Взаимная привязанность мужчины и женщины всегда начинается с ошеломляющей иллюзии, что вы думаете одинаково обо всём на свете. (с) Агата Кристи.
Зилфа не помнит точный момент начала этой фальшивой оперы. Когда она ввязалась в эти порочные, изощренно болезненные сети, изначально обреченные порваться? Сейчас, оглядывая как обычно беспросветное, хмурое лондонское небо, блики которого играют в мутной воде Темзы под мостом, она уже не задается вопросами; она - пустой сосуд, и все, что было важного "до", все потеряло свою значимость. Она ошибалась. Во всем. Все, во что верила, за что цеплялась в своей жалкой, замкнутой жизни - все было ложью. Джеймс Делейни - ее личный призрак, выдуманный образ, который можно оплакивать, как покойника. Ее сводный брат с детских лет отличался от своих серых лондонских сверстников. В его взгляде, лице, во всех делах проступал тот, никому неподконтрольный дикий нрав, унаследованный от матери, которую их общий отец купил в далекой индейской Америке за... бусы. Личность первой жены Делейни-старшего была окутана туманом загадочности, почти мистикой. По слухам, ее сдали в бедлам, как опасно безумную ведьму. Зилфа прекрасно знала скверный, властный характер своего отца, чтобы верить в их достоверность. Мужчина, купивший себе жену, как рабыню, спокойно отделается от нее впоследствии, если та надоест. Вполне вероятно, что именно дикая смесь неуступчивости, коварства и властолюбия отца, и первобытная необузданность язычницы матери породили ее брата, ставшего для Зилфы персональным ночным кошмаром. ...Делейни-младший сидит у камина. Вперив нечитаемый взгляд в его трескучие всполохи, он силится прочесть в нем еще один знак. Еще хоть что-то. Он думает. Засада на каждом шагу, он должен быть осторожен, стратегия тщательно спланированной кампании не потерпит ошибок. Он окружен со всех сторон: люди короля, Ост-Индская компания, Америка, каждый хочет урвать кусок мяса. Джеймс никогда не считал себя, как полагала молва, ни безумцем, ни авантюристом. Все что с ним случилось, все что он когда либо делал - это судьба, в осуществлении которой он приложил собственную руку. Прилаживал долго и мучительно, ища нужное место и время. Что искал? О, много чего. В первую очередь - свободу. От себя, от прошлого и его бдительных призраков. Во мне нет страха, во мне нет вины. Уходи. Десять лет в Африке. Они оставили свои отметины. Не только на теле, но глубже. Там он... ....волком стал, что рыщет в жаркой ночи; он ищет мясо, ищет плоть. Ему нужна охота, он голоден до крови. Втягивает ноздри, чует запах страха - догнать жертву. Нет больше разума, одни инстинкты. Обряд посвящения должен быть завершен и он станет одним из них. Он - это природа, а природа - это он... Сейчас Делейни просто не может идти назад. Есть цель, к которой он стремится, и он достанет ее любой ценой. Он взойдет к ней по головам трупов, убиенных его рукой, по обломкам взорванных амбиций и чужих ожиданий. Он поимеет врагов, заставив сыграть в свою игру. Он сплетет паутину таким образом, что будет казаться попавшейся в нее мухой, на деле оставаясь пауком. Все это вступит в силу заново, вместе с рассветом. А пока, когда ночной туман сгущен над городом, он займется другими делами. Он навестит сестру. Джеймс влезет в ее сны, и станет показывать, что у них было, и что будет, - и он не сомневается, что все у них будет. Он еще не закончил, о, нет. Мужчина сдувает с ладони песок, который тут же оказывается в полыхающем камине, подхваченный воющим ветром. Любимая, ты мне поддашься. Не будет покоя ни мне, ни тебе, пока мы снова не воссоединимся. Я стану приходить в твои сны. Я буду брать тебя. Буду брать тебя как голодный зверь. Этого все равно будет мало. Мы часть одного целого и мы оба знаем это. Я всегда буду в тебе. Всегда рядом. Зилфа резко, с коротким воплем ужаса поднимается в постели, судорожно ловя сухими губами терпкий, загустелый воздух. Как будто здесь наяву, считанные минуты назад, кто-то занимался любовью, отчего и без того встревоженное тело Зилфы заколотилось как в лихорадке. Незримое присутствие постороннего в комнате все сильнее съеживало тело и покрывало холодную кожу мурашками. Ей надо было срочно успокоиться, муж мог придти в любой момент. Если он увидит ее в таком состоянии, он поймет все, и тогда весь гнев жестокого характера обрушится на нее снова. Но как, Господи, как же трудно избавиться от наваждения! Откидывает голову назад, лицо сведено судорогой, крики вылетают из-под раскрытых в истоме губ против воли. От каждого толчка хочется умереть на месте, от свирепой силы, приносящей боль, от раздирающего плоть наслаждения, - оно сводит ее с ума. Джеймс наваливается на нее всем своим весом, пригвождает ее к земле; каждый удар его бедер как еще один гвоздь в крышку ее гроба. Еще один... еще... и еще... прибита. "Тебя здесь нет!" - кричит вне себя Зилфа, и ее горящие в темноте глаза останавливаются в проеме большого окна, открывающее вид на освещенную луной ночь. Откидывая одеяло все еще дрожащей рукой, женщина медленно, почти завороженно, встает с кровати и покачиваясь подходит к окну, шелестя легкими подолами длинной сорочки. Снаружи клубится неизменный туман, сквозь клочья которого виднеются старые верфи и темные дома; впереди блестит Темза, и в блеске ее Зилфе почему мерещится личная опасность. - Зачем ты мучаешь меня, Джеймс? - тревожный тихий шепот, свидетелем которого являлась только безмолвная спальня, растаял в темноте, так и не получив ответа.***
Зачем он ее мучает? Забавно, я хотел задать тебе тот же вопрос, любовь моя. Десять лет в Африке не изменили одного. Я по-прежнему люблю тебя. Я давно не тот уплывший в дальние земли, ненасытный до безумств мальчишка, первый в драках, попойках и множестве других бесчинств, имевших быть место в моей бурной юности. Руки уже по локоть в крови, ноги по колено в порохе и лондонском дерьме, голова до краев заполнена демонами, а ты все равно там, внутри, по-прежнему моя Зилфа. Скоро ты поймешь, что отрицать неоспоримую связь между нами бессмысленно, и сама придешь ко мне. Я знаю это, ведь выбора я тебе не оставил. Муж твой доведен до предела, - я постарался, наша с ним дуэль стала финальной точкой, о которой говорит теперь весь лондонский свет, - он слаб, и за свою слабость будет наказывать тебя, а долго ты терпеть не сможешь, и когда-нибудь от него избавишься; в тебе сидят те же бесы, что и во мне. Ты их подавляешь, но такова твоя природа. В конечном, счете ты подчинишься ей, или мне. Я буду ждать, любовь моя. А пока я буду приходить в твои сны.***
В дверь продолжают упорно барабанить, несмотря на глубокую ночь и сырую дождливую погоду. Делейни, раздраженный внезапным вмешательством в его время, которое он отводит в ночи на раздумья и незаконченные дела, и тем, что никудышный дворецкий Брайс уже спит, наконец доходит до входной двери. Керосиновая лампа в руке освещает до боли знакомое лицо ночного гостя. Когда он отворяет дверь, Зилфа стоит на том же месте, вся промокшая, - неподвижны даже глаза. На лице ее кривая улыбка, полная безумия и отчаянного восторга. "Она что-то сделала", - Джеймс уверен в этом, и он догадывается что именно. Она вбегает в теплую комнату с горящим камином, снимает мокрое верхнее платье, пританцовывает, взбудораженная. С мокрыми распущенными черными волосами в пляске огня, она была так похожа на его мать. Которая снится ему в кошмарах. - Убила! - Зилфа довольно улыбается, смотрит на Джеймса, равнодушно подкидывающего в камин дрова, в ожидании чего-то. Джеймс перехватывает блестящий взгляд темных глаз. Он видит, что эти глаза уже сдались ему. Убив своего мужа, Зилфа сделала заявление, которого он ждал, не сомневаясь в его неизбежности. Вот она, вся перед ним, близкая и теплая. В его руках, как он хотел. Женщина подходит к нему вплотную: - Я сделала, как ты и сказал, - горячо шепчет она ему на ухо. Зилфа прижимается к нему, доверчиво обнимая его широкие плечи нежными, тонкими руками, пока ничего не понимающий Джеймс стоит, не шелохнувшись. О чем она говорит? Зилфе шептал неизвестный голос? Делейни вдруг понимает, что Зилфа, как и весь Лондон, считает его неведомым дьяволом с Африки. Он быстро отгоняет от себя эту неприятную мысль, медленно поднимая руки, чтобы обнять ими хрупкую Зилфу. С еле мелькнувшим раздражением, он понимает, что обнимает только женщину, не давнюю мечту. Мужчина пытается сосредоточиться на ощущениях от момента, которого ждал почти десять лет. И не чувствует ничего. Ни трепета, ни нежности, ни страсти. Ничего из тех яростно сильных эмоций, которые смаковал на протяжении долгих лет, представляя себе это сладостное мгновение. Он отстраняется: теперь о насущном. - Ты оставила труп в спальне? - Молчание. Так он и думал. - Надо убрать тело. Я все сделаю, - бесцветным голосом бросает он, и быстро покидает помещение, торопясь избавить Зилфу от крупных неприятностей. Зилфа остается у камина, бездумно смотреть в огонь. Если она и заметила перемену в его поведении, то значения не придала. В конце концов, сейчас ее мысли были заняты совсем другим. Теперь она свободна от замужества, и ключом к свободе стала обычная спица, на поверку смертоносно острая. Похороны прошли тихо. Безутешная вдова смотрела, как опускают гроб в сырую землю, с безвременно почившим от свирепствующей эпидемии холеры внутри. Зилфа имела вид безмятежный и отстраненный, присутствующие наверняка подумали, что это "приличное" выражение горя, какое и подобает нести благопристойной сдержанной леди. Но внутри Зилфа ликует. Как только гроб опустили, а траурная речь закончена, собравшиеся начали расходиться. Вдова осталась перед могилой, наблюдая боковым зрением за стоящей вдали темной фигурой в длинном плаще. Глаз не было видно за привычной шляпой, но Зилфа готова поклясться, что они метают молнии. Спустя время, Зилфа разворачивается и уезжает домой. Она не сильно удивляется, когда Джеймс врывается в теперь уже ее спальню. Правда, она не думала, что он придет так быстро, она даже не успела переодеться. Вид у мужчины был по-настоящему безумный. "Наверное, так он выглядит, когда убивает" - почему-то пронеслось у Зилфы в голове, и она сама похолодела от собственных мыслей. - Сними это платье, - рычаще, на грани срыва произносит мужчина. Он не смог больше терпеть. Он ждал слишком долго, и он получит желаемое немедленно. Зилфа, заводяще приоткрыв рот, будто испытывает его почти лопнувшее терпение. Если она не разденется в эту же минуту, он клянется, он сам порвет эти блядские тряпки в клочья, а ее просто швырнет на кровать и отымеет, как бордельную шлюху. Рвано дыша, Делейни пытается успокоиться, ведь это его Зилфа, он не хочет механически вколачивать член в обезличенный кусок плоти, как это бывало с проститутками; ему нужна она вся, до последней частицы души. Тем ни менее: - Сними это сраное платье сейчас же. И она снимает. Нарочито медленно, но ему это даже нравится. До определенного момента, конечно. Достаточно. Он бросается на нее, не заботясь о таких вещах как нежность и ласка. Он не хочет ласкать Зилфу, он просто хочет ее - до безумия, до крови. Такая горячая, влажная, для него одного влажная. Ни для кого другого, никогда, ее покойный супруг - жалкое подобие любовника, которого Зилфа ни разу не возжелала. Только Джеймс знает, чего и как она хочет. Только он, только она, есть только они. - В этой постели... с ним или без него - ты всегда думала обо мне, - он шепчет ей в припухшие губы, внимательно смотря в черные глаза, зная, что прав. Зилфа улыбается, рассеянно поглаживая на его обнаженном сильном теле многочисленные татуировки. - Как и ты обо мне. И это тоже - правда. Джеймс заново изучает изгибы фигуры Зилфы, его колючая борода щекочет нежную кожу внутренней стороны женских бедер; ему нравится, как чутко Зилфа реагирует на каждое его прикосновение. Поднимаясь выше, ведя носом от низа живота до шеи, вбирая ее запах, он наконец устраивается между широко разведенных ног. Когда он входит в нее, оба облегченно выдыхают. Да, неужели... Джеймс вдруг вздрагивает, голова поворачивается в сторону, словно кого-то ища. В сознании мутится. Снова образ матери, мучительное наваждение, пытается утопить его. Не сейчас, не сейчас! С силой утыкается в шею Зилфы, в надежде закрыться от призраков, - не помогает. Делейни с остервенением продолжает врываться в Зилфу, и вот ему кажется, что уже женщина под ним его топит, Зилфа приобретает черты родной матери, ее лицо искажено гримасой злобного безумия, - он пытается вырваться. Обхватывает ее тонкую шею, сжимает, душит, в один момент их страсть перерастает в нечто звериное. Она цепляется за его плечи, отбивается; в темных глазах плескается ужас, смешанный с непониманием и распаленной похотью. Джеймс наконец выбирается из хватки тонких, но цепких рук, пятится, выходя за пределы кровати, пытаясь отдышаться и придти в себя. Оба ошарашенно смотрят друг на друга, понимая, что что-то пошло не так. Замерев так еще на мгновение, Делейни начинает спешно одевается, и затем, не говоря ни слова, покидает комнату, напоследок задержавшись в дверном проеме. Он оборачивается на прикрывшуюся одеялом Зилфу, внимательно на него смотрящую, и понимает, - она думает о том же. Джеймс кивает и покидает комнату, в которой попрощался со своими иллюзиями. Его мечта перестала быть несбыточной - она сбылась. И потому он в ней разочаровался.***
Зилфа обреченно смотрит на близкое лицо, которое стало каменным. Для нее оно теперь будет только таким. Она слишком хорошо знала Джеймса Делейни, чтобы понять тщетность попыток убедить его. Собственно, убедить в чем? В том, что он ее любит? - Ты говорил, что любишь меня. Я думала... - Но ты не думала, верно? - резкая фраза, правдивая фраза. - Я знаю тебя. - вкрадчиво вплетаются ее увещевающие слова, - Я знаю твою натуру. Мы с тобой похожи. - Я верил в это когда-то, но это не так. "Пожалуйста, не говори так, Джеймс". - Мы. Похожи. - четко, по слогам, чтобы не помешаться. - Уже нет, - короткий, ясный приговор. - Это все. - Джеймс, прошу тебя. Делэйни поднимается со стула, открывает комод, берет оттуда что-то, чего Зилфа не замечает: она бездумно, с нервно дрожащей улыбкой мотает головой, не веря в происходящее. - На вдовство, - Делейни ставит перед ней один из тех алмазов, что добыл в Африке. Зилфа вздрагивает: ей чудится, что не алмаз, а ее могильную плиту только что водрузил Джеймс на стол. Не выдержав, она опускает голову, издавая протяжный, горестный стон. Джеймс Делейни холодно замечает про себя, что сестра начинает драматизировать. В мыслях он признался себе: вероятно, его любовь к ней была спасительным вымыслом, который помогал ему выживать и не сойти с ума окончательно. Дальнее расстояние между ними лишь увеличивало этот вымысел. Женщина судорожно вздыхает. После стольких лет ненависти к себе за преступные чувства, после годов отрицания их с Джеймсом связи, когда, в конце концов, под его напором, она не выдержала и сдалась, он вдруг охладел к ней. Краска отчаянного стыда начинает покрывать ее побледневшее лицо. Зилфа никак не может избавиться от давящего чувства унижения и собственной ничтожности, когда он смотрит на нее так. Когда буквально прогоняет прочь с дороги своей жизни, в то время как она пришла к нему, фактически признаваясь, что хочет быть с ним и разделять его путь. На что ты надеялась, бедняжка Зилфа? - Прошу извинить меня, - Делейни смотрит вперед, куда угодно, только не на сидящую перед ним женщину, - У меня еще есть дела. - Я поняла, - Зилфа утирает слезы, которых не сумела сдержать, силой воли подавляет еще один подступающий к горлу ком. Теперь надо как можно спокойнее встать, и как можно достойнее уйти. - Я все поняла, Джеймс.***
Прощальное письмо брату дописано. Решение принято. Темза под мостом не так уж и пугает. Зилфа вдыхает соленый воздух, прикрывает глаза, ощущая, как ветер ласкает напряженное лицо. На месте погибшей грезы возникла пустота, и пустота взрастила одиночество. Что ей еще остается? Она сожгла за собой все мосты прошлого, чтобы уплыть на приготовленном корабле в будущее, но корабль неожиданно уплыл, оставив ее посреди необитаемого выжженного острова. Зилфа почувствовала себя настолько одинокой и покинутой, что поняла одну вещь: она или обезумеет, или умрет сразу. В первом случае результатом, так или иначе, явилась бы смерть. Второй - предлагал решить проблему сразу, и он был предпочтительнее. Итак, все кончено. Беззвучное "прощай", шаг в пустоту, это так легко... Падает! Она падает. Нет, не падает - летит, подобно птице! Боже милосердный, все сделано! О! Свист ветра, пронзительно, холодно, так быстро! боже, зачем! всплеск, вода!... она в ней. Джеймс! Джеймс? Джеймс... Угасающий взгляд цепляется за последние пузыри жизни. Это она. Она умирает. Внезапно толщу воды пронзает тонкий, но отчетливо ясный луч солнечного света, тепло которого она уже успела забыть. В самом деле, настоящее солнце, там, наверху. Неожиданная вспышка словно бы осветила внутренний взор Зилфы. В ее мыслях, как перед последним смертным мигом, с дикой скоростью замелькали картинки, но - как ни странно - не обрывки ее собственной жизни, а те моменты которые могли бы ею стать. Перед мутным сознанием Зилфы возникает фантом. То был двойник, ее абсолютно одинаковое отражение, только... Перед ним Зилфа бледное подобие самой себя. Двойник парил над ней и улыбался. Улыбался сияющей, ни о чем не жалеющей улыбкой, - такой у нее самой на лице не было никогда. У двойника лучились глаза. Он был счастлив. Ее двойник не считал себя грязным, не достойным счастья, порочным животным. Ее двойник был силен и впереди его ждало много событий. Еще у ее двойника - Зилфа сразу это поняла, - никогда не было детства с кошмарным отцом в скрипучем, старом, лишенным тепла доме. Не было ни пожизненного самобичевания, ни ревнивого, тщеславного муженька. У ее двойника никогда не было Джеймса, сведшего Зилфу с ума. Джеймса, который никогда ее не любил. Двойник был свободен. "И я тоже!" - кто-то громко закричал внутри Зилфы. "Нет!". Она встрепенулась, закоченевшие было члены вдруг задвигались. Неожиданно появившаяся злость придавала сил. "Не жертва больше! Никогда больше!". Взгляд прояснился, на месте исчезнувшего двойника светился солнечный луч. "Греби, давай же!". Все пути зашли в тупик, все надежды порушены, но блестит на горизонте луч, он осветит ее надежду. Какая еще осталась жизнь в почти умершем теле, - Зилфа собрала всю до последней капли, - подстегиваемая образами совсем другой, новой жизни, - собрала и поплыла. На луч. К свету.