***
- Привет, пап, - тихо говорит Миюки и приподнимается, садясь и подкладывая под спину подушку. Перебинтованные рёбра почти не болят, а успокоительные глушат все тревожные мысли, ему даже двигаться лень. Без очков картинка перед глазами расплывается, и снова хочется спать. - Здравствуй, Казуя, - отвечает отец и присаживается на край больничной койки. - Ты всё-таки победил. Я горжусь тобой. Его большие мозолистые ладони как всегда пахнут машинным маслом и металлом. Он гладит Миюки по лицу, проводит пальцами по волосам, и Миюки, прикрыв глаза, подставляется под эту ласку. Как давно он не ощущал этих прикосновений... - Я скучал, - говорит он, накрывая руку отца своей. Миюки знает, когда надо говорить правильные слова. Знает, что от одного неосторожного слова улыбка отца может сломаться в пугающий оскал. У него нет сил сопротивляться даже мысленно, и Миюки будто возвращается на десять лет назад, когда не понимал сути происходящего, когда папа просто любил его, и с ним было хорошо. - Я тоже скучал. А ты снова подрос, Казуя, - тихо смеётся отец и, притянув Миюки к себе за затылок, целует его в лоб. Жёсткая щетина колет кожу лица, пока губы отца касаются брови, века, щеки, губ. Миюки приоткрывает рот, позволяя скользнуть в него языком, вспоминает эти ощущения, и как надо отвечать, целует медленно и так нежно, что в груди сдавливает до боли. Отец подаётся ближе, вжимая его спиной в подушку, опускает руку и забирается под больничную рубашку, проводя ладонью по бинтам. - Пап, нас могут увидеть, - шепчет Миюки. - Это оплаченная палата-люкс, дверь заперта, нас не потревожат. - Мне... Мне больно, - предпринимает он ещё одну отчаянную попытку. Взгляд отца за стёклами очков неуловимо меняется - Миюки сглатывает и чувствует, как отец сжимает волосы на его затылке в кулак. - Но ты ведь потерпишь? Ради меня? Я так соскучился, Казуя... Голос тоже меняется, и Миюки, не сдерживая дрожи, изгибается всем телом навстречу отцу, прижимаясь ближе. - Конечно, папа, - говорит он с улыбкой. - Только давай полотенце постелим, чтобы простыни не пачкать? И хватка отца тут же слабнет, а глаза вновь наполняются теплотой - и волна ужаса откатывает. Отец аккуратно помогает подняться, а после так же аккуратно, даже бережно укладывает Миюки обратно, и тот сам тянется за поцелуем. Это больно, снова больно. Отец целует его, широко раскрывая рот и глубоко проталкивая язык, вжимает всем своим весом в больничную койку, шарит руками по телу, стаскивая одежду, отмечает пальцами синяки и ссадины. Миюки улыбается, глядя в потолок, и послушно двигается, когда отец направляет его. Дышать почти нечем, и на крик не хватает воздуха, когда отец вжимается между его ног, всухую толкаясь членом в нерастянутую задницу. Боль дерёт сознание в клочки, Миюки теряется в ней, не понимая, что с ним происходит, пока этот нескончаемый поток не приобретает явный ритм. Вперёд и назад, снова и снова, господи, пожалуйста, пусть это прекратится побыстрее. Он почти не ощущает своего тела, не чувствует пробившей испарины и катящихся по вискам слёз. Ему больно - это всё, что Миюки понимает в тот момент. - Казуя, больно? - прорывается в сознание голос отца. - Х-хорошо, - хрипло отвечает Миюки. Проходит бесконечность, прежде чем боль перестаёт казаться оглушающе острой, и Миюки наконец-то может хоть немного соображать. Он цепляется за простыни сведёнными судорогой пальцами, изгибается на постели, пытаясь хоть немного ослабить давление на перетянутый бинтами торс, отчётливо чувствует, как член отца скользит у него внутри, как он глубоко, как сильно растягивает его, и... - Казуя? - Хорошо, папа, очень хорошо, - шепчет он, обнимая отца за шею и удерживая его голову у себя на плече. - Так хорошо... Слёзы никак не останавливаются, лицо кривится в гримасе - Миюки хочется рыдать, кричать, но нельзя, и сдерживаться так сложно. Ему больно, господи, так больно! - Папа... Больно, остановись! - Я люблю тебя, Казуя. Движения становятся мощнее и реже - Миюки зажимает рот ладонью, каждым толчком его будто прошибает насквозь, и лишь когда отец останавливается, крепко вжимаясь в него бёдрами, из горла вырывается один-единственный тихий всхлип.***
Миюки припадает к стакану с водой, но вовремя останавливает себя - нельзя много, а то точно стошнит. Выпив половину, выливает остатки на полотенце и промокает пекущее от слёз лицо. Вздрагивает, почувствовав холодное мокрое прикосновение между ног - отец аккуратно вытирает всю грязь, он всегда такой нежный и бережный с Миюки после... После такого вот. Смешно, чёрт возьми. Комнату наполняет свежий воздух, прогоняя мерзкий запах пота и спермы, а отец, убрав грязные полотенца, садится рядом на стул, и Миюки больше не чувствует в нём опасной жажды. Можно расслабиться - впереди долгая передышка. - А у тебя хорошие друзья, - говорит вдруг отец, и Миюки понимает, что рано обрадовался. - Да какие они друзья? Просто я - ценный игрок в команде, вот они и пекутся о моей сохранности. - Вот как, - отец улыбается, и Миюки выдыхает. - Они мне не нужны, пап, у меня ведь есть ты. Он помнит, какова цена его свободы. Отец отпустил его из дома при условии: никаких друзей, никаких связей, никакой любви. Миюки принадлежит только ему. Миюки зависит от него. И если бейсбол - это мечта Миюки, то отец исполнит её. Ведь он любит Миюки. Больше Миюки никто не нужен, и любовь чужая тоже не нужна. Правда, Казуя? Ещё два с половиной года, и у Миюки появится возможность вырваться из этой клетки, стать самостоятельным. Только он не уверен, что сделает это - потому что сам является клеткой для монстра. Страшно подумать, что станет с отцом, и что он способен натворить, если Миюки вдруг сбежит от него. Страшно, но так хочется... - Жаль, что у меня так мало свободного времени. Я должен идти. - Конечно, не волнуйся, пап, меня заберёт Рэй... Такашима-сан, - тут же исправляется Миюки, и грудь будто парализует от охватившего ужаса - он перестаёт дышать, не представляя, чем может обернуться такая оговорка. Отец щурится и чуть склоняет голову набок, черты его лица заостряются, он снова пересаживается на постель и наклоняется к Миюки - тот с огромным трудом перебарывает желание отшатнуться. Одной ладонью отец проводит по его щеке - запах машинного масла и крови забивает нос, - а второй сдавливает перебинтованный бок Миюки. - Звони мне чаще, - говорит он и целует Миюки, сжимая пальцы. Волна боли вышибает из тела пот, но Миюки пытается абстрагироваться, отвечать на поцелуй и ни в коем случае не смыкать зубы. Когда отец отстраняется и отпускает его, Миюки улыбается ему и смотрит открыто прямо в глаза. - Обязательно. Я люблю тебя, папа. У Миюки ещё есть время, чтобы принять решение, но больше всего пугает то, что он свой выбор, кажется, уже давно сделал.