чёрт возьми, ты правда купилась на мои комментарии, насквозь эгоистичные и настолько же паршиво сыгранные? «Мы думаем о свадьбе». Хлоя почти собиралась насмешливо заметить, что Гиджит давно уже пора вернуться в родное гнёздышко… Она всегда считала себя кошкой по натуре, а кошки не тоскуют. Поэтому просто кутается в плед, вытягивает из шкафчика припасённую на чёрный день дорогую шоколадку и меланхолично жуёт её, привалившись спиной к входной двери, рассеянно прислушиваясь к тому, как этажом ниже стучит в стену спинка кровати. На самом деле, эти месяцы она слышит этот звук почти всё время. Дождь аккомпанирует, отчаянно барабаня в стекло, умоляя его впустить. Хлоя добавляет свою нотку в какофонию, постукивая костяшками перепачканных шоколадом пальцев по дорогому паркету. Она готова поклясться, что слышит, как стонет этажом ниже её стерва в объятьях горячего и очень верного, любящего, идеального парня Макса. Наверное, теперь он считает её рёбра, не даёт ей плакать над сериалами и терпит все её причуды. Может быть, Гиджит даже не заметила подмены. Хлоя никогда не возражала против приклеенного к ней намертво статуса перевалочного пункта от одного бойфренда к другому. Но она никогда и не думала, что Гиджит перестанет в ней нуждаться. Молочный шоколад горчит, и серая полутьма квартиры перестаёт казаться такой уютной. То ли рассеянно, то ли грустно усмехаясь себе под нос, Хлоя думает, что ей и вправду давно пора заняться самой собой. Чувства? Ерунда. Их почти уже не осталось. Истаяли. Стали частью февраля. Шоколадка бракованная попалась. А слёзы – просто от нервов и недосыпа. Стучат спинка кровати, дождь и костяшки пальцев, никак не болезненно разгоняющееся сердце.