Вечный страж ненависти

1. Преданные Он внимательно вглядывается в искаженные толстым ледяным панцирем черты фалмера. На его собственное лицо — единственный образ, который он мог наблюдать в потускневшем золотом солнце последние сотни лет — не слишком-то похоже. У него, без лишней скромности говоря, физиономия куда красивее. Хотя бы потому, что у него глаза на месте. Вампир с любопытством скользит медовыми зрачками по пустым глазницам, бестолково распахнутым морщинистым векам. Как можно передвигаться, целиться — вслепую? Он переводит взгляд на уши, которые кто-то грубо обкорнал. У большинства плененных существ не было острых кончиков ушей. Жалкое зрелище. Как же могли те, с кем он в юности общался, изредка даже шутил и смеялся, превратиться в это? Они пытались убить того, перед кем их предки, родственники, друзья, склонялись в земном поклоне, как перед волей божества на земле. Как все же любопытен мир. Любопытна война, сталкивающая братьев в смертельном бою. Думать, что это почти те же снежные эльфы, которых обманули двемеры, необычно. Как Виртур ни пытается, собратьев по разуму в серокожих скрюченных уродах высокий беловолосый мер не видит никак. 2. Ночь Слез Паломники не приходят уже очень давно. Никто и не тревожится пока: такое случается. Но Виртура мучает предчувствие, что это не просто так. Будто бы вороны, зловеще каркая, кружат над их обителью, и в этот раз виновник несчастья точно не он и не его вампиризм. Угроза исходит из-за высоких заснеженных пиков, за которыми прячется храм. Он запрещает покидать пределы долины: в ответ начинаются слухи и шепотки по углам. Брат ходит хвостом, будто опасаясь, что викарий ни с того ни с сего сбежит в ночь, бросив опостылевшую мантию на резном троне. Не то, Гелебор, не то. В молоко, рыцарь, если даже не мимо мишени. Ты не чувствуешь разве, как сгущаются тучи над нашим народом? Как великаньими шагами мчится беда, поднимая ураганный ветер, раскинув драконьи крылья, чтобы бросить тень на всех нас? Как пронзительно поет и надрывно рыдает сокрытый артефакт издалека, из Саартала? Не слышишь скрипа двемерских механизмов, опасно стучащего в ушах? Нет, не кровь это. Это был год Ночи Слез. 3. Солнце Солнце наверху жжет нестерпимо, выжигая яростным огнем глаза, оставляя ожоги на незащищенной доспехом коже, и Виртур понимает все преимущества быть слепым, как Преданные. Кажется, что лучи пробиваются сквозь стены, двери, камень, чтобы ударить в сосульку, разбиться, как хрустальный бокал, на сотни бликов и заиграть на золотых символах — таких же солнцах, только из мертвого металла. И вампир кричит в ужасе, отшатываясь от вездесущего бога. Аури-Эль смотрит своим вездесущим взором, и викарий отвергает прощение и смирение, которое ему предлагают. Гордо отказывается от своей веры, щелчком пальцев уничтожая алтари один за другим, разбивая солнечные блики в их сердцах. Уничтожая мозаики, шпалеры, фрески. Об одном жалеет — не решается выйти на лестницу и сбросить с постамента статую, некогда поприветствовавшую его у входа в храм. Так ты всемогущ? Уж точно могущественнее тебя, смеется в ответ снежный эльф, с грохотом, эхом гуляющим по пустынным залам, сбрасывая на землю навершие святилища.