Белая лютня

-Жалко парня, такого таланта в наших краях давно не встречали. -А все потому, что хотел он любви до гроба.

      Погожий осенний денек согревал сердца трудолюбивых крестьян, что собрали в этом году добрый урожай. Свежий ветер ворошил золотые листья, устлавшие ковром все дворы, сады, дороги и даже горбатый деревянный мостик над напоенным ливнями ручьем. Солнце, словно на прощание сегодня стремились обласкать всякого, кто, выйдя на улицу, наслаждался милостью его лучей.       Златовласый, как Светило высоко в небе, как кроны кленов, шел к таверне прекрасный бард, который выбрал сию скромную деревушку своим перевалочным пунктом в походе к столице Западной. Путешествовал он налегке, с небольшой дорожной сумой за спиною, в руках неся главное свое сокровище – белую лютню, украшенную искусной резьбой и крючковатыми письменами на странном заморском языке. -Айгель! Бард обернулся, когда его окликнули, он быстро окинул в поисках источника звука округу взглядом своих чудных серо-голубых глаз, обрамленных густыми черными ресницами. Хозяином голоса оказался давно знакомый нашему герою бродячий торговец, выглядывавший на дорогу из своей палатки. -Бэн, сколько лет, сколько зим! Воскликнул бард, он подошел обнять старого приятеля, но стремился сделать это как можно аккуратнее, боясь запачкать свой пурпурный бархатный камзол о грязный фартук торговца. -Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть! Хоть одна родная душа в этой глуши – говорил Бэн, утирая нос застиранным платком – я давно тут остановился, возможно, даже осяду здесь. Народ зажиточный, приветливый и недалекий, что же еще надо честному купцу. А тебя сюда какая нелегкая занесла? -Направляюсь к столице, дружище, в поисках счастья, благодарных слушателей и любви.       Айгель вовсе не желал сейчас делиться своими планами во всех подробностях, но все же что-то неведомое не давало ему так просто покинуть единственного приятеля, что повстречался ему так далеко от дома. -Слушай, мы видимся с тобой, скорее всего, последний раз в жизни, раз ты пожелал обосноваться в столице, а я захотел остаться в глуши. Давай же отметим такое событие? Неподалеку стоит хорошая таверна... -Дружище, я не уверен… -Соглашался, не пожалеешь. Я так давно не слышал твоих соловьиных песен, а местные, даю голову на отсечение, вообще не прикасались к подобному искусству. И отдохнуть тебе надо, выглядишь усталым, а бард должен быть красив и весел. Какое-то нехорошее предчувствие мешало Айгелю отдаться безрассудным удовольствиям, но мысли о сладостном вине и горячей пище развеяли опасения измученного долгим путешествием барда. Он махнул рукой со словами «твоя взяла», и обрадованный Бэн, приобняв его, повел приятеля к таверне.       Разговор их был легким, не возникало неловких пауз, словно эти двое общались каждый день, не расставаясь на долгие годы. Мужчины устроились в самом углу старого, но довольно чистого деревянного зала, где разливались запахи жареного мяса и крепкого пива. Надо думать, что вина, о котором грезил Айгель здесь не нашлось, но он был настолько голоден и измучен жаждой, что готов был сложить в себя все без разбору.       Как только принесли еду, на несколько минут беседа прекратилась, чему приятели не сильно расстроились, так как вокруг и без того стоял гам хаотичных голосов и звуков. Настроение поднималась с каждой минутой, сопровождаемой теплыми воспоминаниями о минувших днях, еще лучше оно становилась с каждым выпитым глотком пенного напитка.       Бэн уже задорно хохотал, быстро и невнятно говорил, активно жестикулируя и задевая руками предметы на столе, а Айгель, в свою очередь, ловил себя на странной мысли, что его это вовсе не раздражает. Наконец-то он мог расслабиться, находясь в безопасном пристанище среди относительно цивилизованных людей. За прошедшие месяцы ему приходилось бывать в гниющих от болезней городах, нищих деревушках, заброшенных сторожках и даже в разбойничьем лагере. Здесь же было довольно опрятно и не суетно, подобный контраст, отличавший столичные области от его родной глухомани все сильнее заставлял парня убедиться в правильности его решения о перемене мест. -Дружище, - сказал вдруг торговец, понизив тон – я только сейчас обратил внимание на твою чудесную лютню. Никогда в жизни не видал такой великолепной работы, наверное, стоит целое состояние. -Тут ты абсолютно прав, я отдал за нее все свои сбережения и ни капли не жалею. -Знаешь, местный староста коллекционирует всякие необычные штуки… а тебе предстоит еще немало преодолеть, прежде чем обоснуешься в Западной. Я могу тебе бескорыстно помочь - продать ее вдвое, если не втрое дороже, чем ты ее купил, в противном случае у тебя ее могут украсть, лишь выйдешь за пределы поселения, ибо предмет крайне заметный, особенно людям опытным… А деньжата спрячешь и купишь на них в столице нечто еще более качественное. -Э, нет, Бэн. – произнес решительно бард – Лютня эта непростая, я с ней не расстанусь, даже если представится случай выкупить ею собственную жизнь. Заколдованная она. Торговец выпучил глаза и обуреваемый интересом подвинулся ближе к столу, наклонившись вперед, чтобы лучше слышать собеседника. -Это просто слова ее прошлого хозяина или ты уже опробовал данную вещь в действии? -Частично, друг мой. Перво-наперво мне сказали, будто звуки этого инструмента так могут очаровывать людей, что монеты будут буквально сыпаться в карман исполнителя. Посмотри на мой камзол, мою печатку, кинжал и сапоги. Разве мог я раньше себе такое позволить? Бэн громко расхохотался. Он тряхнул головой, сбрасывая с лица свои темные кудри, и утер глаза от слез. Самовлюбленного Айгеля задела такая реакция, и лучезарная улыбка моментально сошла с его лица. -Не дуйся, я просто не мог сдержаться, ну сам посуди – ты раньше играл на полене со струнами, которое тебе “склепал” нетрезвый сосед. Надо думать, что даже несмотря на твои феноменальные способности, людей не всегда устраивало звучание. Здесь же видна тонкая работа мастера, дураку понятно, что из такого предмета можно извлекать куда более приятные мелодии. -Да не может быть такого, чтобы лишь поэтому мне стали втрое больше платить! Ладно, не хочешь, не верь. Есть у этой лютни еще один секрет… Старец, что продал мне ее заявил, будто единожды на ней можно сыграть любовную песню, посвятив ее прекрасной даме, что приворожит ее, и она, несомненно, станет твоею до самого смертного одра. Бэн закатил глаза, хмыкнул, затем откинулся на спинку стула и с вызовом предложил: -Покажи. -Еще чего, у меня есть лишь один шанс, и избранница должна быть благородна, богата или фантастически красива. -Как она?       Бэн кивнул головой в сторону выхода, где за одним из крайних столов сидела в полном одиночестве необыкновенно прекрасная девушка. Она была продолжением той темноты, что стремились разогнать старые свечи и тусклый свет из узких окошек. Шелковые черные локоны закрывали оголенные лопатки, тугой корсет стягивал ее и без того стройную фигуру, изумрудный цвет платья выгодно оттенял ее светлую кожу. Такая дама явно не была похожа на обычную селянку хотя бы потому, что ни одна из них не подумала бы выйти из дома с распущенными волосами и в столь откровенном наряде. На столе у красавицы стояла лишь парящая чашка с чем-то вроде супа или похлебки, к которой она, похоже, пока не собирались притрагиваться.       То ли, в самом деле, она сильно приглянулась барду, то ли опьяненный рассудок не способствовал избирательности – Айгель не мог отвести взор. Ее таинственно прикрытие глаза, острый излом бровей, тонкие длинные пальцы… как от такого отвлечься? -Нет… - прошептал бард, еле шевеля губами – разве можно так спешить с выбором? -А глаза твои говорят о другом. Я свою жену так и встретил. Увидел ее в доках возле Ильсфера – так и потерял покой. Тут же с ней познакомился, а уже через неделю просил у ее отца благословения на свадьбу. Не отступал торговец, который желал либо доказать, что его приятеля обвели вокруг пальца, либо увидеть настоящее чудо, что свершит белая лютня. -Быть может ты прав… Все также зачарованно глядя на незнакомку произнес бард. Бэн не ожидал столь легкого согласия, но был несказанно рад тому, что теперь лично увидит исход событий.       Айгель неловко встал из-за стола, прихватив свою чудесную лютню. Он вышел в центр залы, попросил у хозяина разрешения сыграть. Тот был только рад музыке, что развлечет его посетителей. На барда устремились взгляды всех гостей этого заведения, простому люду нравилось даже рассматривать дорогой костюм и очень приятную внешность иноземного музыканта. Парень без тени сомнения, поставленным громким и выразительным голосом стал вещать: -В столь чудесный осенний день, когда земля еще тепла, а солнце ярко, хочу вас поприветствовать в этой доброй таверне. В вашем краю красиво и уютно, – эти слова были сопровождены одобрительными улыбками местных – вдохновение словно рассеяно в воздухе, поэтому хочу вас порадовать несколькими песнями. Бард стал играть на заколдованной лютне, он виртуозно перебирал струны. Его композиции рассказывали о красоте природы, величии короля, богатом урожае. Перед тем, как «сойти со сцены» он вновь взял слово: -А последнюю свою песню я хочу посвятить прекрасной даме. Вы покорили сердце поэта, о несравненная. Он указал рукой на ту таинственную брюнетку, что сидела у выхода. Она лишь вежливо улыбнулась и не вставая с места сделала легкий поклон. Точно непростая барышня, никак не выразила свои эмоции, словно каждый день ей посвящают серенады, точно не из здешних эта особа.       Бард затянул красивую, но долгую песню, из которой торговец ясно запомнил лишь пару куплетов. Нет для любви земных границ, Средь тысяч глаз знакомых лиц Тебя искал, судьбу приняв, Не знав, ждала ли ты меня. И в свете звезд с ночных небес Прекрасный образ, что исчез Сто лет назад, и на краю О прошлом счастье я пою…       Все посетители таверны проявляли те или иные чувства: женщины по моложе очарованно улыбались, старики тяжело вздыхали, вспоминая юность, зрелые мужи недоверчиво ухмылялись, безмолвно обвиняя барда-повесу, что, несомненно, совратил уже не одну девицу. Незнакомка же лишь пристально смотрела на исполнителя своими глазами-изумрудами.       Бард окончил игру и уверенным шагом направился под бурные аплодисменты к своей избраннице. -Позвольте узнать Ваше имя, о прекрасная. -Нади. Коротко ответила она, ловя на себе пристальный взгляд Бэна, что непрестанно следил за развитием событий со своей позиции. -Я покорен Вашей красотой, Нади. Позвольте мне ближе Вас узнать. Красавица нахмурилась, словно о чем-то задумавшись, в очередной раз смерила взглядом Айгеля и, тоном, не допускающим возражений, вынесла вердикт: -Не стоит, дражайший. Если мне вдруг понадобится, я сама Вас найду. После этих слов Нади покинула таверну, оставив за собой лишь тонкий запах сладких травянистых духов. Бард еще около минуты стоял в ступоре, разведя руки. Его не раздражал хохот злорадных сельчан, не смущал проигрыш в споре. В его глазах читалось буквально детское разочарование, вызванное не сбывшимся чудом. Какой жестокий обман, а он, дурак, бездумно поверил, отдал уйму денег… более того, решился круто изменить свою жизнь, лишь только обзавелся этой лютней. Так Айгель мог сокрушаться хоть до завтрашнего утра, если бы рука товарища с неимоверной силой не потащила его в угол, к их столу, прочь от раззадоренных зевак. Когда бард опомнился, он понял, что компания их пополнилась. Рядом с ним оказался крайне обеспокоенный чем-то старик, всем своим видом дававший понять, что их разговор неотложен. -И ты, отец, хочешь надо мною посмеяться? -Поверь, мальчик, мне сейчас совсем не смешно, приятель твой уже тоже не забавляется. Прокряхтел старик, постукивая пальцами по липкой от пролитых напитков поверхности стола. -Ты навлек на себя большую беду, Айгель… Сказал Бэн, даже не пытаясь скрыть свою тревогу. -Дама, которую ты, как выяснилось, хотел приворожить – древняя ведьма. Эта особа приходит к нам с гор уже ни одно столетие, никто не знает точной цели ее визитов, но все старожилы без труда вспомнят ее лицо, что остается столь же свежим и прекрасным, сколь в годы их молодости. Одни поговаривают, будто она насылает мор на скот и крадет детей, другие склоны полагать, что она незримо оберегает наш край от напастей настолько, насколько может. Я все же отношу себя к первым… темная сила в руках этой дамы, слишком долог ее земной путь для того, чтобы сердце сохранило в себе хоть толику тепла. -Прекратите! – воскликнул бард, прикрывая ладонями уши – вам понравилось потешаться надо мною, и теперь вы решили выдумать новую сказку, чтобы меня надурить! -Послушай, дружище – Бэн взял его за руки, буквально вынудив обратить на себя внимание – я не склонен верить в мистику, но если есть хоть крошечный шанс, что эта колдунья сегодня ночью придет, чтобы забрать тебя, подчинившись чарам лютни – я обязан тебя предостеречь. Старик сказал, что если тебе вдруг удалось приворожить ее - пиши пропало, с наступлением темноты она станет тебя искать. -Ты должен либо как следует спрятаться, либо уже сейчас бежать из нашей деревни далеко на юг – там течет священный ручей, за него ей не перейти. -Да что вы несете… -оборвал их Айгель усталым голосом – на сегодня с меня довольно позорных выдумок. Я прямо сейчас сниму комнату в этой таверне и лягу спать, хоть солнце еще не зашло, ведь у меня на плечах безумная тяжесть. -Айгель прошу, идем ко мне домой! Спрячем тебя в чулане, переоденем, коли не пригодится – улыбнемся и забудем как страшный сон, а уж если надо будет – станем обороняться. -Иди ты к лешему, Бэн. Я и так из-за тебя сегодня натерпелся, а ты еще хочешь обрядить меня в бабские шмотки.       Бард не стал больше слушать своих перепуганных собеседников, он быстро поднялся с места и пошел к хозяину договариваться о ночлеге. Торговцу и старику, в свою очередь, не оставалось ничего, кроме как разойтись по домам. Айгель поднялся на и второй этаж и перешагнул порог нехитрой комнатушки, где ему предстояло пробыть до утра, а дальше - в путь, забыв прошлые неудачи. Парень улегся на жесткой кровати устланной сеном и уснул, словно младенец, не дождавшись появления первых звезд.       Что-то тревожное было в этой вечерней дреме, от дурных сновидений на лбу барда проступила испарина, он ворочался и мямлил нечто невнятное, пока его не разбудил колкий холод, быстро растекшийся по помещению. Айгель широко распахнул глаза и судорожно стал вдыхать морозный воздух, остро ощущая его нехватку. Он сел, кутаясь в потрепанный шерстяной плед, начал осматриваться в поисках источника сквозняка – дуло из окна, что неудивительно, ночи уже стояли холодные.       Молодой человек нехотя выбрался из относительно теплой постели и, шлепая по доскам голыми ногами, приблизился к распахнутым ставням. Он резким движением постарался их закрыть, но ничего толком не вышло – либо конструкция отсырела, либо нечто мешалось… обрывок жуткой темной тряпки, пропитанной чем-то жирным, свисал внутрь комнаты, мешая створке работать, как следует. Парень брезгливо поморщился и кончиками пальцев стал выталкивать клочок наружу, но спустя мгновение испуганно отшатнулся.       Этот мерзкий кусок материи стал буквально заползать внутрь спальни, вытягиваясь в сторону несчастного барда! Айгель опешил от страха, он неловко попятился к выходу на не сгибающихся толком ногах, опасаясь и на секунду отвести взгляд от предвестника грядущего наваждения. Дальше – хуже. Подобные гадкие просаленные лоскуты стали пробиваться сквозь щели дверного проема, меж досками стен, пола, крыши (что само по себе было неестественно, ведь таверна была облицована глиной и покрыта черепицей). Бард за пару шагов подскочил к двери и стал неистово дергать за ручку, в стремлении ее открыть, одновременно оглашая всю округу мольбами о помощи. Затем он начал колотить в нее изо всех сил, хотел было выбить ногою или плечом... Попытки были напрасны, а, тем временем, по комнате стал распространяться запах сырой земли и лесных пряных трав.       Айгель заходился в истерике, отказываясь верить в происходящее… не могло быть такого, чтобы при условии распахнутого окна и не закрывающейся на ночь таверны, его никто не услышал. Пол уже почти полностью был устлан странным копошащимся тряпьем, поэтому бедняге ничего не оставалось, кроме как прыгнуть на кровать, дабы не ощущать хлюпающей материи под ногами. Какое-то время в обстановке ничего не менялось, комната все также мерно затягивалась серыми лоскутами, пульсирующими и извивающимися. Бард заплакал от бессилья, он был в состоянии, близком к безумию, так как не мог проникнуть во внешний мир, оставшись наедине с ощущением грядущей кончины. Дрожащей рукой он нащупал стоявшую возле изголовья лютню, из последних сил подтянул ее к себе и стал играть мелодии, что еще мог воспроизвести его воспаленный разум. Так красиво и трогательно было это надрывное звучание, Айгель прикрыл глаза, не желая видеть подступающего ужаса.       Вдруг парень ощутил, будто некто присел на краешек постели. Ему вовсе не хотелось выяснять, кто же стал зачинщиком сего бесовства, однако бесконечно избегать ночного гостя не представлялось возможным. -Нади! Очаровательная Нади, ты услышала меня! Помоги же мне выбраться отсюда… я и не заметил, как ты вошла. Бард просиял, увидев свою избранницу, находившуюся столь близко. Он крепко схватил ее за запястья и заглянул в глаза, что уже не казались такими очаровательными и безмятежными. Их нечеловеческая глубина и фантастически манящий цвет теперь стали отталкивающими и инородными. -Странно, я вышла прямо оттуда, – душа парня ушла в пятки, когда он понял, что жестом девушка указала прямо на средних размеров зеркало, висевшее на противоположной стене, все в нем похолодело от одной мысли о том, как эта бледная девица лезла, отталкиваясь руками от кованой рамы – разве ты мне не рад? Я узнала о том, как ты сокрушался, когда я покинула тебя… мне не стоило так поступать. Но я же пообещала тебя найти, коли передумаю. Посему я пришла за тобой. ***       Старик, завидев на другом конце улицы худосочного смуглого торговца, поспешил к нему, неуклюже опираясь на корявую трость. -Доброе утро, соколик! Что с другом твоим сталось? -Здравствуй, дед. Мне неведомо, что с ним произошло. Его никто не нашел, а искали впятером по всем закоулкам и подвалам. -Так может он, того – деру дал? -Не думаю, в комнате остался его прекрасный малиновый камзол, все личные вещи и злосчастная белая лютня… Воцарилось молчание, им обоим стало ясно, что злой рок не миновал молодого поэта. -Жалко парня, такого таланта в наших краях давно не встречали. -А все потому, что хотел он любви до гроба.