Несносная Херктерент - 3

Глава 1. Марина лежит. Смотрит росписи на потолке и тихо бесится. От всего, и неизвестно, от чего. Второе лето после школы подходит к концу. С первым не сравнить. Во всех смыслах. Дворец в полном распоряжении. Она и не знала, что за МИДв ещё и такой числится. За Министерством Императорского Двора вообще много чего числится. Сколько бы Император число сотрудников не сокращал, министры всё равно вновь ухитрялись штат раздуть. Судя по карте, дворец в самом невыгодном для атаки с воздуха, секторе. В окрестностях нет ничего хоть сколько-нибудь похожего на военные объекты. Или же, всё слишком хорошо спрятано. Надо посмотреть, на простых картах тут что-нибудь обозначено? Марина-то больше военные карты знает, читать – любые читает. Персонал – как раз из Загородного переведён, даже охрана. Значит, где-то тренажёрный зал и стрельбище есть. Но Марине в кои-то веки новую территорию обследовать просто лень. Все её знают, и она всех знает, большего пока и не надо. Загородный на любых картах есть, более того, был бы уже законной целью, знай миррены о его истинном предназначении. Хотя, бомбы и прицелы существуют словно в разных измерениях. Кэретта больше не пишет. Сама Марина – тем более. Злость на мать поутихла, но совсем не ушла. Правда, свобода перемещения императрице частично возвращена, по столичному региону может перемещаться свободно. Вот только к дочерям ей приближаться запрещено. Марине до лампочки, а что сказала Софи – фиолетово тем более. Кажется, общением за лето несколько пресытилась, и теперь хочется побыть одной. Совсем одной всё-таки не получилось – Коатликуэ в гости напросилась. Что кому-то тоже охота побыть подальше от дорогих родственников – Херктерент охотно верит. Софи тоже вроде звала мелкую погостить, но тут уж Марина считает, Коаэ кое с кем из столичных дружков и подруженек сестры общаться просто рановато. Подзабыла принцип – если долго всё хорошо – жди беды. Сработало в очередной раз. Обычный звонок Эриде – и на тебе. У неё стало плохо с сердцем, сейчас в курируемом соправителем институте кардиологии. Два дня отвечали «состояние стабильное». Знаем мы стабильность эту. За последние два года Марина просто подзабыла, насколько часто Эр болела раньше. Про прошлый год просто не вспоминала, ибо сама чуть похорон по высшему разряду не удостоилась. На третий день, строя самые скверные предположения, Марина потребовала соединить с соправителем. Голоса Херта в трубке Марина не ожидала. - Эрида в порядке. - С ней можно увидеться. - Пока нет. Но если хочешь, можешь ко мне приехать. Надо поговорить. Марина свою значимость склонна преувеличивать, но не до такой же степени. Херт в своей обычной загородной резиденции. Только сейчас почему-то в глаз бросается давно известный факт – Херт старик, всегда старался выглядеть моложе, но теперь вид в точности соответствует возрасту. Марина слишком хорошо знает, сколько соправителю лет. Не поленился лично у парадного входа резиденции встретить. Ну да, Марину выручает прекрасная память. Правила этикета ещё действуют, а соправитель, как отец выражается «из старой гвардии», всевозможным правилам приличия начинали раньше учить, чем буквы разбирать. Дочь Императора к себе соправитель мог пригласить только официальным письмом, и Марина столь же официально должна была отправить согласие или отказ. Но сейчас давно уже не те времена. Старые правила что-то значат только для вовсе не старых людей вроде опальной императрицы и её ближайшего окружения. Сам Херт в те времена родился когда куча ненужных правил вполне действовали. Постепенно они стали не нужны. Но как обычно бывает, перестав применять, формально отменить их забыли. О деле стали говорить только в парадном кабинете соправителя. Том самом, где удостаиваются аудиенции у его высочества. Соправитель имеет также титул «старшего ненаследного принца», «старшим» он стал, когда у Императора сын родился, Сордар «младший ненаследный принц». Будь у Херта сын, имел такой же титул. Но у соправителя есть только дочь. Входя, Марина замечает – столик для неформальной беседы сервирован взрослыми напитками и закусками. Ошибиться не мог, для него есть дети, есть взрослые. Никаких промежуточных категорий не существует. Марина, по мнению соправителя, переход из одной в другую категорию уже совершила. Херт сразу начал с главного – проблем со здоровьем дочери. - На всё старое наложилась банальщина – она продолжает расти, и не все органы развиваются как надо. Я сам за эти годы настолько познания в медицине расширил – диплом врача на старости лет могу получить. - Мне кажется, вы намекаете, что мне следует обратиться с некой просьбой к ЕИВ, ибо вы не уверены в результате, если инициатива будет исходить от вас. И это прямо связано с Эр. - Умная девочка. Совершенно верно. Дело именно в Эр. Сама-знаешь-где в лечении болезней сердца достигли очень больших успехов. Есть различная аппаратура, специалисты. Я знаком только со специализированной литературой оттуда. Кардиологи подтвердили – там могут многое, недоступное пока нам. Так вот: этих специалистов и аппаратуру я хочу получить. Любой ценой. По расчётам моего аппарата, для этого нужно двенадцать переходов большой мощности. Это очень много. Но за ценой я не постою. - Хотите попросить, чтобы просьба исходила от моего лица? - Именно. Сама понимаешь, подобных просьб ты скоро очень много от самых разных людей будешь выслушивать. - Я согласна. Похороны Эр – совсем не то мероприятие, где мне хотелось бы побывать. Однако, меня интересует нечто, происходящее в настоящем. - В настоящем отечественная медицина пока справляется. Внешние кардиостимуляторы мы применять уже можем. Одна из проблем – не можем производить имплантируемые. - Ей требуется установка? - Пока нет однозначного решения. У учёных мужей гордость взыграла – они, да чего-то не могут. Но у этого решения имя вообще-то, есть. Да и… Известно, как сама чуть не стала жертвой интриг в медицинских кругах? - Просветили уже. ЕИВ с тех пор любым медикам не слишком доверяет. - Его право. Я не такой скептик. Кардиология всё-таки несколько более точная область медицины, чем психиатрия. Но некоторым стоит помнить, при определённых условиях я могу поступить так же, как и ЕИВ и даже жёстче, ибо тогда никто не умер. - И с ума не сошёл, договаривайте уж, знаю, кем меня считали одно время. - Как раз я так не считал. Марина молчит. В раннем детстве считала Херта братом отца, а Эриду – почти родной сестрой. Она не помнит времени, когда не знала соправителя и его дочери. Пойти мелкую поискать что ль? Так про себя стала называть Коатликуэ. Странная она даже на фоне обеих Херктерент. Совершенно не свойственная возрасту серьёзность. Странные интересы и рассуждения. Преобладающая в рисунках тема смерти и сопутствующих событий. Аккуратность Коаэ с точки зрения Марины, зашкаливает. Зайдёшь в комнаты, когда мелкой нет – может показаться, тут никто не живёт. Всё убрано, никаких личных вещей на виду. Словно экспозиция музейная, как было до их приезда. - Ты часто рисуешь смерть. Видела, как кто-то умирал? - Нет, - у мелкой очень малоподвижное лицо, эмоции почти не отражает. Хотя девочка их испытывает, Марина знает точно, - Просто не получается по-другому. Мы ведь все когда-нибудь умрём. Значит, тема каждому понятна. - Но только сильно не каждому приятна. - Самый страшный страх человека – страх смерти. Сначала и Рэд хотела у Марины погостить, но потом решила провести последний месяц каникул у отца. И так почти год не виделись, да ещё дурная зимняя история, про которую участницы стараются не вспоминать. Почему-то Рэдрия думала, Марина обидится. Но та уверила, всё в порядке. Если у неё в семье не пойми что творится, то это совсем не значит, что и у других так же. Херктерент Хорт скорее завидует. Романы такого жанра Марина не слишком любит, читала в основном, чтобы получше разобраться, что может твориться в голове той, кому некоторые из романов посвящены. Приключенческие романы принесли ему известность, историческими прославился уже позднее. Автор писал про дальние архипелаги, иные народы, экспедиции, приключения. Биологических ляпов не заметно. Оружейных – нет вообще. Мелькали и довольно жестокие сцены, впрочем, Марина про заморские дела и более жёсткие вещи читала. Как художественные, так и некоторые доклады ЕИВ. Несколько лет приключенческие романы не издавали. Обстановку международную не хотели обострять. Отрицательные персонажи миррены с такой ненавистью описаны и такими чудовищами представлены, будто автор сам на них в перекрестие прицела смотрел и в джунглях насмерть резался. Поинтересовавшись годом рождения отца Рэдрии, заподозрила, в ранних романах он писал во многом сам про себя. Спросила у самой Хорт – та сказала, так и есть. Лёг на шрамолицею отблеск чужой славы. На фото видны колодки. Ордена «За боевые заслуги» тем и хороши – награждать ими можно сколько угодно раз, и никогда не догадаешься, когда именно и за что получены. - Знай я, что он там бывал. Тогда… Я бы просто не стала с тобой драться. И вообще… - Ты меня просто не спрашивала. Да и не факт, что тогда я бы тебе ответила. В конце концов, не подерись сначала, не подружились бы потом. - Вторую ногу тебе что ль сломать для закрепления дружбы? – задумчиво поинтересовалась Марина, поглаживая кулак. Рэда только рассмеялась в ответ. У стен зала сидят доспехи времён Еггтов, или их точные копии. Сверкнули когда-то ведьмы золотыми рогами. На всех Еггтах остался отблеск. Другое дело, на некоторых совсем уж по поговорке про жемчуг в навозе. Марина не из тех, кто в этой субстанции любит рыться, выискивая нечто, чего там может, и нет. Если что-то выглядит, как отходы жизнедеятельности, то этим оно и является, а рыться – пусть другие роются. Хм. В типах доспехов мелкая и раньше хорошо разбиралась, а теперь так вообще её рисунки в учебники вставлять можно. Некогда грозная сталь уже давно совершенно очаровала девочку. Марина и то поражается фантазии предков, притом, что коллекция во дворце совсем небольшая. Одних рогов на шлемах десятки видов. Знаменитые золотые, резные буйволиные, бычьи, косули, в виде заячьих ушей, золотые перистые, словно усики насекомого, ярко-алые лакированные, напоминающие, напоминающие языки пламени или веточку коралла. Попадаются украшения в виде распахнутых крыльев бабочки или ушей невиданных зверей. Сами шлемы часто напоминают формой звериную голову, иногда покрыты самой настоящей шкурой. Маски и полумаски, с недавних пор обрётшие новую жизнь на мирренских карикатурах. Жуткие гримасы стальных лиц. Страшный враг с севера. Интересно, что стало бы с художником, изобрази он весьма популярные во времена Еггтов маски с чертами лица младенца или юной девушки? - «Война миров». Сейчас словно тогда. Мысль есть, не знаю как выразить, хочу, чтобы все они были на картине. Все деятели того периода «Великого века». Но хочу, чтобы и город был, и отражение вылазки, и те атаки. На одной картине всего не вместишь. Серию делать не охота. - Ты диораму попробуй. Круговую. - Они очень большими должны быть. Работы на несколько лет. И денег много надо. - Ты подумай. Хоть примерно набросай, что должно получиться. Мечта – это хорошо. Покажешь. Увижу, что дельное выходит – сама знаешь, деньги у меня водятся, а девать их со смыслом – вроде как некуда. - Пока рано ещё про это говорить, - мелкая неожиданно серьёзна. - Смотри сама. Учти, через несколько лет в моде будут более приближенные к современности сюжеты. Плюс банально может не стать источника финансирования в виде меня. - Не говори так. Марина с усмешкой кивает на рисунки. - С той поры не только ядра и шары летать научились. Да и у снарядов скорость подросла. Коатликуэ часто просто бродит по залам. Иногда останавливается, подолгу разглядывая приглянувшуюся вещь. - Знаешь, впервые я почти совсем одна. Непривычно, когда людей совсем нет. Начинаешь ждать чего-то… Сказочного… Язвить Марине не хочется. - Тихо тут. И место красивое. - Я нарисовала уже. - Покажешь потом, - хотя и не любит пейзажи Марина. Марина лежит на берегу явно искусственного озера. На облака смотрит. Коаэ рядом сидит, обхватив колени. Как-то это место настраивает на хроническое безделье. Кажется, тут ничего не может измениться. Херктерент наконец, стал понятен смысл пейзажных парков. - Для кого этот дворец изначально строили? - Не знаю, не думала, что за МИДв ещё и такой числится. - Мне кажется, в нём никто никогда не жил. Мы первые. - Всё может быть. Такой стиль перед Великой войной архитекторы любили. Богачи с шальными деньгами выделывались как могли – лишь бы особняк такой, какого ни у кого нет. А тут война… Состояния на крови только так делались, терялись с не меньшими скоростями. МИДв да Министерство Государственного имущественного на пару ещё в конце войны стали скупать все эти недострои да долгостроии. В клиники переоборудовали, самые роскошные - в музеи да гостиницы. Где просто хранилища императорских коллекций. Тут явно музей Великого века начинали делать, да забросили. Из-за войны или ещё почему – не знаю. Коатликуэ сидит на полу лицом к двери. Закрыв глаза, гладит смутно знакомое странное изделие из чёрного с красными вкраплениями, камня. - Ты чего? Сжав камень, девочка резко открывает глаза. - Ничего. Думаю. - Это что у тебя? – Марина довольно резка. Лезет в голову история с самолётиком-кулоном Софи и бешенством отца, принявшим машину совсем за другой символ. - Бодронское сердце. Случайно узнала, тут есть коллекция их вещей. Показали. Разрешили кое-что взять посмотреть. - Зачем это тебе? - Понять пытаюсь. Их. И себя. Бодроны так походили на тех, кто поклонялись той, чьё имя я ношу. Вырывали сердца. Приносили в жертву пленных. Не боялись боли и легко лили свою и чужую кровь. И также были сокрушены пришедшими издалека. Даже песни о гибели великого города сочинили похожие перед тем как растворится в вечности. - «Дома стоят без крыш, а стены их от крови красны». Эта? - Да. Понять пытаюсь, какими они были. Чем жили, о чём мечтали. Знаешь, один обычай совпадал в обоих мирах. Умершая при родах женщина почиталась наравне с павшим воином. - Ты не молиться своей тёзке собралась? – Марина лихорадочно перебирает в уме признаки запрещённых и разрешённых культов, пытаясь сообразить, не примкнула к какому Коаэ, и если примкнула, то где и когда? - Нет. Это мама что-то такое иногда. А я – нет. Есть что-то в этих изображения. Тех, что жили не здесь было намного больше пришедших. Но у них была сталь, у них были лошади, был пушки. И они не смогли, оставив не слишком добрую память, да орла на кактусе со змеёй в клюве на гербе государства. Жившие здесь. У них была сталь, была конница, их было больше. У пришедших тогда ещё не было пушек. У них была ярость. Была сила. Они презирали смерть… Не могу понять, почему пали одни. Почему вознеслись другие. Бодроны рвали сердца, их противники вспарывали животы побеждённым и на их глазах ели сырую печень. Кем были те, от кого происходим мы? Героями? Чудовищами? Или и тем, и другим сразу? - Тебе не живописи учиться надо, а философию изучать. - Ты ведь и сама философов немало читаешь. Ибо мир надо познать, чтобы понять, почему он такой, а не иной. - Он несправедлив, и его надо изменить. - Вот только, кто знает как? - Может, ты. Может, я. - А может, те, кто думают, что для этого изменения тебя или меня надо убить. Мы именно то, что мешает миру стать лучше. - Самоубиться, часом, не решила? - Нет, - просто говорит Коатликуэ, и Марина ей верит. - Ещё странность заметила. В бодронской коллекции много изображений гремучих змей. От ацтеков их тоже немало осталось. Символы богов и богинь. Давно ушедших. Но ведь столетия уже гремучая змея – ваш символ. Тебя саму зовут змеёй иногда. На Архипелаге гремучих змей не было. Вы с ними только здесь познакомились. И взяли себе этот символ. Ваши мечи названы в честь змей. Вы сами… - Мы сами змеи. Говорила уже. Для меня – это просто часть имени. Кстати, не советую выискивать связи между именем и качествами человека. Их нет и быть не может. - Сомневаюсь иногда. - Ты странная не из-за странного имени, а из-за того, что сама решила странной быть, и эту странность на имя накрутила. - Но похожие символы у людей, живущих в разных мирах… - Заладила «символы», «символы». У многих народов символ солнца – круг, а спутника – полумесяц. Тоже странным кажется? У въездов в город теперь везде помимо постов по два пулемётных дота фланкирующего огня. Если знать, как смотреть, невдалеке можно заметить и артиллерийские. Можно заметить и переделанные под новые орудия башни устаревших танков на бетонных основаниях. Над улицами маскировочные сети, крыши домов перекрашены. Говорят, сверху можно увидеть нечто, не имеющее ничего общего с настоящей столицей. Парки на месте заводов, заводы вместо парков. Леса вместо жилых домов, даже река течёт по-другому. Но сама Марина над городом давно не летала, да и в квалификации мирренских штурманов, умеющих бомбить по географическим координатам, не сомневается. Вроде бы, число стволов зенитной артиллерии в столице стало измеряться уже пятизначными цифрами. «Материнский инстинкт пробудился что ль? Никогда ведь потребности заботится ни о ком мелком не испытывала. Не рановато ли? С другой стороны, у некоторых инстинкт этот так и не включается никогда». Эр гуляет по парку. Можно сказать одна, хотя медработники в поле зрения присутствуют. Марина уже мысленно прикинула численность персонала, и тихо злиться на соправителя – столько народа следят за здоровьем одного человека. Пусть это человек – Эрида. В тылу хроническая нехватка врачей всех специальностей, в прифронтовых районах (столица тоже к ним относится) получше, но тоже не переизбыток. Но Херту просто плевать. Его любовь к дочери сродни помешательству. Даже странно, Эр только чудная, но не избалованная и не капризная. Очень спокойная только временами. Марине кажется, она перестаёт её понимать. Сестра бывало, со смехом рассказывала, как вроде бы подруги ссорились и делали друг другу гадости, соперничая за внимание Софи. «Кажется, меня только к Эр никто из этих дур не ревновал». Вовремя сообразила – Эр просто хорохорится. Кожа бледная, жилки видно, совсем какой-то воздушной стала. Всеми силами старается скрыть своё состояние от окружающих, и от отца в первую очередь. Проблема в том, Херту всё известно куда лучше, нежели дочери. Марина старательно делает вид, игры в прекрасное самочувствие Эриды не замечает. Вот только та тоже явно обо всём догадывается. Херктерент саму себя просто ненавидит. Приходится лгать самому близкому человеку, чтобы не стало ещё хуже, и этому человеку, в первую очередь. - Операции не избежать. - Каковы шансы? - Говорят, девяносто девять и девять, - невесело ухмыляется соправитель. Кому он врать пытается? Марина же видит – сейчас ему страшно, как никогда в жизни. Перед беснующейся толпой с пулемётами много лет назад стоять было легче. Всё было в его руках, и он ничего не упустил. А сейчас… Они все сделали всё, что могли. Теперь дело не столько в искусстве медиков, сколько в выносливости организма самой Эриды. Специалисты, правда, не совсем добровольно, и оборудование прибыли из другого мира. Организовать Эр оздоровительную поездку было невозможно в принципе. Межмировой переход крайне неполезен даже для специально подготовленных офицеров. А уж физически не слишком здоровую девочку попросту убьёт. Марина не знает, проводились ли проверки, но прекрасно известно — политика делается не в белых перчатках. Там даже в чём-то вроде полного комплекта химической защиты грязновато будет. Сама она ради спасения жизни значимого для неё человека на похищение или убийство смогла бы пойти. Соправитель куда старше и опытнее. Как раз тот случай, когда меньше знаешь — крепче спишь. Тем более операции на сердце и сами по себе опасны. Даже в том мире и несмотря на разницу в уровнях развития медицины. - Они настолько уверены? - Что ещё они мне могут сказать сейчас? Знают не хуже нас – по вложенным средствам это самая дорогостоящая операция в истории медицины. Была Великая война. Теперь бушует пожар Мировой. В прошлую войну довольно много стран отсиживалась за сомнительной бронёй нейтралитета, зачастую даже неплохо наживаясь на торговле и перепродаже товаров сцепившихся насмерть гигантов. Теперь война стала воистину Мировой. За прошедшие два года почти все нейтральные страны объявили войну тому или другому гиганту. Кто под давлением, а кто и сам рвался в драку, как шакал рассчитывая полакомиться остатками пиршества льва. Конечно, многие думали, война - формальный акт, максимум на предоставление баз. Никто не желал посылать сыновей и дочерей на смерть. Но за листком бумаги не отсидишься. Сплошь и рядом формальные акты приводили вовсе не к формальным рейдам бомбардировщиков или обстрелам побережья. Кровь жертв взывала к отмщению. Гиганты не создавали коалиций. Заключали только двусторонние соглашения. И требовали, требовали, и требовали полнокровных дивизий. Никаких возражений они слушать не желали. Марина от скуки решила почитать о положении военнопленных во время Последней, как её пытались называть после окончания, войны. Не прижилось название, ибо почти сразу стало ясно, это ещё не конец... Вскоре после начала войны, тогда ещё не успевшей стать Великой в ходе успешных боёв было захвачено большое число пленных. Совершенно не задумывавшаяся о ценности человеческих жизней Ставка, сделала немало для их сохранения. Представления о законах войны, точнее о размерах творимых беззаконий у сторон отличались не сильно, убийство пленных просто по причине «не знаем, что с ними делать» вполне допускалось. Заявление Ставки гласило, все пленные будут содержаться в приемлемых для жизни условиях и получать довольствие по норам частей второй очереди. Через несколько дней вражеская ставка ответила тем же. Стороны даже учитывали, многие верующие миррены не едят самого дешёвого мяса — свинины из религиозных соображений. Миррены, в свою очередь также заменили в рационе многих пленных, хлеб рисом, прекрасно зная, приморские грэды до сих едят преимущественно его. Уважение религии простиралось до определённого предела. Многие миррены, в пограничных и приравненных к ним частям, так все поголовно носят бороды. У грэдов по уставу бороду мог позволить военнослужащий не ниже генерала. Пленных в обязательном порядке брили, не признавая никаких возражений. Как ответную меру грэды восприняли присутствие пленных на богослужениях. Миррены воспринимали это как попытку обратить погрязшие во зле души в истинную веру. Побывавшие в плену все эти богослужения и проповеди воспринимали скорее с насмешкой — в это время можно поспать лишний час, а то и больше, главное в первые ряды не попасть. В эту войну, несмотря на гораздо более ожесточённый характер, негласные правила прошлого пока скорее соблюдались, нежели нет. После Великой войны «бритые», как презрительно называли побывавших в плену, единоверцы, довольно сильно изменили ситуацию в ряде городов мирренского Приморья. Возвращали их всех морским транспортом. Железных дорог с севера материка на юг не могло быть в принципе, а при пешем марше через недавние позиции можно увидеть много лишнего. После проверки многие её прошедшие отказывались ехать в места постоянного проживания. Им, как «не соблюдавшим себя» в плену ждало только всеобщее презрение, невозможность найти хоть какую-то работу, некоторых и смерть. Оставаясь в Приморье они ещё и становились потенциальным горючим материалом для любых мятежей. Проблему удалось решить путём ряда масштабных строек, требовавших привлечения большого количества рабочей силы. Из архивов достали многие проекты, в своё время попавшие туда именно из-за дороговизны и сложности сосредоточения на требуемом направлении такого количества рабочих. Теперь появилось огромное количество людей, готовых чуть ли не за медяк работать. Самыми известными из построенного стали крупные металлургические и кораблестроительные заводы и населённые пункты вокруг них, где бывшие строители, ставшие теперь рабочими и осели. Пресловутые линкоры «Божественной восьмёрки» впоследствии были построены именно на этих заводах. Первые дни в школе многие в сторону Марины косились. Как же, с Херктерент ничего не случилось! Словно не замечали, рядом с Херктерент нет Эроин. У семерых за лето кто-то из близких родственников погиб. Сомнительное утешение для Марины – все малознакомые, никого из тех с кем лето провела. Иначе пришлось бы идти, что-то говорить. Вот только с сочувствием у Херктерент совсем криво. Только злость втихую остаётся на мирренов и их прихвостней копить. Счёт к ним уже ой, какой длинный, и детские слёзы не последний пункт. Привыкла считать себя старше своих лет. Знает, не все так думают. Некоторым же повзрослеть и вовсе не грозит. Мозги так устроены. Одни так и не научатся ответственности за дела и слова, другие просто не хотят видеть ничего противоречащего их картине мира. Это Марина розовых очков не носит, другие без них не могут обходиться. За первую десятку девятого никто у Марины не спросил, куда Эрида подевалась. Коаэ и Рэд тоже сказали, их не спрашивали. Решила к сестрёнке заглянуть. – Ты знаешь, меня тоже не спрашивали. Просто заговор молчания какой-то. – Или все разговоры о дружбе «сордаровок» можно знаешь куда запихнуть? – Или решили, раз мы молчим, то лучше эту тему и не поднимать, – в тон ей Софи отзывается. – Ага, счаз. Деликатными все такими стали. Угадай, что в библиотеке уже несколько дней самое читаемое? – Понятия не имею, что читает современная молодёжь. – Всё шутишь, а ведь не до смеха. – Сколько раз уже говорила, загадки ненавижу. Мысль читать попросту не умею. – Человеческую подлость, вроде вполне адекватно оцениваешь. Сидят и чуть ли не вдесятером «Вестник великих домов». Все номера с начала лета. Понятно? Софи улыбается злобно–презлобно. – Даже слишком. Все думают, о чём мы помалкиваем, обязательно будет на первой странице одного из номеров «Вестника». Смерть Эриды. – Среди читательниц есть даже те, кто вместе с нами ездили, – противно-приторно с демонстрацией клыков улыбается Марина. – Не удивлена, – кивает Софи, – у многих поодиночке мозги работают, а толпой неизвестно что включается. Интересно, что будет, если я завтра в белое оденусь? – Тебе пойдёт, – хмыкает Марина, – шляпку с вуалью не забудь. Думаешь, не знаю, полные дуры отличают белые платья от траурных с такой же лёгкостью, как я патроны разных заводов. Вот если я в белое выряжусь – то да, не заметят траур на мне, или просто платье. – Да у тебя хоть есть такие!? – Представь себе. Есть, и белые, и траурные. И ещё много каких. – Дашь взглянуть как-нибудь? – Кто про что... – Я тебя тоже люблю, сестрёнка. – Никто не набрался смелости или совести, чтобы в Канцелярию её отца позвонить. Хотя там бы им всё объяснили. Хрюк-хрюк. Особенно в адрес тех, кто за её счёт много чем разжился. – Эта её щедрость многих раздражает. – Ага. Тебя в первую очередь. Софи кулак показывает. Крыть нечем, с вещами Эр расстаётся с изумительной лёгкостью. Старшая Херктерент на такое неспособна. – Многие явно обрадовались, когда очередной ящик от соправителя привезли. Возле её комнаты ходят, как кошки у миски со сметаной. – Ага. Привыкли за её счёт вкусностями и не только разживаться. Самого хорошего в школе всё равно не купишь. – Зубы пусть поберегут, - желчно цедит сквозь зубы Марина, - что-то степень людского равнодушия оказалась ниже моих самых низких оценок. Ещё немного и пойду самые фальшивые улыбки прореживать. - Ты думаешь, Эриде подобное понравится? - Я не обязана разрешения спрашивать, особенно, когда её здесь нет. – Лучше давай подождём, когда совесть проснётся. Тогда и у тебя больше оснований будет заниматься исправлением прикуса и обеспечивать работой зубных врачей. Ты к Эриде не ездила? – Звоню каждый день в центр. Иногда ему самому. Пока говорят только о положительной динамике. – Для тебя стали что-то значить запреты. – У меня не слишком высокие познания о болезнях сердца. Тем более, там применено много всего нового. Наш визит может только навредить. – Ты думаешь, они не врут? – У них для этого меньше всего оснований. Я цинична, и уверена – в случае смерти Эр, соправитель не сможет выполнять свои обязанности. Он стране необходим именно на занимаемой должности. - Как у тебя всё ловко одно с другим переплетается. - Не было подковы, лошадь захромала, - хмыкает Марина, - в больших делах не бывает мелочей. - Что хоть приблизительно говорят о сроках? - Неужто, не спросила? - Представь себе, побоялась. Это ты у нас въедливая. - Ты даже не представляешь, насколько. Но, если серьёзно, то вся статистика идёт оттуда. А там большинство компонентов другие, да и делают это уже почти два поколения. У нас Эрида будет первой, если всё удачно пойдёт. - А если неудачно? - Неудачно если, то значит, ничего вообще и не было. Первая успешная операция произойдёт спустя некоторое количество лет. К тому времени, только мы Эр и будем помнить, и то, если сами на чём-нибудь не сгорим. - Какая ты добрая! - Стараюсь. Пересмотри учебный фильм «Пожар на тяжелом бомбардировщике». Крайне познавательное зрелище. - Я его по кадрам помню. Не пытайся меня удивить. - Хочешь, напугаю? - Попробуй. - По статистике оттуда, при первых подобных операциях, выживаемость составляла примерно тридцать процентов, а за первые пять-десять лет поумирали вообще все. - Марина, ты серьёзно? - Абсолютно. Как, получилось напугать? - Не понимаю, - Софи мотает головой, - при такой статистике они решились. Это же, считай, убийство. Как они вообще могут делать такое с Эр? - Боюсь, проживший пять лет вместо двух месяцев с тобой бы не согласился. Да и это в прошлом была статистика такая. А сейчас — выживаемость около девяносто пяти, живут уже десятками лет. Так что с шансами всё... «Совсем не хорошо, - заканчивает про себя, - наша медицина в этой области даже относительно их начального уровня хромает на все четыре лапы с пятым хвостом. Мы много чем разжились, но ещё большего не добыли и не научились. И времени нет, на приговорённых убийцах навыки оттачивать. Вот прямо сейчас надо действовать. В который раз, что-то важное делаем на форсажном режиме. Только режим этот значительно ускоряет время выхода этого мотора из строя». - Хочешь сказать, с Эридой всё будет хорошо? - Да. Почти. Грудь и живот такими шрамами располосуют — долго тошнить от вида в зеркале будет. Но на фоне остального, это так... мелочи. - Где ты так умудрилась так хорошо последствия этих операций изучить? Марина флегматично зевает. - Тебя туда всё равно не пустят. - Какая же ты, всё-таки вредина, мелкая. Вообще-то, на мелкую Марина уже давно не обижается. - В следующую десятку выходит очередной «Вестник». - Сколько их в школу приходит вообще? - Софи и чём-то своём думает, кажется, вспоминается что-то нехорошее. - На все библиотеки — пятнадцать экземпляров. Плюс некоторые выписывают лично для себя. Ещё мне да тебе приходит из-за статуса. Думаю, всего штук сорок пять — пятьдесят. Но читать надо осторожно, полностью достоверно — кто от старости умер, родился или в брак вступил, данные о погибших в боях печатают с задержками, иногда растягивают на несколько номеров, чтобы никто не мог составить истинного представления о потерях по месяцам. - Ты знаешь, я не Эр, помню, если что-то кому-то даю. Всегда говорю, когда должны принести обратно. - Возвращают? - Обижаешь. Так вот, за эту десятку у меня выпросили все вестники за четыре месяца. Я их сама не читаю, что мне нужно, узнаю и так. Дала почитать, не подумав, зачем им это понадобилось. - Кто хоть брал-то? Софи называет имена. Марина не особо знакома. Вблизи Эриды видела, но на море их не позвали. - Думала, они к Эр хорошо относятся... - Софи, тебе самой не смешно? Старую истину вспомни — хочешь узнать, как к тебе люди на самом деле относятся — тяжело заболей. Сама в общем-то, всё видишь и не обольщайся, к тебе, случись что, так же отнесутся. Дело не в Эр, а в её имени и статусе. Ладно, хоть её интуиция пока не подводит. Акула померла — рыбки-прилипалы тут же будут искать другую, чтобы за неё зацепиться. С мёртвой-то какой толк? И не обольщайся, случись что с тобой — забудут с ещё большей скоростью. Умирать на могиле сейчас не модно. Эпоха другая. Софи глазами сверкнула, но ничего не сказала. Младшая в очередной раз права. Хотя, за правоту её опять побить хочется. Выцеживает через пару минут, когда злость маленько поутихла. Но младшую проучить не помешает. - Вообще-то, я только одного знаю, кто способен на могиле любимой умереть, - судя по ироничным искоркам в глазах, Марина ожидает услышать что-то вроде «и он находится за пределами школы». Ну, так получай, вредина, - Только вот подобная верность, хотя и может служить предметом искренней зависти, тобой совершенно не ценится. Друг, тем более, единственный, заслуживает несколько лучшего отношения. Можешь положиться на мою еггтовскую интуицию, такое отношение к девушке мне встречалось только в литературе. - Не лезь не в своё дело! - рычит Марина. Похоже, проняло. Но дальнейшее совершенно неожиданно, - Себе можешь забирать, если нравится. Наслаждайся его верностью сколько угодно! Мне он не нужен, ни он, ни вообще никто! - Смотри, Марин, я ведь твои слова и как руководство к действию принять могу. Я ведь с лёгкостью кого угодно уведу. Только некоторых не обижала, в том числе, сестрёнку маленькую. Но, если ты сама разрешаешь, могу и заняться. Он довольно красивый, вполне в моём вкусе... - Только попробуй! - Никак чувство собственности взыграло? - Нет. Я ненавижу когда играют с людьми, особенно, с моими друзьями! - И как же тогда воспринимать твои гневные выпады, только что? - Буквально! Как совет не лезть не в своё дело. Я понятно выражаюсь? - с ростом Марины воспроизвести фразу и интонацию пещерного медведя Сордара. М-да, постараться надо, а слышавшим заодно и призадуматься. - Смотри, это я предупреждаю, перед тем, как в атаку иду. Такая честность для нашего времени нехарактерна. - Сама себе не похвалишь — похвалы не дождёшься, - кривиться Марина. - Это я к тому, что Димка не мне одной красивым кажется, многие не понимают, что он в тебе нашёл, кроме статуса. - Ну, так пусть подходят и спрашивают. Наврать промеж глаз он вполне в состоянии. - Так ведь могут и подойти. Сама же знаешь — внешность не самая сильная твоя сторона. Многие тебя уже превосходят. - Тебе шутку про самцов семейства псовых напомнить? Она про всех работает. - Я знаю, и отличие многих от животных не так велико, как хотелось бы. - Угу. Может, хватит о псовых? О рыбках, вроде, разговор не закончили. Софи кивает. - Интересно, с какой скоростью эти рыбки-прилипалы приплывут, когда Эрида сюда вернётся? - Ставь песочные часы на самое маленькое время. - Как думаешь, что она теперь о людях будет думать? - Абсолютно тоже, что и раньше. У неё же хороших... - Чуть больше, чем все, - с невеселой усмешкой заканчивает за сестру Софи, - хотя, я уже довольно давно замечаю. Она прекрасно видит происходящее вокруг, страшно боится и создаёт себе такой образ, чтобы никто не воспринимал всерьёз и не думал навредить. Защищается по-своему от грозящего всем нам. Она не боец. Совсем не акула. - С прилипалами что делать будешь? Я их знаю далеко не всех, из твоего же круга в основном, происходят. - Пока присматриваться повнимательнее просто буду. Настоящий вред Эр был только от одной. - Кстати, как она поживает? - Напугали мы её тогда очень сильно. От вороватости, кажется, на всю жизнь отучили. Зашла перед летними к ней, ожерелье интересное заметила. Ни о чём таком не думала, просто посмотреть хотела. Как же она перепугалась. Вместо ожерелья сначала показала мне чеки и сертификаты из мастерской, чеки именные, чётко прописано, вещь принадлежит именно ей. Я даже не сразу сообразила, в чём именно дело. Вещица была хоть и дорогой, но от мастерской, не входящей в число поставщиков Домов. - Пф, - фыркает Марина, - там мастера зачастую не хуже, но накрутки на цену из-за дипломов с гербами там нет. До скольких процентов накрутка доходит? До трёхсот? Или пятисот? Или, думаешь, Пантера этим не занимается? - Дела мне как-то нет, я Красной Кошке в жизни наличными не платила. Ты, кстати, тоже. - Ожерелье-то не конфисковала в свою пользу? - На каком основании? Я просто хотела посмотреть. Понравилось, и даже заказала себе похожее. Показать? - Может, тебе по шее дать? - поглаживает кулак Марина. - Твои тоже ничего не спросили? - Мои, это кто? Мальчикам на девчоночьи проблемы просто плевать, это закон природы, Рэда вполне себе спросила, переметнувшаяся от тебя Коаэ просто догадалась, раз я постоянно куда-то на машинах соправителя езжу — значит с Эр что-то не так. - Когда с тобой несчастье произошло, интересовались многие. Некоторые, как мне показались, искренне. - Так там сразу вон какой звон поднялся! Нас таких, на всю страну аж две, а урождённых принцесс лет до двадцати пяти... Двести три по-моему, ещё титулярных сто пятьдесят шесть, одной больше, одной меньше. Смерть Эр общую численность изменит на меньше чем на ноль два процента, сравни с пятьюдесятью в моём случае. Это для нас она многое значит. Для всех других... Надеюсь, медики - верные Херту люди, или хотя бы таковые за ними следят. Залечить насмерть Эр — отличный способ избавиться от него. - Как-то не думала о ситуации с этой стороны... - Обращайся! Люди всегда повторяются. По ЕИВ через меня уже планировали ударить. Минимум, дважды. Эрида для своего отца значит куда больше, нежели мы для своих родителей.