***
Ночь всегда нравилась Юнги больше, чем какое-либо время суток. Для него ночью все казалось лучше: писать музыку, есть, курить, да черт возьми даже просто всматриваться в небо, в черное небо с парой сияющих точек на нем. В темноте он чувствовал себя уютнее, чувствовал, что он в безопасности. Ночью все нараспашку: мысли, душа, шторы. Ночью он не так остро чувствует своё одиночество. Но как только первые лучи утреннего солнца проникают в комнату все это закрывается. Ночью Юнги позволяет себе подняться на крышу дома, смотреть на те самые, одинокие, как и он сам огоньки, и пить пиво, запрокинув голову назад. Вдох-выдох, и кажется, от этой дневной тяжести ничего не осталось. Юнги кажется, что ночью даже воздух пахнет иначе. Это не раздражало Чимина, но… «Хён я хочу открыть окно.» «Хён я хочу в парк» Чимин вечно чего-то хотел. Юнги редко пускал его в квартиру (или в свою голову). Но парень всегда приходил, приходил каждый день, надоедливо стучал в дверь, и если ему посчастливилось попасть внутрь, начинал убираться и сыпать в сторону репера проклятья. Потом ложился на диван и часами молча наблюдал за работой брюнета. А Юнги это, кажется, нравилось, что есть кто-то, кто так упорно хочет быть рядом с ним, пусть и в ненавистной Чимину темноте. Когда парню надоедала работа, он, разминая шею, вставал из-за стола, направлялся к холодильнику, брал пару банок пива, садился рядом с розововолосым, и они оба смотрели в окно на ночное небо. Молча.***
Только в этот раз все было иначе. — Хён… — Не отводя взгляда от окна прошептал Чимин. — Почему мы никогда не говорим? — О чем? — И правда, о чем им говорить? Юнги этого никогда не понимал. — О нас, — Парень выдержал паузу и повернулся к старшему. — Наших отношениях. Молчание затянулось, а Чимин все еще ждал ответа. Спустя минут тридцать надежда парня начинала угасать. — Хён… — Чимин уставился в пол и тяжело вздохнул. — Я думаю, что больше не буду приходить. Я думаю… Думаю мне лучше уйти. — Он встал и сделал шаг вперед. Кажется, он потратил все силы на эти слова и на это проклятый шаг. — Чего замер? — Юнги откинул пустую банку пива и уставился в спину младшего. — Ты собрался уходить, так проваливай. Провались все в пропасть! Чимин не мог уйти. У него просто не получалось сделать ещё хоть один шаг. — Ты не слышал меня? Проваливай! — Голос старшего становился непривычно громким. Что делать дальше? Этого Чимин не знал. Он просто стоял спиной к реперу и уперто смотрел куда-то сквозь стену. Раз Два Три Рывок И Юнги оказывается под телом розововолосого парня. — Какого блять…! — Юнги почти закричал, но не успел, Чимин знал что он скажет, он всегда говорил одно и то же, (и если бы не тексты, то могло показаться, что у Юнги словарный запас как у отсталого хулигана), поэтому он и не стал слушать, а просто коснулся губ репера своими. Губы Юнги оказались мягче, чем выглядели. Чимин подмял под себя старшего, впервые не страшась его гнева или неодобрения. Почему? Да потому что это до чертиков надоело! Надоел этот холод, это молчание. Чимину необходимо тепло, и если не солнце, то хотя бы, возможно, маленький огонек в глазах хёна? А теперь в глазах Юнги читалась какая-то паника, из-за того, что его целует парень или вообще из-за близости с кем бы то ни было, он и сам не понимал этого. Руки пытались отстранить младшего, но сил как никогда не было, так и не появилось. Чимин собрал руки репера над головой и отстранился сам. — Хён, я люблю тебя, слышишь? — Чимин срывался на крик, у него совсем сдали нервы и Юнги это пугало. Его вообще пугали люди, а тут чокнутый качок, да еще и заявляющий, что любит его. Чимин всегда был послушным и тихим, что Юнги и подумать не мог… Если говорить честно, то Юнги вообще о нем не думал, просто он привык к присутствию мелкого. Он даже не помнил когда Пак появился на пороге его квартиры впервые. Чимин снова поцеловал репера, но теперь уже намного смелее. Он вложил в этот поцелуй, наверное все что только смог. А Юнги… Юнги ответил. Он признавал что губы младшего сладкие и мягкие, уютные и как будто родные. Ему плевать на все и всех, но он не хотел чтобы Чимин уходил, не сейчас, не потом. Брюнет освободил свои руки, взяв лицо Чимина в них, и резко переместился в горизонтальное положение так, что младший теперь сидел у него на коленях. — Чимин-а, — Юнги был так серьезен и Чимину показалось на секунду, что вот она его смерть. — Х-хён…? — Чимин-а, я тоже. — Юнги впился в губы младшего и вовлек его в мокрый и самый пошлый в жизни этого ребенка поцелуй.***
Ночь всегда нравилась Юнги больше, чем какое-либо время суток. Для него ночью все казалось лучше, особенно Чимин, сопящий ему в грудь.