Одинокий, давно заброшенный хоспис уже давно не привлекал внимания людей. Каждый, кто проводил в Нью-Гэмпшире хотя бы полгода, приобретал привычку проходить мимо огромного мрачного особняка, даже не взглянув на него. Поговаривали, что когда-то там жила писательница Хелен Ривингтон, выпускавшая свои любовные романы под каким-то дурацким и глупым псевдонимом, но никто уже не знал, правда ли это на самом деле. Люди просто научились не замечать этот громоздкий дом в викторианском стиле с двумя деревянными пристройками по краям, и тем более не заходить на его территорию — слишком много людей умерло в тех стенах.
Возможно, если бы кто-то хоть раз посетил дом, он бы узнал обо всем, что происходило там. Говорят, старые дома хранят воспоминания об их владельцах, и этот был не исключением. Только вот никто не осмеливался даже войти в ворота, не то, что обойти особняк, а по тому все тайны и секреты писательницы остались неразгаданными.
Если бы люди знали, что на самом деле Хелен не покинула дом! Её дух обитал в его стенах на протяжении столетий, и она, словно безмолвный зритель, наблюдала за тем, как меняется её некогда роскошный особняк. Скучала по прежним временам, злилась, когда в очищенные от вычурной мебели комнаты начали перевозить медицинское оборудование, но сделать ничего не могла. Лишь немногие чувствовали присутствие её духа в помещении. Одним из таких существ был серый кот Азрил.
Вопреки всем представлениям об отношениях кошек и призраков, он не боялся Хелен. Та частенько разговаривала с ним, нашептывала что-то о том, как же было хорошо здесь в те времена, когда она ещё была жива. Кот внимательно слушал, потом отправлялся к очередному умирающему пациенту, а Хелен становилось легче. Пусть в её доме пахло смертью и лекарствами, она больше не была одинока — впервые за долгое время у нее появился слушатель.
***
Иногда Азрилу снились сны. Длинные и слишком реалистичные, совсем как у людей.
Ему снилась старая жизнь особняка. Красивая мебель, ещё не покрытая толстым слоем пыли, паркет, люстра, отбрасывающая на стены множество мелких бликов. Были там так же и люди: полный дом разряженных гостей. Среди них всегда была Хелен. Молодая, в красивом платье и с улыбкой на лице, она то и дело принималась с кем-то говорить и без труда вливалась в шумные компании. Черные кудри, обрамляющие лицо с аристократическими чертами, были совсем не похожи на те седые всклоченные пряди, что были у привидения писательницы. Перед котом, словно кадры киноленты, мелькали яркие картинки из её жизни: вот Хелен ещё пухлощекая малышка, засыпающая под колыбельную, что напевала ей мать; вот она, уже семилетняя, примеряет пышное платьице с кучей оборок и бантиков, восторженно глядя на себя в зеркало; а вот уже взрослая Хелен смущенно краснеет, когда очередной кавалер берёт её за руку; её молодость и старость, свадьба и рождение детей, а в конце — похоронная процессия, несущая роскошный черный гроб.
Именно в этих снах-воспоминаниях хранились ответы на все вопросы, что когда-либо интересовали людей, и за которыми никто так и не осмеливался прийти в старый заброшенный особняк.
