:
Бэкхен со вздохом упал на скрипучую кровать в своей комнате, которую ему отвели тетушка с дядюшкой на эти два месяца (а он, к слову, собирался гостить именно у них). Сегодняшний день его вымотал. Сначала долгая дорога, потом смачные поцелуи в щеку с родственниками, миллионы вопросов ни о чем, жирный и праздный ужин, затем распаковка чемодана и несчастная попытка отыскать цивильный туалет. — Господи, да здесь даже связь плохо ловит, — обреченно сказал он, когда его попытка позвонить другу не увенчалась успехом после автоматического «извините, Вы не можете совершить вызов, так как находитесь вне зоны доступа». Он полежал немного, затем встал, прошелся по своей тесной комнатушке, затем высунул свою лохматую голову в окошко. Он сладко втянул свежий ночной воздух: что-что, а в городе совсем по-другому дышится, как-то тяжело и скованно, не то что здесь — чуть ли не цветы распускаются в легких после каждого вдоха. Сверчки пели свои серенады в кустах, что было непривычно для Бэкхена: он привык слышать за окном шум машин и разговоры людей, но никак не шум листвы или звуки домашнего скота, что все еще не спит в своем загоне. Его окно выходило на часть огорода. Через забор, в притык к дому его родственников, виднелся чужой сад и такой же маленький двухэтажный дом, в котором горел свет. В окне, что было как раз напротив беновского, не было даже штор, и он прекрасно мог видеть, что происходило внутри. По комнате — видимо, спальне — ходил туда-сюда какой-то человек. Позже он раскрыл ставни и сам высунулся в окно, что Бэкхен всерьез испугался. Но, кажется, он остался незамеченным: некто был сосредоточен вовсе на другом. Парень не просто высунулся в окно, а вылезал из него, оглядываясь по сторонам. Бэкхен, затаив дыхание, наблюдал, что будет дальше, но было темно, поэтому даже лица своего новоиспеченного соседа он разглядеть не мог. Парень вылез из окна, прополз по скату крыши и осторожно спрыгнул на стог сена. Бэкхен только подивился тому, как быстро и легко сделал это парень. Но неожиданно раздался чей-то разъяренный крик, и из того самого окна высунулась раскрасневшаяся женщина. — Где ты, засранец?! Я знаю, что ты где-то здесь, ты не мог далеко уйти! Парень, которого искали, весь замер, оставшись лежать на стоге сена под собственным окном. Он наконец увидел Бэкхена, столкнувшись с ним испуганным взглядом. — Пак Чанель! — вопила женщина. — Возвращайся, пока не поздно! — она вдруг заметила Бэкхена и обратилась к нему: — Ты не видел здесь никого? Бэкхен растерялся, что его заметили. Он встряхнул головой, бросив беглый взгляд на парня, притаившегося под окном и так испуганно на него глядевшего, будто бы в его (Бэкхена) руках вся его дальнейшая судьба. — Нет, не видел, — помотал он головой, не сводя вопросительного взгляда с парня, словно не зная, правильно ли он все сказал. Незнакомец издал облегченный вздох, когда женщина захлопнула окно и исчезла. Он на цыпочках поднялся, очень старательно беззвучно проговаривая слова. Бэкхен прочитал на его губах «спасибо» и кивнул в ответ. Парень перепрыгнул через калитку и скрылся, а Бэкхен закрыл оконные ставни, подумав, что и в деревне есть свои интересности.:
— Слышали, да? К нам какой-то из города приехал! — возбужденно говорила Джихе, порхая от одного человека к другому, чтобы поскорее поделиться новостью. — Откуда? Из Пусана, наверное? — Не поверишь! — с безумным восторгом сказала она. — Из Сеула! Все услышавшие это ахнули. Да кто в их дыру-то заберется аж из Сеула? Кто это? Зачем приехал? Все эти вопросы посыпались на девушку. — Я его сегодня утром видел, — добавил кто-то. — На вид наш ровесник. — Наш ровесник! — хором воскликнули все. — А он красивый? Высокий? — Он здесь надолго? — А где он остановился? — Стойте, стойте, как его зовут-то? Все были жутко возбуждены этой новостью, ведь в их скромной деревушке нечасто происходят события, которые могут всерьез волновать подростков. Чанель вопросов не задавал и только слушал. — Я видела его возле дома господина Бен. — Господин Бен? Чанель, ты же прямо напротив живешь, — обратился к нему его друг, Минсок. — Ты видел его? — Не-а, — совершенно честно признался он, совсем забыв о ночном инциденте. — Давайте сходим посмотрим! — Эй, сиди и не дрыгайся, — рявкнул Минсок. — Он что, игрушка какая-то, чтобы ходить и смотреть на него? Споры велись долго, горячо, рьяно и возбужденно. Один Чанель, сонно зевая, совсем не был озабочен приездом какого-то сеульского паренька. — Нет, я все-таки пойду и посмотрю на него! — отбиваясь ото всех, вскричала Джихе, решительно направившись в сторону дома Бенов. Кто-то крикнул ей вдогонку: «Дура!» — а кто-то пошел за ней. Остались немногие, среди которых был и Чанель (он, к слову, мало понимал в происходящем). Но ему все же пришлось встать с нагретого солнцем булыжника, на котором он загорал и почти что засыпал, потому что к нему подбежал маленький соседский мальчонка со словами о том, что Чанеля зовет дед. Когда он подходил к своим воротам, то рядом толпились друзья. Они все пытались делать вид, что оказались здесь по чистой случайности, но по ним было видно, как они возбуждены и любопытны. Чанель почти благополучно дошел до своего двора, когда раздался чей-то голос: — О, вижу! Вон он! Он все же невольно повернул голову в сторону звука. На крыльце дома госпожи и господина Бен показалась фигура. — Эй, ты! — позвал парня Джису. — Как тебя звать? Парень растерянно огляделся по сторонам; Чанель все еще не мог разглядеть его. Но, когда он спустился с веранды и прошел к забору, дыхание у Пака сперло, сердце неловко ойкнуло и забилось чаще. Чанель чуть не поперхнулся. Он увидел кого-то настолько прекрасного, настолько совершенного, какого не встречал раньше. К забору шел не очень высокий, но складный в фигуре подросток; волосы были взъерошены и отливали медом на солнце, у него было безумно милое и хорошенькое лицо, светлая кожа, несвойственная ни одному жителю деревни (они все были загорелые), на нем были легкие шорты и футболка. Впрочем, ничего особенного в этом парне не было, но что-то непонятное дернуло веревочку в душе Чанеля и звякнул тревожный колокольчик влюбленности. — Меня? — Ага, тебя, — Джису, облокотившись о забор, нагло рассматривал городского парня, как в принципе и все остальные. — Бен Бэкхен, — он оглядел всех растерянными глазами, и Чанель тут же подумал, что это делает его еще милее. — Я вчера приехал, буду здесь два месяца... — Ан Джису, — он протянул ему свою широкую, мозолистую ладонь. Бэкхен немедля пожал ее, тут же взглянув на девчонок, что те под его взглядом неожиданно стушевались. Все, кроме Джихе: — А ты правда из Сеула к нам приехал? Чанель невольно подался вперед, чтобы тоже послушать, поймать ушами этот сладкий и приятный голос Бэкхена. — Да, из Сеула, — он улыбнулся, и Чанель растаял как мороженое под солнышком. — А сколько тебе лет-то? — Семнадцать. Черт, извините, ребят, мне сказали зайти в соседский дом Паков, но я не понял, в какой именно?.. — Так вон он, Пак! Стоит через забор! Все обратили внимание на оцепеневшего Чанеля, который неотрывно смотрел на Бэкхена. Бэкхен тоже повернулся к нему. Чанель не понимал, что с ним происходит и почему он резко разучился дышать, но он буквально плавился под этим мягким взглядом Бэкхена. А потом он улыбнулся, и Чанель все продолжал стоять с непонятным выражением лица, не мог даже пошевелиться. — Моя тетя сказала, что наша эмалированная кастрюля у вас, она попросила вернуть ее обратно, — сказал Бэкхен, подойдя чуть ближе к нему. — Кастрюля... да-да, сейчас принесу, — Чанель сорвался с места и ринулся в дом. Все проводили его странными взглядами, когда он трижды споткнулся, прежде чем попасть в собственный дом. Через пару минут он выскочил с кастрюлей в руках. — Держи, — рвано дыша, отдал он ее Бэкхену, слишком долго смотря на него. — Спасибо, — подозрительно взглянув на Чанеля, ответил Бен. Он было собрался идти домой, а кто-то из ребят крикнул: — Выйдешь вечером гулять? Он обернулся и лучезарно улыбнулся, очень счастливый, что сумеет хоть как-то раскрасить свои дни, и пообещал, что обязательно выйдет. Подростки стали живо обсуждать его, а Чанель стоял как истукан и смотрел в дом своих соседей глупыми глазами.:
Бэкхен, как и обещал, вышел к закату. Ребята, конечно, не ждали его под воротами (они хоть и деревенские, но не дикие и гордость тоже имеют), но встретили его радостно, когда он нашел их под каким-то огромным старым дубом у маленькой речки, где, как он позже узнал, они обычно тусуются. Чанель тоже там был и смотрел на него с нескрываемым детским восторгом, однако молчал. У дуба были огромные толстые торчащие корни, на которых все сидели и даже лежали. — Ты, наверное, в Сеуле знаменитостей встречал, да? — Э-э... ну, я один раз был на фан-митинге Ким Сохен, — неуклюже сказал Бэкхен, немного смущенный таким вниманием к себе. Девочки заахали, парни округлили глаза. Бэкхену стало еще неудобнее. Ему задавали всякие вопросы, но вскоре он попытался сделать так, чтобы все внимание не было приковано к нему, и ребята стали рассказывать о себе. — Это место мы так и называем — Дерево, — объяснил какой-то парень, постучав по корню, на котором он сидел. — Мы здесь обычно встречаемся. А вон там, — он показал пальцем вниз по реке, — есть еще одна деревня. Она побольше нашей будет, и там всякие вечеринки проходят, поэтому мы туда бегаем. Вчера как раз была в доме Хенсона. Бэкхен понимающе закивал. Ему жутко нравилось все это, как-то все по-другому, по-новому, и вовсе не так, как в городе. Он почти запомнил все имена, потому что подростков в общем-то было мало (поэтому он понял, почему к нему было обращено столько внимания — кажется, все знали друг друга с детства и почти не имели возможности новых знакомств), но какой-то молчаливый парень поодаль от него остался ему неизвестным. Он смотрел на Бэкхена очень пристально, что ему было аж не по себе, но было в этом парне что-то смутно знакомое. — Эй, Пак, че киснешь? — Названный встрепенулся и тряхнул головой, когда его позвали. — Че, мамаша все-таки отхлестала за вчерашнее? — Немного, — он обаятельно улыбнулся в ответ своему другу; Бэкхен следил за всем этим. — О! ты случайно не тот парень, который вчера прыгал из окна? — осененный, спросил Бэкхен. Чанель замер, словно не понял, к кому вообще обращаются. — Я тебя видел. Пак все вспомнил и покраснел. Значит, это он прикрыл его?.. — Он профессиональный беглец из дома! — навалившись на Чанеля, сказал его друг. — Сколько его маманька не лупит — все равно сбегает с нами. Бэкхен улыбнулся. — Как тебя зовут? — Э? Меня? — совершенно растерянно спросил Чанель. — Меня... Чанель. Пак Чанель. — Очень приятно, Бэкхен, — он протянул ему руку. Чанель пожал ее, удивившись, насколько рука у Бэкхена мягкая и приятная. Выглядел он, откровенно говоря, как полнейший дурак, но он об этом даже не подозревал, не спуская внимательных глаз с Бэкхена. Вскоре стало очень поздно. Первыми убежали девчонки: родители ругались. Парни оставались еще немного, но потом стало даже слишком прохладно у реки. Все собрались по домам. Чанелю с Бэкхеном, естественно, было по пути, тем более Бэкхен совсем не знал дороги, а освещения на улочках деревни в принципе не было. На развилке компания других парней оставила их, и они пошли вдвоем. Бэкхен ненавязчиво спрашивал его обо всем, потому что идти в тишине было как-то неудобно, а Чанель ничего нормально сказать не мог, вечно переспрашивая и замыкая, прежде чем ответить. Они быстро дошли до своих домов. Стоя у своих калиток, они хотя бы освещались светом из окон, и Чанель крайне не хотел прощаться (хотя, пока они шли, Бэкхен боялся, что вызывает в своем новом соседе раздражение и неприязнь — до того Чанель был странен). — Увидимся завтра! — радостно сказал Бэкхен и помахал ему, скрывшись в доме. Чанель вошел к себе домой, поднялся к себе в комнату, окно которой выходило аккурат на окно комнаты Бэкхена, и упал на кровать. Он понял, что влюбился в Бэкхена. И пускай он встретил его всего двенадцать часов назад. Он однозначно влюбился в этого парня, который теперь живет через забор.:
— Ты какой-то странный в последнее время, — заметил Чондэ, пока они с Чанелем по указу родителей тащили сено. — И молчаливый. — Что? Я? — переспросил Чанель, выдернутый из мыслей. — Говорю же, странный. Что случилось? Или мамаша все последние мозги из тебя выбила? Ты прям на наших девчонок стал похож. — А? — Да как повлюблялись все в Бэкхена, — небрежно бросил Чондэ. — Не понимаю, что в нем находят. Как по мне, он слащавый какой-то. Чанель отрешенно угукнул. Чондэ вздохнул и не стал более расспрашивать его. Бэкхен находился в их деревне уже почти две недели. За это время Чанель успел абсолютно точно убедиться в своей влюбленности. Каждый вечер он с какой-то глупой надеждой смотрел в окно напротив его комнаты, где всегда горел свет и были задернуты шторы. Чанель не знал, чего он ждет, но, тем не менее, надеялся, что хоть раз Бэкхен приоткроет окошко или высунется из комнаты, как он сделал в свой первый вечер здесь, весьма некстати поймав Чанеля за побегом из дома. Чанелю до этого никогда не приходилось испытывать подобное: рос он всегда в этом захолустье и девчонок он знал не очень много, а те, которых он знал, были неинтересны хотя бы потому, что знал он их с самых пеленок. Так что вот так первая любовь странным образом настигла его в шестнадцать с хвостиком лет. В силу того, что любить ему никогда особо не выпадало возможности, он абсолютно не был обеспокоен тем фактом, что влюблен в парня, хотя, казалось бы, в деревне, где царят традиционные порядки и устои (в отличие от разношерстного города), он даже думать не может о подобном. Ну, Чанелю было как-то плевать. Потому что Чанель — дурак. Влюбленный дурачок. Видеться им доводилось нечасто (по крайней мере, Чанелю этого было ну очень уж мало) — в основном на Дереве и редко на улице. Чанель опыта не имел никакого, поэтому понятия не имел, что и как он должен делать, поэтому просто включал режим тупицы и молча наблюдал за Бэкхеном. Бэкхен был очень дружелюбен с ним, но сам в душе боялся, что бесит Чанеля — у того вечно лицо какое-то странное, когда он что-то говорит, и всегда он смотрел на Бена непонятным взглядом, словно ненавидит его (Бэкхен, конечно, не догадывался о том, что происходит в голове Чанеля). Но он перестал так думать в один из знойных дней, когда, находясь на веранде, застал Чанеля в огороде. Бедный Пак, плавясь под зноем и пытаясь сберечь себя под соломенной шляпой, ковырял мотыгой сорную траву на клумбах, совершенно не замечая Бэкхена. — Что делаешь? — спросил Бэкхен, но тут же испугался, что мог прозвучать надменно и получить угрюмый ответ в духе «а ты сам не видишь?». Чанель испуганно дернулся и задрал голову. Солнце слепило глаза, поэтому он не сразу узнал Бэкхена и долго щурился. Бен же заметил, что лицо у него немного испачкано в земле, а вкупе с съехавшей набок соломенной шляпой и прищуренным лицом Чанеля это выглядело мило. — А... привет, — не своим голосом ответил Чанель спустя долгое время. — Я, это, ну, — он не нашел слов и просто поднял мотыгу; Бэкхен беззлобно хихикнул. — Выглядишь уставшим, — Бэкхен, сидя на кресле, положил подбородок на перила веранды (он, честно сказать, скучал). — Давай помогу? — Чане-е-ль! — донесся низкий бас из дома Паков. Чанель, заслышав голос матери, невольно сморщился. — Увалень, ты закончил уже? Сколько можно, уже полтора часа возишься и не можешь закончить! — Женщина выглянула из дома, но, едва завидев Бэкхена, смягчилась и улыбнулась ему: — Ох, здравствуй, Бэкхен. — Здравствуйте, госпожа Пак, — обаятельно улыбнулся ей Бэкхен. — Чанелю осталось совсем немного, и, думаю, если я помогу ему, то он быстро закончит. Женщина что-то проворковала про то, какой он золотой мальчик, и вернулась в дом. Бэкхен перепрыгнул через забор в огород Паков и, взяв вторую мотыгу, присел на корточки рядом с безумно смущенным Чанелем. Он молча начал вырывать сорняки. Он был в кепке (она, по мнению Чанеля, ему очень шла) и без рабочих перчаток. Чанель не мог сконцентрироваться на работе, поглядывая на руки Бэкхена, на его очень аккуратные, чистые, белые руки, и ему казалось совершенным кощунством позволять этим рукам копаться в земле. Это у него, у Чанеля, руки, которыми стыдно притрагиваться к Бэкхену: мозолистые, загорелые, почти всегда грязные, грубые. Он снял свои перчатки и бросил на землю подле Бэкхена (как вы поняли, на что-то более нежное он способен не был). — Это же твои, — вопросительно сказал Бэкхен, внимательно смотря на Чанеля. — Бери, — не поднимая на него глаз, как-то угрюмо сказал Чанель, ковыряя почву. — Ты и так мне помогаешь. Бэкхен долго смотрел то на брошенные перчатки, то на Чанеля, а потом сказал: — Давай одну мне, а одну тебе. Он протянул одну из перчаток Чанелю, но тот даже не посмотрел на него. Бэкхен почти окончательно испугался, что неприятен своему соседу, но решил предпринять последнюю попытку. Он перехватил левую руку Чанеля и стал было натягивать на нее перчатку, как Пак резко одернул ее в испуге. На лице Бэкхена исказилась грусть, и Чанель сразу же выпалил: — Прости, — прозвучало крайне неловко, — я не специально. Чанель предельно осторожно положил свою руку поверх Бэкхена и принял перчатку, надев ее. Он даже нашел в себе силы улыбнуться Бену. Бэкхен все понял и сияющей улыбкой ответил ему. Он тоже надел перчатку и продолжил работать. К нему пришло понимание, что его все-таки не ненавидят.:
Вскоре почти все поняли, что Чанель влюблен в Бэкхена. В принципе, это было абсолютно очевидно и ясно, но единственным, кто ни о чем не догадывался, был один лишь Бэкхен. — Глазки-то хотя бы такие влюбленные не делай, — сказала Джихе, подойдя к Чанелю, который по идее должен был копать, но оставил работу, оперевшись на лопату и полностью посвятив себя любованию Бэкхеном на кухне. — Что? — вздрогнул он. Он весь засуетился, а Джихе закатила глаза. — Я не могу понять, как он еще не понял, что ты втрескался в него. — Я? В кого? Кто понял? — Вот же дурак! — она дала ему подзатыльник. — Ты! В Бэкхена! Чанель почесал голову, обреченно выдохнув: — Что, так заметно? — Очень. Если честно, то все уже знают. Кроме самого Бэкхена, конечно. Ты там это... хоть какие-нибудь действия предпринимаешь, а? — Какие действия? — глупо спросил Чанель. Девушка рассердилась. — Ну, по завоеванию его сердца. Не будешь же ты вечно просто пялиться на него. — И что мне делать?.. — Я откуда знаю! Это ты у нас влюбленный, не я. Она ушла, бросив напоследок, какой он «непроходимый тупица и болван», а Чанель впервые задумался над тем, что он должен делать, чтобы обратить внимание Бэкхена на себя. До этого он даже мыслей подобных не допускал: ему хватало просто наблюдать за Беном. О взаимности и речи быть не могло. В тот день он ложился спать с этими навязчивыми мыслями. Сделать так, чтобы Бэкхен... тоже влюбился? Это же невозможно! Подобная возможность, однако, предоставилась ему уже через пару дней, когда на Дереве объявили, что будет вечеринка в нижней деревне.:
Чанель не знал, пойдет ли Бэкхен. Он очень стеснялся спросить его. А если он ответит «нет»? Он должен позвать его? Как он это сделает, если ему элементарное «привет» дается кровью и потом? Но этот вопрос разрешился сам собой. Под вечер Чанель привычным способом уходил из дома через окошко. Когда он бесшумно полез вниз по скату крыши, неожиданно окно напротив с грохотом раскрылось настежь, и из него высунулся Бэкхен. — Чанель, ты уходишь? — шепотом спросил он его, а в глазах горело жуткое желание пойти вместе с ним. Чанель приставил палец к губам, прося утихнуть, потому что мать была очень чутка на любой шум. Он кивнул головой. — А можно с тобой? — тихо спросил Бэкхен. Чанель бы крикнул: «Да блин, конечно можно!», но положение не то. Он рукой подозвал к себе. Бэкхен стал лезть через окно, и Чанель жутко испугался. — Ты куда? — тревожно спросил он. — С тобой. — А ты-то как слезешь? — Так же, как и ты. — Но у тебя же нет сена под окном! Бэкхен подумал с мгновенье, а потом показал на трубу. У него было такое радостное лицо, однако эта затея Чанелю не нравилась. Бэкхен не стал его слушать и полез вниз по трубе, тем временем Пак уже был в своем дворе. — Пожалуйста, осторожно... — Да все пучком! — заверил его Бэкхен и действительно был почти у самой земли. Конечно же, по закону жанра он соскользнул и с грохотом упал в кусты. Чанель сорвался с места и ринулся к нему, а из дома Паков послышался крик его матери. Он прыгнул в густой куст, упав прямо на несчастного Бэкхена. По звукам он понял, что мамаша высунулась из окна и вовсю звала его; делать было нечего, и он постарался спрятаться глубже в кустах и прижался ближе к Бэкхену. — Чанель! Поганец, можешь не возвращаться сегодня ночью домой! Знай, что тебя ждет ремень! Она что-то еще кричала, а Чанель даже не знал, от чего сердце стучит так сильно: от страха быть пойманным или от такой близости с Бэкхеном? Пожалуй, второе. Он буквально вжался в него и чувствовал на шее его теплое дыхание, а сам носом ткнулся ему в волосы. Послышалось, как закрылись ставни, и они, отряхнувшись, вылезли из кустов. Чанель покраснел до самых ушей, но, когда посмотрел на Бэкхена, тоже заметил на его щеках легкий румянец. — Ты в порядке? — Да, спасибо, — он ярко улыбнулся ему. — Ой, у тебя уши красные. Чанель смутился от этого еще больше и закрыл их руками: — Не смотри, пожалуйста. Я знаю, что они слишком оттопырены. — Нет, мне очень нравится, — он мягко убрал руки Чанеля. — У тебя очень милые уши. Пожалуй, впервые за шестнадцать с лишним лет жизни Чанеля его лопоухости сделали комплимент, поэтому он завис на мгновение. Он встряхнул головой и сказал, что нужно поторопиться. Они без единого шума стали красться вдоль забора и вышли в переулок. Чанель знал дорогу как свои родные пять пальцев и даже в темноте отлично ориентировался, а Бэкхен едва успевал за ним. Отчасти Чанель шел так быстро, потому что им овладело невозможное смущение, и позволить Бэкхену заметить это он не мог. Сначала они вышли к реке, прямо к Дереву. Дальше они пошли вниз по реке и через двадцать минут настигли другую деревню. — А где будет вечеринка? — спросил Бэкхен, когда совсем надоело идти в молчании. — В школе. Хвиин — племянница директора. Она выкрала ключи и открыла спортивный зал. У нас тут часто вечеринки именно там проходят, потому что особо негде. Бэкхен понятливо кивнул. Он испытывал большее волнение, чем когда ходил на вечеринки в Сеуле, которые по уровню хоть и были намного выше, но не вызывали в нем такого восторга. Они попали в маленькое здание школы, поднялись на третий этаж и вошли в спортивный зал, из которого доносилась музыка. Они попали в самый разгар: собралось уже достаточно много народу (а сто подростков было действительно много для такого малонаселенного пункта), на столах стояли закуски и куча пива, все танцевали. По деревенским меркам эта вечеринка была с широким размахом. Чанеля сразу куда-то утащили, и Бэкхен остался один. Скучать ему не пришлось: он быстро нашел себе компанию, равно как и Чанель, которого со всех сторон облюбовали друзья. Никто не отказывал себе в пиве. Чанель с Бэкхеном тоже. Неизвестно, кто был диджеем, но треки были крутые. Так думал Бэкхен ровно до того момента, пока через раз не начали ставить музыку для медленного танца. Первые разы какие-то девушки быстро подхватывали его, что он сам не успевал опомниться, но потом ему уже не так везло. Он мгновенно растерялся, когда снова зазвучала медленная музыка и весь народ тут же разбился по парочкам. Все толкались, потому что, кажется, уже наперед знали, кто кого позовет. Неожиданно к нему подскочила Джихе, радостно улыбаясь. Бэкхен по привычке улыбнулся ей в ответ, потому что был истинным джентельменом и считал должным сделать так, чтобы девушка ни в коем случае не чувствовала себя неудобно. Ее улыбку он расценил как намерение пригласить его на танец, поэтому протянул ей руку, и она радостно приняла ее. Пока они танцевали, Джихе как-то странно улыбалась и вертела головой. Она начала говорить: — Эй, Бэкхен, ты классно танцуешь. — Спасибо, — он улыбнулся ей. — Ты тоже. Джихе через его плечо смотрела на неуклюжего Чанеля, которого какая-то девчонка через силу заставила танцевать. Чанель танцевать не умел и все тревожно поглядывал на Джихе с Бэкхеном. Девушка показала ему язык и хихикнула; она откровенно издевалась. — Слушай, — она вновь обратилась к нему, — прошу, научи Чанеля танцевать медленный танец, — она кивнула в сторону Пака с девушкой. — Он уже трем девчонкам все ноги оттоптал. И, прежде чем получить ответ, она толкнула Бэкхена в сторону Чанеля, которого бывшая напарница по танцу успела покинуть. Бен потерянно огляделся по сторонам, ничего не понимая. Джихе с другой стороны толкнула на него Чанеля, напоследок бросив: — Я очень-очень прошу, Бэкхен! Это бревно совершенно не умеет танцевать, поэтому я очень на тебя надеюсь! Она упорхнула, оставив их двоих. Чанель хотел умереть и никогда не воскресать, а Бэкхен сначала неловко потоптался и после дружелюбно сказал: — Ну, тебе помочь? Чанель издал какой-то нечленораздельный звук, кто-то толкнул его в спину, ну и, знаете, руки как-то сами легли Бэкхену на пояс. Тот в ответ улыбнулся, как бы понимая всю неловкость, но не отпрянул. — На самом деле, это не сложно, — начал он. — Это будет странно, но просто представь, что сейчас с тобой не я, а девушка. Чанель закивал, чувствуя, что весь краснеет. Всем окружающим было откровенно плевать на них, кроме Джихе и Минсока, которые одобрительно подмигнули ему. —Ой, ты, оказывается, такой высокий, — засмеялся Бэкхен, видимо, тоже смущенный, но он старался быть серьезным. — В общем, руки должны быть выше. — Он поднял ладони Пака выше на талию. — Ты чего такой напряженный? Расслабься! — Бэкхен легонько постучал ему по плечам, которые и впрямь были жутко напряжены, да и следовало ожидать — когда Бэкхен в такой близости! Чанель шумно сглатывал слюну и глухо дышал, а потом и вовсе закружилась голова. Он очень нервничал и старался не наступать Бэкхену на ноги, но оттого только получалось хуже. — Не торопись так. Просто... ну, не знаю, медленно качайся. Ты слишком торопишься. Кстати, ее руки будут у тебя на плечах, — он показательно положил свои ладони ему на плечи, но быстро сбросил их, — и вы должны будете смотреть друг другу в лицо. Ну же, подними голову. Чанель ужасно боялся. Он же потный, а что, если от него воняет? Бэкхен никогда с ним больше не захочет разговаривать... Боже, у него уже такие потные ладони, наверное, Бэкхену мерзко чувствовать их на себе. А изо рта не воняет?.. Черт, если бы он подозревал, что такое может произойти, то вычистился бы до блеску! Чанель с трудом поднял глаза и посмотрел прямо в лицо Бэкхену, которое было как никогда близко. Тот внезапно расхохотался. — У тебя такое лицо, будто бы тебя завалило камнями! — он прекратил смеяться. — Извини, наверное, тебе не очень это все приятно... — Нет-нет, все в порядке, — серьезно сказал Чанель, и это были первые его слова, имеющие какой-нибудь смысл. — Мне очень нравится. О последнем он тут же пожалел. Бэкхен не стал заострять на этом внимание и сказал: — Ну, теперь попробуй без моих подсказок. Чанель сглотнул, смотря в ноги и стараясь не наступать на Бена, потом вспомнил о том, что нужно поднять голову. Бэкхен споткнулся и чуть не упал, рефлекторно ухватившись за его плечи. — Держи руки крепче, — тихо заметил Бэкхен, — а то девчонки, сам знаешь, могут себе надумать, что не нравятся тебе. Чанель прижал Бэкхена к себе ближе, что тот от неожиданности чуть не ойкнул. Чанель выполнял все наставления и смотрел прямо в глаза, что у Бэкхена сердце забилось чаще от этого внимательного и немного пугающего взгляда, которого он раньше не замечал. В определенный момент все вокруг потеряло смысл, и Бэкхен тоже завороженно смотрел на Чанеля, понимая, что ему все это очень нравится и доставляет мурашки по коже. Спокойная музыка оборвалась, на смену ей пришли безумно громкие биты. Все тут же вскричали, бросились вновь танцевать. Чанель от неожиданности дернулся и отпрянул, Бэкхен, поймав себя на том, что забывается, неловко почесал затылок. Чанель пытался что-то сказать ему, но Бэкхена унес поток людей, и они снова разминулись. Пак остался стоять посреди зала, чувствуя, что весь горит; он побежал скорее в туалет, чтобы остудить голову.:
Веселье длилось почти до рассвета. С первыми лучами солнца пьяные и усталые подростки стали разбредаться. Чанель с друзьями вышли на реку и пошли в сторону своего Дерева. Среди них был и Бэкхен. Они шумели, шутили, смеялись, вместе придумывали байки, которые расскажут родителям. Чанель с Бэкхеном оставили друзей и пошли домой. — Я так никогда не веселился, — признался Бен. — Правда? Лучше, чем в Сеуле? — Конечно. Я хочу приехать сюда и на следующее лето, но, черт, учеба... — он застонал и сморщился. — Поступать скоро. — Уже знаешь, на кого? — Буду продолжать семейное дело, — вздохнул Бэкхен. — У отца есть ресторан «Golden Dragon». Но, если честно, я бы хотел стать юристом. Кстати! — он просиял. — Будешь в Сеуле, обязательно к нам загляни. Я там официантом иногда подрабатываю, тебе сделаю подарок от заведения! Чанель подумал, что до Сеула ему как до Луны и навряд ли он когда-нибудь вообще окажется там, но он с удовольствием принял приглашение. Бэкхен очень много говорил и весело рассказывал, Чанель впервые не замыкал и мог даже поддержать разговор (алкоголь так подействовал?), пытаясь отсрочить момент расставания как только мог. Когда он стояли у своих калиток, встала неловкая тишина. — Спасибо, что помог сбежать. Было круто, — сказал Бэкхен, переминаясь с ноги на ногу. — Спасибо, что научил танцевать, — Чанель улыбнулся. — И извини, что оттоптал твои кроссовки. В Чанеле бушевало жуткое желание поцеловать Бэкхена. В его пьяной и счастливой голове творилось невообразимое нечто, но, к счастью, наделать глупостей он просто не успел: Бэкхен наскоро попрощался и на цыпочках вбежал в дом, где был полностью погашен свет. Чанель тряхнул головой, повернулся к своему дому, где его наверняка ждала мать с обещанным ремнем, но в этот раз он шагал в дом окрыленный и ничуть не омраченный грядущим наказанием.:
Что-то произошло между ними после той ночи, и это заметили все. Они даже как-то странно встретились на следующий день. — П-привет, — крайне смущенно ляпнул Чанель, пряча лицо под козырьком излюбленной соломенной шляпы. — ... привет, — также скованно ответил Бэкхен, тут же отводя глаза. К слову, на следующий день Чанель изрядно хромал, и Бэкхен высказал свое беспокойство, однако все друзья объяснили, что это норма после каждой их вечеринки — мамаша лупит. Вскоре Бэкхен и Чанель стали иногда общаться через окна. Это было их маленьким секретом. Примерно к полуночи они раскрывали ставни своих окон и высовывались на свежий ночной воздух. Чанель опирался локтями на подоконник и глупо улыбался, слушая рассказы Бэкхена ни о чем, а Бену это внимание было очень ценно и дорого, он рассказывал всегда с превеликим удовольствием. Дни незаметно утекали, а подростки брали от каникул все, что могли. Чанель несомненно вел себя как полнейший дурак, но к этому прибавилось и то, что Бэкхен тоже стал немного виснуть. Впрочем, это никому из них не мешало. Бэкхен не заметил, как успел влюбиться во все это: в стрекот насекомых по ночам, в знойные полудни, в колючее сено, в вечера на Дереве с друзьями у реки, когда кто-нибудь притаскивал гитару. Кстати, никто из них не знал нот, но почти все умели играть, и это в очередной раз убеждало Бэкхена в необъяснимой прелести жизни в такой среде. Каждый момент был прекрасным. То, как они ловили светлячков в банки; то, как заливисто смеялись, ни о чем не думая; то, как беспощадно стирались в кровь коленки, когда они прыгали, бегали, падали, залезали на деревья; то, как на них орали старшие, когда они крали яблоки; то, как шуршала листва дуба над их головами в жаркие дни, когда они бесформенными блинчиками растекались под деревом и не делали абсолютно ничего. Каждый момент — как отдельная фотография. Солнце беспощадно выжигало им волосы, окрашивая в почти что рыжий, и жгло кожу, оставаясь на ней воспоминанием в виде загара об уходящем августе. Вечерний ветер, прокрадывающийся под легкую футболку и щекочущий кожу, с каждым днем становился немного прохладнее и злее, предупреждая, что скоро этим славным дням придет конец. Время пролетело быстро. До отъезда Бэкхена оставалось пару дней, но никому даже не верилось. Особенно не верилось Чанелю. Он даже уже не мог представить, что будет делать без Бэкхена: он успел крепко влюбиться. Ребята решили устроить прощальную вечеринку для Бэкхена. В последний вечер его пребывания в деревне они попросили его прийти на Дерево с закатом. Бэкхен думал, что это будет их привычная посиделка. — Этот прощальный вечер посвящается всеми нами любимому Бен Бэкхену! — торжественно сказал Джису, встав на одной из веток дуба, так что все смотрели на него снизу вверх. — Сегодня веселимся до утра! Этот сюрприз очень растрогал Бэкхена. Была опять-таки гитара; принесли одеяла, чтобы не мерзнуть; также было пиво, очень много пива; ну и, конечно, море историй, просто слова лились непрестанно, все о чем-то говорили. Никто старался не думать о том, что эта встреча носит грустный характер, все веселились. Один Чанель не мог не грустить. Он старался не сводить глаз с Бэкхена, чтобы запомнить надолго, отпечатать в памяти, впитать в себя каждую его частичку. Чанелю было невыносимо думать об этом. В какой-то момент он встал и незаметно ушел к реке, спустившись ниже к иве и сев под нее. Бэкхен заметил его отсутствие сразу и пошел за ним. Он застал его одного у тихой ночной воды, бросающего камушки в воду. — Можно? — осторожно спросил он, прежде чем сесть рядом. Чанель кивнул. Они сидели молча. Кажется, Бэкхен хотел спросить, что беспокоит Чанеля, но все никак не решался. Пак нарушил тишину первым: — Ты приедешь в следующем году? — Да. Приеду. — Обещаешь? Бэкхен странно посмотрел на Чанеля. Обыкновенно Чанель не задавал подобных вопросов. — Обещаю, — мягко улыбнувшись, тихо ответил Бэкхен. — Время прошло слишком быстро. — Ага. Совсем не хочу на учебу, у нас еще в этом году куча экзаменов, а потом... — начал было снова тараторить Бэкхен (он всегда начинал говорить слишком много, когда волновался), но замер. Чанель поцеловал его. Это было очень целомудренное, очень нежное, очень короткое прикосновение губ. Чанель не стал долго задерживаться на губах Бэкхена, почти сразу же отстранившись, но все еще оставаясь в близости от его лица. Он посмотрел в лицо Бэкхену так, словно сам испугался того, что сделал. Он и вправду не понимал, какого черта он осмелился так вдруг внезапно поцеловать Бэкхена. Пак шумно сглотнул, всматриваясь в Бэкхена глазами робкими и очень виноватыми, а Бэкхен затаил дыхание и совершенно не знал, куда деться. Чанель сразу же покрылся краской, а на щеках Бэкхена заиграл такой же яркий румянец. — И-и...звини, — крайне неровно сказал Чанель.— Я, я... если честно, я... — захлебываясь, пытался подобрать слова. Он обреченно застонал и выпалил: — Ты мне очень нравишься, и я не хочу, чтобы ты уезжал. У потерянного Бэкхена взорвался фейерверк в районе груди. Чанель опустил голову, боясь самого худшего — отказа или презрения. Бен молчал. Чанель, готовый уже утопиться, почувствовал робкое прикосновение к своей макушке. Он вопросительно поднял голову и столкнулся взглядом с Бэкхеном. Тот очень медленно тянулся к нему, сохраняя серьезное выражение лица. Между губами оставались считанные сантиметры, а Чанель с замиранием сердца смотрел, как Бэкхен неумолимо приближается к нему. Он его поцеловал. — Спасибо, — отнявшись, шепотом сказал Бэкхен, — за самое лучшее лето в моей жизни. Чанель улыбнулся самой счастливой улыбкой на всем свете. Бэкхен ответил тем же и хихикнул. Их позвали шумные голоса друзей, и они вернулись к остальным.:
Бэкхен уехал на следующий день ранним утром. Всем было безумно тоскливо прощаться с ним. Джихе вообще плакала на плече у Джису, а Чанель... Чанель уже заранее скучал. Они не говорили о поцелуе, признании и прочем. Бэкхен обнялся со всеми, включая Чанеля. Садясь в машину, он улыбнулся всем своей фирменной обаятельной улыбкой и помахал рукой. Он не сказал ничего, кроме «спасибо». Лето ушло насовсем. На смену ему пришел душный и золотистый сентябрь, снова началась школа. Чанель стал жить одним лишь ожиданием следующего лета, отсчитывая дни. Никакой связи с Бэкхеном у него не было: он не знал ни номера телефона, ни почты, ни адреса. Оставалось ждать. Год пролетел быстро, и уже в мае его стал волновать вопрос: когда Бэкхен приедет снова? Но Бэкхен не приехал. Чанель интересовался у госпожи Бен, и та ответила, что у него проблемы в семье, поэтому он будет в Сеуле это лето. Бэкхен обманул его.:
Полтора года спустя
Боже, как же тесно в этом метро! Чанель нервно морщится. Ему совершенно не нравится эта многолюдность; он все еще не привык. Он смотрит на карту в своем смартфоне. До этого пункта ехать еще как минимум пятнадцать минут, так что придется терпеть эту толпу. Наконец он вырывается из поезда и покидает станцию метро. Он оказывается в абсолютно незнакомом районе и идет, ориентируясь на навигатор в его телефоне. В Сеул он переехал почти полгода назад. Он поступил в Сеульский Национальный и жил в общежитии. От мальчишки в соломенной шляпе, который стеснялся своих оттопыренных ушей, мало что осталось: он стал больше походить на городского парня с уверенностью в глазах. С тех пор, как он приехал, он ищет Бэкхёна. Единственное, что ему выпало в качестве подсказки, это название семейного кафе «Golden Dragon». Но кто бы мог знать, сколько в Сеуле окажется ресторанов с подобным названием! А ведь Бэкхен даже не назвал ему района или улицы. Чанель лавировал между прохожими, быстрым шагом торопясь по навигатору. За это время он успел изъездить много мест в поисках этого ресторана, но ни один из них не принадлежал семье Бен. Все это время Чанёль боялся, что если и сумеет найти Бэкхена, то тот даже не вспомнит его. Спросит: «Какой такой Пак Чанёль?» или брезгливо отвернется. Но Чанель решил, что не стоит слишком много думать об этом. Для начала надо хотя бы найти. Вот он сталкивается с яркой вывеской. Вдохнув поглубже, открывает дверь и входит в заведение. — Здравствуйте, я хотел бы узнать, — он обращается к официантке, — не принадлежит ли этот ресторан семье Бён? Она отмахивается и говорит, что его обслужит другой работник. Чанель остается терпеливо ждать, когда до его уха доносится голос этой самой официантки: «Эй, займись клиентом!». — Да не могу я, говорю же, что не успеваю! — звучит в ответ. — У меня через полчаса пары, я уже должен бежать! Этот парень по пути снимает с себя форму, накидывая на плечо рюкзак, но сталкивается взглядом с Чанелем и замирает. Боже, Бэкхен. Он сначала смотрит с выпученными глазами, в полном шоке. Кажется, они стоят вот так и смотрят друг на друга вечность. А затем лучезарно, широко, так же, как и два с половиной года тому назад, Бэкхен улыбается ему той улыбкой, в которую Чанель так глупо влюбился. Чанель чувствует, как разрывается сердце от необъяснимого счастья, и улыбается в ответ. Он чувствует вновь распускающиеся бутоны любви в желудке и смотрит на Бэкхена все теми же влюбленными глазами того шестнадцатилетнего мальчишки. Он сердцем чует, что не забыт, что есть все шансы начать снова. Но это будет уже другая история.♡♡♡