***
Духота бара давила на обоих. После пяти рюмок коньяка, несмотря на то, что они были изрядно пьяны, их начало раздражать окружающее их общество. Все горланили, орали, просили выпить, а они сидели друг напротив друга и молчали. В итоге, психанув, они вышли на свежий воздух. Но Диму просто взорвало от происходящего: туманный взгляд Миро, звуки далёких машин, доносящаяся из бара музыка. Бамбергу хотелось кому-нибудь вмазать, ну, или выебать кого-нибудь. И видимо, глядя в эти голубые глаза, он выбрал второе. Он притянул к себе друга, и страстно впился в его губы, прижав к стене. Мирон не сопротивлялся, только с удивлением, позволил Диме завладеть его ртом. Бесконечное количество мурашек поползли по их телам. Холодный камень обжигал спину Мирона. Дима засунул руки под рубашку и провел по еле заметным кубикам Федорова. Безмерное счастье облепило со всех сторон Хинтера, и он, поддаваясь только лишь инстинктам продолжал целовать Миро, все настойчивее проникая языком внутрь. Горячее дыхание вновь и вновь заставляло проваливаться в пьяную негу, а затем резко трезветь. Как будто ты всю ночь не спал и тебя резко кто-то трогает за плечо, и все тело обдается судорогами. — Прекрати, — шепчет Мирон на немецком, не в состоянии вообще спокойно стоять. Хинтер отпрянул, будто его окатили холодной водой. Он что-то прошептал в ответ, вроде как «прости» и отвернулся. Мирон ответил, что хочет домой и по-дружески хлопнул по плечу.***
— Что тогда было у бара? — осторожно начинает разговор Мирон за завтраком. — Ничего, — спокойно отвечает Дима и смотрит в тарелку, стараясь не пересекаться взглядами с Мироном. — Я же помню… — начал Мирон, но его резко перебил Хинтер: — Я сказал ничего. Ты был пьян, — растягивая слова проговорил он, смотря прямо в глаза. Мирон замолк и продолжил есть яичницу, потупившись. Ему было неприятно, ведь он помнил все эти поцелуи, и помнит как оттолкнул, потому что боялся, а не потому что ему не понравилось. А Дима не хочет говорить. Где-то внутри от обиды закипала злость. — Мне понравилось, Дим, — пробурчал Мирон, не поднимая своего клюва из тарелки. Дима перестал есть на мгновение. Сглотнув, он произнес: — Что понравилось? — и стал наблюдать, как Мирон поднимает голову, затем немного раздумывает, показывая своим видом: не дурак ли Дима, а после медленно приближается к Диме, смотря прямо в глаза. Ни на миг не раздумав, он впивается в Димины губы, а тот даже не сопротивляется. — Вот это, — шепчет Мирон, отстраняясь. Бамберг тихонько охуевал, сидя на стуле. Злость мигом испарилась, превращаясь в теплое чувство, согревающее Диму изнутри. Ему захотелось накричать на Мирона, впиться ему в губы, вытрахать из него весь его гнусный характер, слушая его стоны под собой, но больше не хотелось делать вид, что между ними ничего нет! — Блять, Мирон, — прошептал Дима, растирая глаза запястьями. — я так больше не могу. — Что не можешь? — голубые глаза внимательно уставились на Диму, пытаясь поймать его взгляд, но Дима упорно его отводил. — Не прикидывайся, дебил. Как будто сам ничего не знаешь, — Дима смотрит в окно. Мирон глубоко вздыхает и продолжает смотреть на Диму в ожидании продолжения его монолога. Мирон не хотел что-либо говорить, да и он знал, что Дима постарается заполнить эту паузу хоть какими-то словами. Прошло пару минут. Дима все-таки взглянул в глаза Мирона. Последний ожидал от него трех слов. Три заветных. Дима продолжает молчать, Мирон понимает, что хочет сказать этим взглядом его друг. Но Мирон хочет настоящих слов, поэтому он встаёт из-за стола и тихо выходит из столовой, не проронив ни слова. Думая, что Дима как дозреет, то сам скажет эти слова. А пока они просто друзья, живущие под одной крышей, ну, и что что они поцеловались? Они же пьяные были. А сейчас поцеловал его Мирон просто так. Ну, разве друзья не могут поцеловаться? Сначала пусть Дима произнесет эти слова, а после будь что будет. Дима смотрит в след Мирону так и не поняв, что же заставило его выйти. Кровь отхлынула от ушей, и успокоившись он доел свой завтрак и отправился в мастерскую. Ему надо было все обдумать.***
В эту ночь Дима наконец спал крепко и проснулся он далеко за полдень. Мирона в кровати уже не было. Дима сонно растер глаза и вылез из теплой кровати, откидывая тяжёлое одеяло. Протопав в ванную, он залез в душ и облился холодной водой, чтобы взбодриться. Несмотря на то, что спал он долго, несколько бессонных ночей не дают выспаться за это время, все происходящее Диме казалось каким-то сном, поэтому он решил принять контрастный душ и уже спокойно поговорить с Мироном. Но Мирона нигде не было. Ни на кухне, ни в гостиной, ни во дворе. Он просто исчез. И Дима начал сомневаться, а был ли он вообще. Он начал нервничать перебирая воспоминания. Ведь не мог его мозг придумать такое… Ведь Мирон точно жил с ним. И они точно целовались. Он нервно курил, затягиваясь глубоко и долго, смотря в одну точку. В картину на стене, нарисованную совсем давно. Спустя несколько часов Дима услышал как кто-то открывает дверь. Резко встав со своего кресла, он направился в коридор на ватных ногах. Он боялся увидеть не Мирона. Он надеялся, что это его родной Мирон. Да, это он стоял в дверях с большим пакетом и ухмылялся. И Дима был так счастлив его видеть, что не сдержался и сделал то, чего не ожидал от себя. Забрав пакет, он поставил его на пол и прямо в дверях со всей страстью и желанием поцеловал Мирона. Язык и губы Димы были с явным привкусом терпкого табака, но Мирона это только позабавило. — Идиот, — прошептал Дима, отстраняясь от Мирона. Тот ответил ему что-то вроде: «Сам такой», и продолжил поцелуй. И для Мирона это было гораздо больше, чем слова о любви. В этом «идиот» слышалось, что он ему не безразличен, но Мирон ждал. Ждал заветных слов и лишь поэтому отстранился и с хитрым прищуром взглянул в карие глаза. Дима недоуменно смотрел в ответ, пытаясь понять что же не так. Голубоглазый ухмыльнулся и пошел на второй этаж. — Что не так, Мир? — крикнул ему вслед Дима. Тот лишь загадочно улыбнулся обернувшись, и продолжил путь.***
Это было когда они смотрели фильм. Мирон изрядно выпил и его клонило в сон: то ли от выпитого, то ли от скукоты киноленты. Дима тоже начинал уже скучать, но, когда голова Мира коснулась его плеча, он весь напрягся и совсем перестал улавливать смысл происходящего на экране, сосредоточившись на ощущении головы Мира. Дима медленно повернул голову в его сторону и наткнулся на изучающий взгляд. Мирон затуманенным взглядом смотрел на друга, в его зрачках мелькали отблески от телевизора. И Дима просто не выдержал и судорожно сглотнул. Это было призывом к действию. Мирон отстранился, но тут же прильнул к губам ещё ничего не понимающего возлюбленного. И в этот момент все встало на свои места. Как будто так и должно было быть. Обжигающий шепот на немецком, переходящий на русский и английский. Сладкие стоны двух парней. Все было правильно. Дима наваливается сверху, целуя каждый сантиметр тела Мирона. Жарко. Они поспешно стягивают свою одежду, и под спокойные голоса актеров в телевизоре Дима шепчет надрывно вновь и вновь: «Люблю…». Мирон жадно вслушивается в желанные слова и растворяется в ласках любимого. И все равно, что будет дальше. Сейчас они счастливы. И звонкие соловьи за открытым окном напевают песни о нежном, и в то же время таком страстном мае. Солнце прорывается сквозь закрытые шторки. Мирон открывает глаза и смотрит на его Диму. С помятой щекой от долгого сна, татуированными руками, раскинутыми по подушкам. Сердце щемит от нахлынувшей радости. Всё-таки хорошо просыпаться и знать, что Дима выспался, а не сидел у себя в мастерской. Мирон встаёт и направляется как раз туда, чтобы оставить ему там подарок. Но натыкается на свой портрет, такой живой и страстный. Не в силах отвести взгляд, он вновь расплывается в улыбке, подхватывает холст, намереваясь поставить его где-нибудь в гостиной, и оставляет свёрток с подарком для Димы, где лежат два билета в Италию. Путь в их сладкий, медовый июнь.