Психология Люсиль

За время, проведенное у Спасителей, Дуайт назубок выучил мимику и жесты Нигана, мимику и жесты Люсиль. Вот Люсиль лежит на плече — она убаюкивает, она шепчет успокаивающие слова Нигану на ухо — о том, что нужно быть милостивым. О том, что без этих редких пряников Спасители заберут его кнут, и запорют Нигана насмерть. И Ниган слушает ее и успокаивается, потому что не любит карать. Причинять боль, убивать, совершать настоящие жестокости — это потребность Люсиль. Когда она решает, что им с Ниганом это сойдет с рук, а в идеале, пойдет на пользу — она дает себе волю. И тогда с жутким воем разрываемого воздуха, она атакует как змея — смертельная и неизбежная. И тогда Ниган принадлежит ей, тогда они — одно существо и его кровь плавит грудную клетку адреналином. Это нравится ему больше, чем секс. Люсиль любит убивать и Дуайт уже знает, как определить ее больное желание ломать черепа. Она становится активной, движется, она тянет за собой руку Нигана, рисует невидимые линии вокруг него, генерируя энергию в этом круге — энергию, которая непременно потребует выхода. Дуайт уже столько раз был свидетелем беспощадных выбросов энергии, что мог бы писать книгу по психологии бейсбольной биты, но писатель из него точно не выйдет. И никто уже не выйдет не из кого. Все они всегда будут Ниганом. Кроме Шерри. Эта женщина сумела остаться собой в таком дерьме. Она сохранила себя в лесу, когда они впроголодь, преследуемые Спасителями, скрывались, волоча с собой ее припадочную сестру. Она оставалась собой, пробуя на вкус кору деревьев. Она — хрупкая красивая папина дочка — снимала с окровавленных пальцев ногти, отошедшие от беспрестанного бега в тесной обуви и рыдала от боли и ужаса. Но когда это было нужно, вставала и делала то, что должна. Дуайт уже тогда знал, что не стоит ее изуродованного пальца. Он понял это, когда мертвецы рвали Тине горло, а он испытывал липкое постыдное облегчение, уволакивая кричащую жену — больше не нужно искать ей лекарства, еду, не нужно заботиться о ней и рисковать своей шкурой. Шерри оставалась собой и когда Ниган нашел их и наказал за побег, забрав ее в свой гарем, чтобы называть женой и пользовать как попросит его больная фантазия. Даже тогда — трясущаяся, дрожащим голосом, Шер поставила ему условие: Дуайт будет жить. Казалось, что Люсиль не потерпит такой дерзости и сию секунду вмажет ей в переносицу, но эта долбанутая стерва решила, что будет весело. Дуайт был умен и понимал как и в какой момент говорить с Ниганом, чтобы не обречь себя на мучительную смерть. Но оказался достаточно тупым, чтобы обрадоваться своему помилованию. Не догнал своей умной головой, что вот она — самая долгая из мучительных казней — смотреть, что он делает с Шерри. Как много выживших, голодающих в лесах, мечтали бы поменяться с ним местами, и как громко и зло он смеялся бы, отдавая им свою сытую защищенную жизнь. И вот теперь Дуайт стоит, преклоняя колено и глядя на ботинки Нигана в пустой камере. Упрямый недоносок Дерил сбежал и, разумеется, не сам. И, несомненно, за это кто-то заплатит. Но тень Люсиль скользит по полу на плечо, и, значит, Ниган снова не убьет. Дуайт вздыхает незаметно, но сильно дольше положенного. Он знает, что Люсиль нашептала наказание почище.