Весенние очерки

Вчера один парень сказал мне: «Я страдаю саморазрушением. Я осознанно принимаю саморазрушение ежедневно, по дозе никотина в глотку, легкие а после пищевод. Иногда я жалею, что никотин это бомба замедленного действия, а то было бы: раз закурил и умер.» Я докурил последнюю сигарету из старой пачки, посмотрел на холодную руку, замерзшую, греющуюся от тонкой струйки дыма исходящей от бычка. Бо –м- ба, протянул про себя слово, словно пробуя его на вкус. Как и думал, безвкусно. Бычок слетел с пальцев и провалился в грязную лужу. Что же вы думаете? Конечно, мгновенно потух. Я посмотрел на парня, зачем ему думать о смерти? Почему? Но, не задавая вопросов, махнул рукой вперед, молча указывая направление к дому. В целлофановом пакете теплится шаурма, я всегда покупаю ее именно здесь. Возле автостанции, через 2 двора от собственного дома. Пожалуй, когда я перееду, мне придется искать новый любимый ларек с шаурмой, или, может, вообще отказаться от нее. Типа быть честным и преданным, как пес своему шаурменщику. "Знаешь, я ведь курю электронку, и даже отказался от никотина, но последнее время меня так трясет, что вчера я сорвался. Подхожу к магазину, меня уже не помнит продавец. А ведь знаешь, у продавцов удивительное свойство- всегда помнить постоянных клиентов. Выглядит это примерно так, ты заходишь, как в бар, и заявляешь: мне как всегда, пожалуйста, и пакетик в довесок! Тебе отвечают, с вас 200рублей, и ты, как богатенький папик отсчитываешь 200 рублей золотыми десюнчиками." - Он говорит, а мне смешно. Голос такой, картаво мягкий. Сейчас дойдем до подъезда, я открою дверь, и все соседи снова решат, что это "ко мне". Так-то оно так, только не по тому делу, как они думают. С моей смазливой внешностью, для них, все парни пришедшие со мной – мои. Мне нравятся соседи с моего этажа: Пьяные дядьки, еле стоящие на своих хиленьких ножках; они даже не помнят моего лица, но если молодой, в примерно дутой одежде, да еще и в мою дверь, значит, наверное "я". И с кем бы я ни был, все на одно лицо. Они никогда меня не судят, впрочем, того же не могу сказать о себе. - "Мне однажды 500 рублей сдали десятками и пятидесяти копеечными, а на вопрос, нельзя ли было поменьше купюрами, ответили: пяти рублевых нет, так бы дали. Вот и думай, шутки шутят или правду говорят. Теперь стараюсь с разменянными в магазины ходить. " "Сигу дай"- говорю тихо, а он словно чувствует. Мы встаем около чужого двора, я подхожу к лавке и притуляю свою задницу. Мне протягивают сигарету, беру, зажигаю огнем, и вдыхаю. Обратный отсчет пошел. Если быть честным, я не раз думал о том, какой тотальный вред мне приносят пагубные привычки: Есть по утрам только сырое, курить, вечерами пить алкоголь, ездить за рулем автомобиля и говорить людям, какие они глупые. " Ты дебил, магазины и созданы для того, чтобы менять в них купюры", говорю с короткой усмешкой, замечает, но делает вид, что обиделся. Дальше молчим. Честно говоря, глотку режет каждый прилив дыма в легкие. Я простыл, но признаваться себе в этом, словно словить по щам от себя же. Обидно. "Сам дебил" отвечает с задержкой. Докуриваю до бычка, обжигая горячим дымом пальцы, бросаю в лужу и как заору: "ПРОЩАЙ ПОСЛЕДНЯЯ СИЖКА, С ЭТОГО ДНЯ НАЧИНАЮ НОВУЮ ЭЛЕКТРОННУЮ ЖИЗНЬ! ТЫ БЫЛА ВКУСНОЙ, НО Я ЛЮБЛЮ ДРУГУЮ! ПРОЩАЙ!" Мимо шагающая бабулечка хватается за сердце, а я улыбаюсь во все свои 30 зубов, (пары зубов не достает, чтобы я стал мудрым.) Парень молчит, но хмыкнул громко. Я заулыбался еще шире, если это возможно, потрепал по плечу друга и подумал, что люди всегда думают о смерти, только мы не умирают от этого пока. А если это так, то нужно есть шаумру столько, сколько сможешь и пить виски тогда, когда он действительно крут на вкус.