Strumming my pain with his fingers Singing my life with his words Killing me softly with his song Killing me softly with his song The Fugees
С Днем Рождения! С Днем Рождения! Комната погружается в разгоняемый лишь тусклыми всполохами свечи полумрак, а мерзкие, поющие голоса доносятся, кажется, отовсюду, заставляя рой мурашек сбежать вниз по спине. Я сильнее обхватываю выскальзывающую из вспотевшей ладони свечу и осторожно прохожу под аркой с водораспылителями, которые, однако, на этот раз не срабатывают. Значит я сделал все так, как следовало. Но, конечно же, не так, как Он бы этого хотел. Перед столом с тортом замираю на секунду, будто сомневаясь в правильности того, что я сейчас собираюсь сделать. В памяти мгновенно вспыхивают жуткие картины корчащегося в предсмертной агонии оператора, которому так и не удалась выйти живым из этой комнаты. И мне его жаль, правда жаль. Но если бы не его смерть, я бы никогда не узнал способа обойти продуманную систему этого психопата и… Нет, даже думать об этом не хочу. Резким движением я вонзаю свечу в торт, в эту же секунду отскакивая назад и прикрывая голову. Взрыв оглушает, выбивая почву из-под ног, и я ударяюсь коленями об пол, чувствуя, как в ладони вонзаются десятки заноз. — Мать твою! Что ж ты не сдох-то! Меня хватает лишь на слабую брань сквозь зубы, пока я пытаюсь подняться и унять гудящий шум в ушах, от которого моя голова, кажется, готова разорваться. Связка динамита падает откуда-то с потолка прямо перед моим носом, и следующие несколько секунд я изумленно смотрю на стремительно уменьшающиеся цифры таймера. 22… 21… 20… А потом до меня доходит. — Блять, блять! Я хватаю взрывчатку, судорожно сжимая ее ладонью. Мой взгляд отчаянно мечется по комнате. 15. 14. 13. Черт, черт, нет, Господи, я просто не могу умереть сейчас! После всего, что я пережил в этом чертовом доме! Просто не могу! 10. 9. 8. И в секунды, которые я уже было собрался называть последними в своей жизни, я замечаю чернеющую дыру в обоях. Мое тело двигается само по себе. Вот я уже рядом, дрожащей рукой заталкиваю пищащий предмет в отверстие. И что есть сил бегу прочь. Однако тело будто сходит с ума, ноги подкашиваются, так, что вновь падаю вниз и отчаянно пытаясь отползти как можно дальше, скребя ногтями по полу. 3. 2. 1. Взрыв. Несколько долгих секунд я лежу недвижно, прислушиваясь к грохоту обвалившихся досок и треску затухающего огня. Осторожно отрываю расцарапанную до крови ладонь от пола и провожу по лицу, стирая смесь пота и грязи. Господи, как же я устал. — Она была для тебя, черт бы тебя подрал! Эта фраза служит сигналом для меня. Я срываюсь с места и проскальзываю в проем, затем в еще один, посыпаемый пеплом и щепками. И замираю в другой, хорошо оборудованной комнате. Однако вместо ожидаемой мерзкой физиономии этого психопата передо мной вырастает лишь рябящий монитор и скрипуче вертящийся стул. Куда делся этот ублюдок? Я машу ладонью перед лицом, разгоняя оседающий пепел и дым и склоняюсь над компьютером, бездумно щелкая мышкой по экрану. — Ну же, работай! И картинка на удивление сменяется, показывая мне две скрючившиеся женские фигуры, привязанные к столбам. Волна едва контролируемой ярости проходит по позвоночнику. Подонок! Да как он вообще мог?! — Миа! — шепчу я пересохшими губами, опираясь на руки в припадке запоздало накатившей слабости. Внезапно на стол падает длинная тень. Что-то металлически блеснувшее в всполохах догорающего огня отражается в экране компьютера, однако мощный удар по затылку настигает меня быстрее, чем я успеваю повернуть голову. — Вот же живучий ублюдок, — слышу я срывающийся голос, прежде чем мое сознание окончательно затихнет. Что-то тяжёлое со звоном падает на пол. Кажется он смеётся. — Ну хорошо, хорошо, мы с тобой ещё поиграем.***
Меня тошнит. И это стойкое ощущение кажется мне единственным в окружающей меня темноте. Я чувствую, как утопаю в ней, растворяюсь, однако, не ощущая ни капли умиротворения, которое обычно приписывают покойникам. Она приносит лишь тревогу, будто предупреждая о том, что мои мучения еще не закончились. Постепенно через пелену назойливого звона в ушах прорезается чей-то тихий, задушенный плач. Чей-то знакомый, нежный голос, зовущий меня по имени. Миа. Я резко вскидываю голову и тут же вскрикиваю от боли, пронзившей затылок. В глазах плывет, но по мутной окраски стен и стойкому запаху пепелища я понимаю, что я все еще нахожусь в той тошнотворной комнате, не ставшей моей могилой только по счастливой случайности. А потом я вижу Мию. Она сидит напротив меня, тяжело уронив голову на грудь и запутавшись в своих черных локонах, которые когда-то я так любил. Когда-то в другой жизни, которая текла за пределами фермы Бейкеров, в жизни, в которой не было места для всего этого безумия. Ее хрупкие плечи рвано вздрагивают. Она плачет. Тихо, почти беззвучно, раз за разом повторяя мое имя. — Миа… Моего севшего голоса хватает только на одно слово. Я чувствую усушливую боль в горле, смешанную с кислотой запекшийся крови на моих губах. Я хочу протянуть к ней руку, коснуться ее лица, запутаться пальцами в этих волосах. Но холод оков, впившихся в мое тело, оставляет мой порыв неисполненным. — Ооо, Итан, наконец-то ты проснулся! Мы тебя уже заждались. Я скриплю зубами от переполняющей меня ненависти и очередного приступа тошноты. Каждое слово, произнесенное этим голосом будто клеймом выжигается на воспаленном сознании. Лукас вальяжно сидит на крае стола, разделившим пространство между мной и моей женой, по-хозяйски опираясь локтем на спинку ее стула. Все такой же растрепанный, болезненно-бледный, широко распахнувший свои голубые, почти бесцветные глаза. Я рассматриваю их, и они кажутся мне мертвыми на его необычайно подвижном лице. Хотя какие еще глаза могут быть у убийцы? Перехватив мой взгляд, он медленно улыбается, обнажая зубы, будто хищное животное, будто гиена, почуявшая раненное животное и готовящаяся к очередному броску. Я вижу, как ему это нравится, нравится доводить меня до бессильной ярости, до сжигающей изнутри ненависти и отвращения. Я вижу это в его мертвых глазах, в его резких, импульсивных движениях, в его безумной улыбке. — Какого?.. — воспоминания медленно возвращаются, хотя в голове все еще будто бы стоит туман. Он снова меня переиграл, позволил поверить в свою победу, но в последний момент жестоко оборвал зародившейся надежде крылья. — Знаешь, Итан, я впечатлен, — он обрывает меня бесцеремонно, активно взмахивая свободной рукой и поглядывая куда-то в бок, будто обращается он вовсе не ко мне. — Нет, серьезно! Я впечатлен! Обходишь все мои ловушки! Убиваешь толстяка! Отгадываешь код! Уууу, детка, да ты просто без тормозов! — Лукас спрыгивает со стола, потягивается и вальяжно проходится вперед, упираясь руками в подлокотники моего стула. — Признаю, Итан, я тебя недооценил, — говорит он на выдохе, оказываясь отвратительно близко от моего лица. Я сжимаю зубы, почти до скрежета, дергаюсь в аффектной попытке вцепиться ему в горло, ударить по этому насмешливо-восторженному лицу, до крови сдирая костяшки пальцев. Однако мой порыв задушен на корню вновь впившимся в кожу металлом наручников, сдерживающих любой мой порыв. — Да что тебе еще нужно от меня, ублюдок?! Что тебе нужно от Мии?! Господи, ты просто больной психопат, оставь уже нашу семью в покое! — Да! Да! Ты все еще полон сил и энтузиазма! Похвально, похвально! — он улыбается мне почти счастливо и резко выпрямляется. — Но все же тебе придется меня выслушать, Итан. Знаешь, ты действительно здорово постарался, правда, я даже снимаю шляпу, — он двигает рукой в импровизированном жесте. — Но… Мне кажется, что твоя победа была… Недостаточно честной. Именно поэтому я придумал еще одну ма-а-аленькую игру. Специально для тебя, веришь ли? Ууу, чую, ты заинтригован. — Что?. Я не собираюсь играть в твои безумные игры! — Боюсь, у тебя нет выбора, чувак, — он лишь невинно разводит руками и сочувствующе покачивает головой. Чтобы в следующую секунду вскинуть ее в воодушевленном движении и задорно рассмеяться. — К тому же, поверь, выигрыш того стоит! Ах, да, сейчас, сейчас, погоди минуту. Лукас подрывается и скрывается где-то за моей спиной, весело насвистывая какую-то мелодию. Я напрягаюсь, отчаянно вслушиваясь в переменчивость звуков, шорохов в той части комнаты, которую я никак не мог видеть. Единственное, на что я был способен, так это следить, как стремительно меняется выражение лица Мии, как бледнеют ее искусанные губы и как медленно катятся слезы по ее щекам. Но в конце концов он возвращается, снова запрыгивая на край стола и вертя что-то в руках. — Смотри-ка сюда. Да-да, узнал? Так вот, это и есть твой главный приз. Точнее ваш, Итан. Вы сможете работать в команде. Здорово, правда? Конечно же я ее узнал. Чертова статуэтка из-за которой было пролито столько крови и пережито столько страданий. Та самая, которой он так же, дразня, вертел перед камерой, зазывая в свою безумную игру несколькими часами ранее. — Хочешь ее? Ну конечно хочешь, о чем это я, — он вновь смеется. — И получишь. Если выиграешь, конечно! — завидев выражение моего лица, Лукас делает короткую паузу, видимо упиваясь бурей эмоций, проскочившей на нем. — Удивлен? Я подумал, что так будет интереснее! Итак, тогда начинаем. А нет, стоп, стоп, точно, вы же даже не знаете правил. Ну как я мог забыть? Лукас досадливо качает головой, будто признавая свою оплошность, и спрыгивает на пол, опираясь руками на стол. Окидывает нас долгим, мутным взглядом, все так же скаля зубы в жуткой усмешке. Он напряжен, воодушевлен, он, черт его дери, наслаждается каждым моментом, каждой новой эмоцией на моем лице, каждым всхлипом моей жены. Этот моральный урод и правда ловит кайф от всего этого? Но видимо это было действительно так, ведь иначе я просто не мог объяснить себе все эти улыбки, все эти его неконтролируемые смешки и взмахи руками, а главное, живой восторг в его мертвых глазах. Он чувствует себя хозяином положения, знает, что сейчас все будут плясать под его дудку. — Дамы, господа, объясняю всего один раз, так что слушайте внимательно. Видите стол? На нем карты, их, кстати, ровно пятьдесят четыре, можете не пересчитывать. Так вот, наша милая Миа выбирает любую. Вытаскивает туза — и вы свободны, да еще и с сывороткой! Все просто, не так ли?.. Что, не верите мне? — Лукас поднимает брови в оскорбленном выражении. — О, боже, ребята, да разве я вас когда-нибудь обманывал? — Н-но… Ты говорил, что игра для меня! Какого хрена ты впутываешь в это ее? — Все-то тебе расскажи, Итан! В ответ ему — гробовое молчание. Я не знаю, что на уме у этого психопата сейчас. Но по сравнению со всеми предыдущими выходками, эта кажется мне какой-то… слишком простой, не затронутой его больной фантазией. Слишком уж все хорошо звучит. И это по-настоящему меня пугает. — Полагаю, вопросов нет? Тогда вперед, ставки сделаны, правила озвучены, теперь начнется веселье! Миа застывает над столом, растерянно рассматривая ровные ряды. Она выглядит совершенно сбитой с толку, смертельно испуганной. Ее руки также примотаны к стулу, но к моему удивлению, обычными веревками. Да еще и таким образом, что одной из них она даже может шевелить. Но почему она не вырвется? Не сбежит, сломав чертов стул своей бешенной силой и не бросится на этого психопата? Почему?! — Лукас! Пожалуйста… я прошу тебя… отпусти нас. Мы будем хорошими, правда, я обещаю! Мы больше никогда Ее не предадим, все будет как раньше, станем семьей, слышишь? Лукас... Лукас... Пожа... ай! — Заткнись! Слышишь?! Заткнись! — он резко разворачивается и отвешивает ей хлесткую пощечину. — Как же я заебался слушать твое нытье. Так что замолчи и тяни карту. Ну! Давай, давай, ты же не хочешь, чтобы я выбирал за тебя? Она шумно всхлипывает, прикладывая руку к пылающей щеке. Кривит губы, усиленно стирая ей слезы с щек и протягивает вперед. Ее пальцы мелко дрожат, отбрасывая на стол прыгающие тени. Миа склоняется над ровными рядами, пытается что-то разглядеть в рубашках карт, но тщетно, все они, как одна, одинаковы. Ее язык раз за разом облизывает истрескавшеся губы, а глаза судорожно бегают от одной к другой, и кажется этот процесс длится бесконечность. Точнее, пока Лукас не склоняется над ее ухом. Я вижу, как двигаются его губы, произнося какие-то неслышные мне слова. Ее лицо стремительно бледнеет, а глаза вновь наполняются слезами. А потом она резко выдергивает одну из карт и переворачивает. Несколько долгих секунд Миа смотрит на карту будто бы изучающе, беззвучно шевеля губами. И внезапно ее зрачки резко расширяются, а пальцы ослабевают. Я успеваю заметить лишь мелькнувшую в слабом свете ламп лицевую сторону, помеченную двумя красными сердцами, прежде чем карта ложится на пол. Это не туз. — Эй, осторожнее, блядь, — возмущается Лукас, наклоняясь и ловко подхватывая выпавший из ее пальцев предмет, с живым любопытством вертя его в своих. — О, какая жалость. Ты ошиблась, — качает он головой. — Бедная, бедная Миа, — он смотрит на нее долго, с ехидным прищуром, чуть кривя уголок губ в саркастичной усмешке. И затем резко разворачивается ко мне, торжественно раскидывая руки в стороны. — Ну ничего не поделаешь. Итан, придется тебе отдуваться. В его глазах неподдельный восторг. Он срывается с места и, весело хохоча, обходит кругом мой стул, уходя куда-то в правый угол. Я слышу какой-то странный, пугающий меня до чертиков скрип и тихую брань Лукаса. Однако в считанные минуты он выдвигает странного вида конструкцию. Свет гуляет по металлическому корпусу, испещрённому проводами, но, признаюсь, они волнуют меня в последнюю очередь. Ведь над моей правой рукой нависает круглое, хищно зазубренное лезвие циркулярной пилы. — Ч… что это? — шумно сглатывая полушепчу я. — О, я рад, что ты спросил! — Лукас опускается на колени, увлечённо копаясь в боковой стенке этой машины. В его руках один за другим меняются инструменты, которые он методично складывает на край стола. Черт, если бы я только мог дотянуться хотя бы до одного из них! — Я собрал эту малышку ещё в конце прошлого месяца. Только вот случая попробовать ее в деле не попадалось… Ну же, работай! Работай! — шипел он, постукивая по корпусу увесистыми кусачками. — Так что ты и здесь у нас первый, Итан! — П-постой, постой, ты же собираешься?.. — Ну же, Итан, не прикидывайся дураком. Ты же давно догадался, что именно я собираюсь сделать, — на секунду он отвлекается от своего занятия и бросает на меня хитрый взгляд. — Помнишь, ты спрашивал, причем тут ты, если играет Миа? Так вот, спешу тебя обрадовать, ты теперь козел отпущения! За каждую ошибку следует наказание! Ну, в конце концов, не могу же я бить девушку, — он смеется. Снова. И снова. И в эту же секунду с визгливым жужжанием включается лезвие, стремительно набирающее обороты. — Неет. Нет, нет, нет, скажи, что ты шутишь! Лукас лишь невинно покачивает головой, хотя в его глазах пляшут черти. Он подхватывает какой-то продолговатый предмет, похожий на пульт от телевизора и медленно отходит в противоположную сторону от моего стула, удерживая его на весу. — Готов, Итан? Предупреждаю, будет немножечко больно. — Что? Стой! Стой, стой стой! Пожалуйста. Черт, погоди, правда, давай просто поговорим, Л-Лукас же, да? Тебе не нужно этого... аааа!.. И прежде чем я успеваю осознать происходящее, сталь впивается в мои пальцы. Я захлебываюсь собственным воплем. Все мое тело приходит в движение, изгибаясь, отчаянно сопротивляясь и корчась в безуспешных попытках хоть как-то смягчить боль. Крик Мии вторит моему. — Черт! Черт, черт! — мой голос подскакивает на несколько тонов, а слова вырываются рваными обрубками, когда вой пилы затихает. Я в ужасе смотрю на остатки того, что еще несколько мгновений назад было моими пальцами. Кровь струей хлещет из открытых ран, сталь наручников впивается в кожу. Я просто не верю. — Ну, как ощущения, Итан?! — кричит он, щелкая пультом и отводя лезвие подальше от руки. — Ааааа.... сука... сука... а... блять... — шепчу я непрерывным потокам, пытаясь проглотить рвущиеся наружу вопли. Все мое тело дрожит, будто в лихорадке, кожа покрылась испариной. Но пальцы! Мои пальцы! Он отрезал мне пальцы! Это... Это просто невозможно, Господи, это просто какой-то кошмар, просто кошмар! Мне кажется, я все еще чувствую их, кажется, я все еще могу шевелить ими. — Ты... ты!.. ты просто больной… Нет, ты просто ебанутый… поехавший... ааа... блять... как и вся твоя семейка… — Тебе следует злиться на Мию, Итан! Все-таки это она отрезала тебе пальцы. Серьезно! Я же не виноват, что она вытащила неправильную карту! — говорит он, скрипуче подтаскивая третий стул и усаживаясь на него самолично. — Но ничего, давай-ка дадим ей еще один шанс! Вперед, Миа, давай! — Н-нет. Нет, я не буду этого делать. Я не могу. Я не хочу, — едва слышно шепчет она срывающимся голосом. Я с трудом отрываю размыленный взгляд от пола, смотрю на ее бледное заплаканное лицо через пелену собственных слез. Черт. Черт. Черт. Это не может быть правдой. — Как будто меня волнует, что ты хочешь, тупая ты сука, — говорит он ей, усмехаясь. — Я сказал тебе продолжать. Но она лишь тихо хнычет, отрицательно мотая головой. — Ну же, Миа, — ласково улыбается ей Лукас. — Неужели не веришь в свою удачу? Или ты хочешь, чтобы я сам выбирал карты? Не думаю, что тогда Итану это понравится больше. И она снова всхлипывает, снова тянет одну, кажется, даже не смотря. Ее тело бьет крупная дрожь, из горла рвутся рыдания. И она снова ошибается. — Какая жалость! — он удерживает кнопку на пульте так, что прибор сдвигается на пятнадцать сантиметров влево. Пила нависает над моей правой кистью. — Итан, советую сжать зубы покрепче! Чертова пила вновь впивается в плоть, и я уже даже не пытаюсь сдержать свой вопль. Трещит кость, рвутся связки и мышцы, кровь обильно орошает пол. Господи, да она повсюду, она везде. Мия громко визжит, будто стараясь перекричать звуки пилы. А Лукас также хохочет. — Ну как тебе, Итан? Нравится чувствовать себя совершенно беспомощным? Нравится?! — окрикивает он меня громко, но его голос тонет в мешанине моих воплей и скрежету лезвий о металл кресла. — А ведь этого бы не случилось, играй ты по моим правилам с самого начала, обманщик. Да-да, думаешь я поверил в твою удачу, а, Итан? Думаешь я поверил?! — он оказывается совсем рядом, склоняясь над моим лицом. Лезвие замерло, обливаемое кровью из обрубка моей правой кисти. — Где она сейчас, скажи мне, где твоя сраная удача сейчас, а? — он смеется снова, издеваясь, понимая свою полную безнаказанность и мою полную безпомощность. — И где же ты успел пронюхать пароль от двери, а, ебанный лжец? Где? Кто сказал тебе? Отвечай мне, сраный неудачник! — Прости его! Лукас, пожалуйста, прости его! Мы будем хорошими, я клянусь, Лукас, отпусти нас! — она кричит, срывая голос на хрип. — Нет, Миа! Я уже давал ему шанс! Мы все давали ему шанс! Но этот ублюдок все равно продолжал все портить! Так что заткнись и тяни ебанную карту. Я ничего не могу сказать, не могу даже заставить себя разлепить ссохшиеся губы, покрывшиеся сетью кровавых трещин. Как же больно, как же мне больно. Мне кажется, это сраное чувство накрывает меня с головой, притупляя все остальные, затмевая даже мою злостную ненависть к этому ублюдку. Я просто хочу умереть. Я не хочу, чтобы этот Ад продолжался. Но он продолжается. Снова ошибка, снова. У меня даже уже не остается сил кричать, лишь выбавливать из себя жалкие хрипы, более похожие на скулеж избитой собаки. Моей руки нет. Нет по самый локоть, и он, кажется, не собирается останавливаться. Мой мутный взгляд натыкается на ровные ряды карт, лежащие на столе. Их будто бы даже не становится меньше. — Миа, чертовка, признайся, тебе же это нравится! — будто через слой воды я слышу его веселящийся голос, возвещающей об очередной ошибке, слышу, как включается чертово лезвие, вторя его смеху. Это выше моих сил. Сознание отказывается оставаться со мной, я снова проваливаюсь в темноту под плачь и крики моей жены.***
Проснись! Проснись же! Я не хочу открывать глаза, не хочу возвращаться в этот мир, состоящей кажется из одной лишь боли, не хочу снова слышать тихие всхлипы Мии и не хочу больше видеть Его искаженное в зверской улыбке лицо. Я устал. Как же я устал от всего этого. Я просто хочу спать. Хочу остаться один в этой тишине. Я просто хочу умереть. Но я снова прихожу в себя, на этот раз от ведра холодной воды, бесцеремонно вылитого мне на голову. Кашляю, задыхаясь от того, как она заливается прямо в глотку, заполняет нос, с трудом открываю слипающиеся глаза. Все плывет, будто это какая-то другая реальность. Будто все это здесь и сейчас нереально, лишь кошмар моего больного воображения. — Не вздумай отрубаться, Итан! Неужели это все, на что тебя хватает? Да ты просто жалок. Снова этот голос. Насмешливый, мерзкий и вызывающий по коже холодные мурашки. Он закрадывается прямо в сознание, окончательно возвращая меня в реальность, пестрящую тысячью серых болезненных граней. Я его ненавижу. Ненавижу сильнее, чем когда бы то ни было. И я знаю, что он легко читает это в моих глазах, знаю, что его это устраивает, раззадоривает. Именно поэтому он довольно кивает и отходит от моего кресла, шумно отпинывая металлический таз куда-то в сторону. — Так, не дергайся-ка, — холод шприца вонзается мне прямо под кожу. — Мы же не хотим, чтобы ты сдох раньше времени, верно? Я не знаю, что он мне вколол. Но тело становится еще более ватным, чем было раньше. Мышцы расслабляются, отказываясь повиноваться, а все происходящие будто бы отходит на второй план. Даже адская боль в правой руке притупляется, позволяя моему бешено колотящемуся сердцу и носящимся в голове мыслям хоть как-то прийти к согласию. — Ух, ребята, вы меня, конечно, утомили, — тем временем вздыхает Лукас, обходя Мию кругом и по-собственнически кладя руки ей на плечи. В ответ она лишь слабо вздрагивает и хнычет, даже не поднимая головы. — Как насчет небольшого перерыва? Вы так напряжены! Знаете, иногда очень полезно выпускать пар, — его внимательный, полный живого возбуждения взгляд скользит по моей тяжело поднимающейся груди, по вздувшимся от напряжения венам на висках, по сжатом до боли в ладони кулаке. И он улыбается. Но на этот раз совсем не так, как прежде. Есть что-то доселе неведанное в этой искривившейся линии губ, в хитро сощуренных глазах — Кстати, Итан, помнишь, я тебе говорил, что у меня давно не было подружки? Ты же не против, если я немного попользуюсь твоей? — его рука медленно скользит вверх по ее ключицам, легко охватывая шею, пачкая ее в моей крови. Резко обхватывает подбородок и тянет наверх, вырывая у Мии слабый всхлип. И все во мне переворачивается в этот момент. Я дергаюсь вперед, пытаясь вложить все оставшиеся во мне силы в этот рывок, однако выходит лишь жалкое трепыхание загнанного в угол и измученного зверя. О нет. Пожалуйста, нет, остановись. Я хочу кричать эти слова снова и снова, срывая голос до хрипа, умоляя до кровавой пены на губах. Я боялся, что до этого дойдет. Боялся даже подумать о том, что такое возможно. — Н… нет, не трогай ее… С… слышишь, ублюдок? Убери… Свои… Руки… — Ууу, как грозно, — скалится он в ответ, вздергивая руки в наигранном жесте. — Неужели ты запретишь мне? — Н…не трогай. Лукас плавно двигается вперед, ко мне, звучно проводя костяшками пальцев по столу. Обходит меня кругом, заставляя до боли выворачивать шею, чтобы не выпустить его из своего взгляда, а потом резко цепляется за волосы, болезненно оттягивая их к спинке, а вместе с этим заставляя безвольно откинуть голову назад, выпячивая беззащитное горло. Его дыхание опаляет кожу правой щеки. — Хочешь, разложу ее здесь и сейчас? — горячо шепчет он мне прямо в ухо. — Трахну прямо на этом столе. Хочешь, а? — Н… не надо, — мой голос едва слышен. — Не надо? Почему нет, Итан, я думал тебе понравится! Ты только представь, как бы она стонала, — его рука проскальзывает за ворот рубашки, проходится по напряженным мышцам груди, обдавая жаром, заставляя мое и без того взмокшее тело покрыться испариной. — Кричала твое имя. Или мое? Ха-ха. Неужели тебя это не возбуждает? — в ответ лишь мое пропитанное ненавистью молчание. — Да ладно тебе! Или погоди, погоди… А может ты хочешь подставиться вместо нее? Нет. Пожалуйста. Нет. Я хочу закричать, хочу послать его ко всем чертям, но почему-то не могу сказать ни слова, ведь в голове верится лишь одно слово. Миа. Что же ты делаешь со мной? Ты едва не убила меня, ты отпилила мне руку чертовой бензопилой, ты протащила меня через весь этот ад, но я все еще не хочу, чтобы ты страдала. — Молчишь? Прекрасно! Он медленно, один за другим, отстегивает удерживающие меня ремни. Сначала на руке, потом на ноге. Освобождает торс, даже не опасаясь того, что я могу попытаться сбежать, и, грубо потянув за одежду, вытаскивает из кресла, приводя безвольное тело в вертикальное положение. Каждое движение доставляет боль. Я хриплю, давясь собственной кровью, проклиная его, его безумную семейку и сегодняшний день. Ответом мне лишь его безумный, истерический смех, лишь наглое скольжение его пальцев вниз по рёбрам. Ноги не слушаются, я почти вишу на нем, пока его пальцы шарятся под одеждой. От каждого касания к раскалённой коже, меня воротит, хочется плакать, будто маленькому беспомощному ребёнку, плакать от собственного бессилия, от мысли о том, что все это видит Миа, что все это, наверное, записывает очередная его камера. А его хриплое дыхание щекочет ушную раковину, и в следующую секунду острые зубы болезненно вцепляются в хрящ, оставляя глубокие, наливающиеся кровью следы. Лукас разворачивает стул боком, толкает меня вперед, заставляя уткнуться носом в поверхность стола. Я едва могу стоять на ногах — все тело дрожит и отказывается подчиняться, будто оно и не мое вовсе. А потом, пока он возится с моими брюками, я поднимаю глаза и встречаюсь с ошарашенным, полным ужаса и боли взглядом Мии. И именно тогда в глубь моей души пробирается отвратительное чувство, сворачиваясь там холодной змеей. Страх. — Миа… — шепчу я едва выговаривая слова. — Н… не смотри. — Нет, Миа, смотри, смотри! — перебивает он меня, наваливаясь со спины так, что я даже через одежду ощущаю жар его разгоряченного тела. — Смотри внимательно. Я закрываю глаза, пытаюсь отвернуться, но все равно не могу отбросить то выражение ее лица, то болезненное отвращение, ту жалость и то отчаяние, что смешались в ее глазах. Это ранит даже сильнее, чем острое лезвие, недавно впившееся мне в руку, это ворошит душу, будто острый прут муравьиное гнездо. Разрушает меня изнутри. Он разрушает меня. Лукас. Беспощадно ломает мою жизнь, топчет всякую надежду и рвет мое сердце. — Ух, Итан, что-то ты там узковат. Нужно это справить, — слышу я его насмешливый, но возбужденно-отрывистый голос позади. Чувствую, как он вертится в поисках чего-то, пока его рука не выхватывает прямо из-под моего носа хищно блеснувшие в свете ламп проржавевшие кусачки. — Как насчет этого? У меня уже не остается сил умолять. Я чувствую холод металла кожей, сжимаю зубы, пытаясь сдержать подступившие к глазам горькие слезы. Так больно. Так грязно. Почему я не сгорел заживо в той чертовой комнате? Почему именно я нашел способ миновать его безумные ловушки, почему? Для чего?! Чтобы быть разложенным здесь, на этом столе, чтобы быть унизительно облапанным этим психопатом, чтобы он сейчас позорно насиловал меня прямо на глазах у мой жены? Очередная вспышка боли ничтожна по сравнению с той, что мне пришлось пережить до этого, но она иная, она отдается чувством тяжелого унижения, которое тянет меня на дно, будто кирпич утопленника. Даже если я смогу выбраться отсюда живым, я никогда не смогу больше смотреть в глаза ей, Мии, никогда больше не смогу думать о сексе как о чем-то приятном. Каждый раз перед глазами будет вставать его жестоко ухмыляющиеся лицо и режущая боль металла между ног. Я чувствую, как там становится влажно. Нет, не от смазки, от крови. Она стекает по моим ягодицам, орошая пол. А его рука удерживает меня с нечеловеческой силой, хотя в этом нет смысла, ведь я не могу даже попытаться освободиться. Мое тело давно отказалось слушаться. — Лукас, остановись, прошу тебя, хватит! — кричит Миа. Ее вопль заставляет болезненные слезы застыть в глазах. Прошу тебя, умоляю, просто замолчи, сделай вид, что не видишь этого. Не делай мне еще больнее. Он медленно вытаскивает инструмент из кольца разорванных мышц, и его сменяет что-то горячее и живое. Боги, он действительно собрался меня трахать. Когда напротив сидит она, Миа. Мое лицо кривится в дикой, ненормальной и совсем неуместной улыбке. Я схожу с ума. Господи, я хочу умереть прямо здесь. Его движения поначалу медленные, тягучие. Он заставляет меня почувствовать переполняющую боль каждой клеткой тела. Хочет, чтобы я навсегда запомнил ее, будто клеймом отпечатавшуюся на моем сознании. Наваливается на меня еще сильнее, вдавливая в поверхность стола и жестко упираясь рукой мне в поясницу. Его пальцы сжимают тело с дикой, животной силой, так, что в глазах плывет от боли. Собирая последние силы, я пытаюсь вывернуться, но чувствую, как вторая его рука жестко давит мне на затылок, впечатывая щекой в стол. Он набирает темп, так, что стол, кажется, ходит ходуном, так, что, кажется, хочет разорвать меня пополам. Из моей груди исторгаются лишь слабые, тихие хрипы, я пытаюсь абстрогироваться, уйти в себя, забыть, что это все действительно происходит здесь и сейчас. Я представляю тихий шелест деревьев где-то там, за окном, плеск воды в оттаявшись ручьях, смех и улыбки родных и тех, кому я действительно был дорог. Забыть этот кошмар. Это не может происходить взаправду, просто не может. Все это иллюзия, все это мой бред, мой ночной кошмар. Забудь о нем. И у меня это почти получается. — Неет, Итан, только не вздумай уходить в себя, — хрипло стонет он мне прямо в ухо. — Разве сучке не положено кричать, когда ее дерут? — он с обхватывает покалеченную конечность и силой сжимает, с садистским удовольствием вслушиваясь в дикий вопль, исторгшийся из моей глотки. Обрубок будто опаляет огнем, заставляя метаться в безумном припадке под его издевательский смех, царапать обмякшей рукой поверхность стола, ломая ногти. Его это забавляет. Для него моя сломанная жизнь лишь очередная игрушка, увлекательный квест, который закончится с моим последним вздохом. А пока сердце все еще бьется, а душа готова ненавидеть, он продолжит с наслаждением топтаться по моей личности, убивать меня изнутри столько раз, сколько я смогу это выдержать. Он держится довольно долго, истязая мое тело снова и снова, пока я совершенно перестаю хоть как-то реагировать, а вопли Мии заменяются редкими всхлипами. Лукас слазит с меня. Я слышу звук застегивающейся ширинки. Он усаживает меня на стул, даже не утружаясь тем, чтобы натянуть штаны. Наручники снова фиксируют мое тело. — Отлично! — он дик. Безумен. Но я никак не могу объяснить это адское пламя в его все таких же мертвых стеклянных глазах. Он аккуратно расправляет смятые карты и обходит стол кругом. Миа бледна. Она молчит, сидит недвижно, будто изваяние, не отрывая взгляда от поверхности стола. По ее щекам все так же текут слезы. Она больше не смотрит на меня. Больше не может смотреть. — Ну, что за тишина? Разве мы не здорово повеселились? А, и да, перерыв окончен, продолжаем! Лукас улыбается мне, останавливаясь за спиной Мии и опираясь одной рукой на спинку ее стула. Другую же он медленно поднимает на уровень своей головы и подмигивает. Внутри все обрывается. Меж его пальцев зажаты четыре туза.