one more breath before death.

      Антон сидит на краю девятиэтажки и курит. Да, снова и снова затягивается горьким дымом, полностью заполняя лёгкие этой отравой. Но парню уже абсолютно всё равно: зачем волноваться о вреде сигарет, если не собираешься больше дышать? Ему бы не понравилось, Шаст. Он бы орал на тебя весь вечер напролёт, если бы знал, какая эта сигарета по счёту. Возможно ударил бы. Ах да, ему же плевать.       Новая затяжка не приносит облегчения, лишь неприятно оседая где-то в горле. Возможно следовало бы поесть хоть что-нибудь, а не питаться исключительно сигаретным дымом, но такую мысль Антон отметает заранее: последнее, что ему хотелось, так это засунуть в себя хоть кусок еды. Ядовитые пальцы дыма посылают спазмы в желудок, но парня это нисколько не останавливает, такая боль ничтожна, по сравнению с душевной. Ещё один порез. И ещё один. Тонкое лезвие холодит кожу пальцев, но это последнее, что его заботит. Ещё один надрез, только теперь на левом бедре, совсем рядом с веной. Легче не становится, но физическая боль затупляет ту, которая грызёт душу, а это — то, чего добивается Шастун.       Небольшой порыв ветра заставляет съежиться и спрятать левую руку в рукаве толстовки. Кажется, сейчас же весна, должно быть теплее, но нет, даже несколько слоёв одежды не спасают от холода. Хотя, может быть, проблема в том, что холод исходит не снаружи. Он сковывает внутренние органы, заставляет кровь застыть, прекратить свой бег. Нет, Антон не проверял, останавливается ли она при этих приступах, но почему-то парень уверен в этом. Он бы посмеялся и назвал бы тебя «болваном». Все знают, что кровь никогда не останавливается, только после смерти. Но что, если ты уже мёртв?       Вторая сигарета получает свою долю огня, и пару искр начинают пожирать бумагу. Небольшая струйка дыма окутывает пальцы парня, а те самые искры оставляют маленькие шрамы на мизинце. Вы когда-нибудь задумывались, как красиво горит сигарета? Она медленно умирает под языками пламени, выдавая на это лишь горькие выдохи дыма. Она не сопротивляется, просто спокойно ждёт своей участи. С Антоном также. Он не ждёт, что кто-то придёт и заставит его передумать, заставит не делать то, чем он бредит уже несколько дней. Он больше никому не нужен. — Арс, что случилось, почему ты уходишь? Арс не молчи, скажи что-нибудь. — Прости меня, Шаст, но так будет лучше. Не звони мне. Никогда. Так будет лучше для нас. — Для нас?! А меня ты не думал спросить об этом? Арс, скажи, что ты как всегда шутишь, Арс, скажи это! — Прости, малыш.       Слезы обиды срываются с глаз Антона и летят, падая и ударяясь об асфальт. Почему он ушёл? Им было так хорошо вместе, парень никогда бы не подумал, что самый близкий человек сможет совершить такое с ним. Он ничего не захотел объяснять и просто ушёл, хлопнув дверью. Он знал, что именно этого так боялся Шастун: он боялся предательства. Они прошли вместе так много: сомнения Антона насчёт себя, его неуверенность в себе, его пристрастие к сигаретам и драме. Но Арс ушел, поэтому парень решил, что нет смысла держаться и начал курить. Курить, как паровоз, курить, как не курил никогда. А они потратили столько времени, чтобы отказаться от этой привычки. — Арс, отвали, отдай сюда сигарету. Ну Арс! — Ты итак посадил своё здоровье, надо бросать это дело, парень. И я тебе помогу с этим. — Как ты собираешься это сделать, я курю так долго, что даже кастрация не заставит меня отказаться от этого. — Я твой папочка, малыш, а значит, точно знаю, что делать.       Они никогда не говорили об этом, просто пришли к тому, что Арс — папочка Антона, и с этим ничего нельзя поделать. Их секс был горяч и разнообразен, несмотря на то что встречались они пару лет. Они просто любили друг друга с каждым днём сильнее. Шастун тонул в глазах Попова, растворялся в их синеве, но даже не пытался сопротивляться. А зачем, если это прописано в его ДНК: тонуть в этом человеке, нацепив на ногу цепь с сердцем, чтобы уже точно не спастись. — Детка, ты так драматизируешь! Не скажу, что я против этого, просто я волнуюсь, чтобы ты не напридумывал себе лишнего.       Истерический смешок вырывается из горла парня. «Детка». Он любил так называть Антона, создавая ощущение собственничества. Шастун никогда не признается, но от этого у него всегда подкашивались ноги, стоило только мужчине сказать «малыш» или «детка». Будь бы они до сих пор вместе, он бы что-нибудь сделал, чтобы Арс называл его так чаще. Впрочем всё потеряно, ничего не вернуть и не исправить. И это больно сдавливает лёгкие. Возможно это из-за уже которой по счёту сигареты, но кому какое дело.       Парень докуривает сигарету и, потушив её об бетонное покрытие крыши, бросает уголёк вниз. Тот летит и летит, в конце падая куда-то в траву. Следовало бы быть аккуратнее, но парня, просто выражаясь, не ебет. Смахнув влагу с ресниц, Шастун поднимается и, немного пошатываясь из-за долгого и неподвижного сидения, смотрит вдаль. Совсем недалеко за домами брезжит рассвет, разрезая небо розовыми полосами. Это можно было бы назвать красивым, если бы это не было последним, что Антон видит. Так глупо: умереть на рассвете, хотя совсем недавно парень так любил это время дня. Разноцветные полосы окрашивают небо, образуя невероятную картину. Шастун с замиранием сердца наблюдает за этим зрелищем, в то время как на его плече мирно посапывает Попов. Немного сильнее потянув одеяло на себя, Антон прижимает Арсения ближе и теперь ощущает его тёплое дыхание где-то в области своей шеи. Последний раз взглянув на горизонт, парень устраивается под боком своего любимого мужчины и засыпает.       Он и не заметил, как солёные дорожки вновь очертили линию его скул. Не пытаясь сморгнуть их, Антон подходит к краю. Уже слышен просыпающийся город: где-то слышен рёв машин, звук открывающейся двери в подъезд, звук шарканья чьих-то шагов об асфальт. Взглянув вниз, Шастун сглатывает и думает лишь о том, что, когда его тело найдут, придётся вызвать Арса для опознания. Вероятно он будет рыдать, возможно поймёт, что сделал это парень из-за него. Позов… Позов будет зол. Зол на всех: на Арса, за то, что тот такой козел, на себя, за то, что не уследил, и на Антона, за то, что он сделал это, наплевав на всех и вся. Думая, что таким образом он тянет время, боясь наконец-то спрыгнуть, Шастун глубоко вдыхает последний раз и делает шаг… …делает шаг и чувствует, как падает в бездну, но чьи-то тёплые руки, сильно сжимающие талию, не дают ему погрузиться в неё сполна.