Все еще жив

| | |

Барри не просила о многом. Барри не просила щенячей верности, каждодневных отчетов или же любви до крышки гроба. Барри просила об одном-единственном сообщении хотя бы раз в месяц, чтобы знать, что он не пропал, не затерялся в космосе или во времени. Одна строчка, чтобы знать, что между ними все еще что-то есть. Хрупкое, необъяснимое черти что — хождение на грани друзей/врагов/любовников. И Леонард понимал, наверно. По крайней мере исправно присылал три слова раз в четыре недели. «Все еще жив». Кровь на разбитых губах отдает приевшемся железом и горечью поражения. Победы, поправляет она про себя. Победы вроде бы, да только ею вновь помыли стены и знатно потрепали внутренности. Хочется спросить Оливера, как черт возьми, он справляется с тошнотой от двойного сотрясения мозга и фантомной (а фантомной, ли?) боли по всему телу. Аллен послушно кивает на каждое наставление Кейтлин, надеясь, что спидфорс и ускоренная регенерация клеток сделают все за нее; лишь бы добраться до кровати, не растянувшись без сил где-нибудь по пути. Кровать до дрожи холодная и чужая, может дело в сотрясении, а может просто жить в пустой, мертвой почти квартире слишком долго невозможно. В один момент все равно сломает. В один момент одиночество все равно сломает ее, сколько бы Флэш не убегала. Наверно, надо вернуться к Джо с Айрис. Барри уже практически засыпает, когда телефон коротко сообщает о новом сообщении. На экране три сухих слова, но она облегченно выдыхает (скорее сдавленно стонет, два ребра еще не срослись) — хотя бы что-то в ее жизни не катится в пропасть с первой космической скоростью. Ведь зависнуть на одной орбите под пафосным названием «спасение мира» — это же не пропасть, да? «Все еще жив». Пальцы дрожат, не слушаются. Дешевое синтетическое пойло застревает в глотке, а внутри у него мертвецкий холод подбирается все ближе к заторможено бьющемуся сердцу. Он вздрагивает, сжимая ладони в кулаки до побелевших костяшек, и вновь прикладывается к бутылке — перед глазами вбитый в мозг образ Мика. Его слова, его яростное бессилие, его злобный взгляд иглами куда-то под ребра. Избитое «правильно» и «нужно» на деле оборачивается очередной ложью и решением таким, что как не выбери в конце только хуже. От такого костяшки зудят в слепом желании мести и совесть — пусть и наизнанку вывернутая — кричит-кричит-кричит о том, что он ублюдок. Часы на тумбочке отсвечивают нули, Снарт тянется к куртке, чтобы вытащить телефон и отправить короткое сообщение. Глупое, неимоверно сентиментальное обещание — Лизе ведь он не пишет и не звонит. Пальцы дрожат, а Холод застывает ровно на двадцать три секунды — внутри пустота осколками льда впивается в органы. Такое «живым» назвать язык не повернется. Губы сами расходятся в кривой, насквозь горькой ухмылке — врать Скарлетт он умеет «на отлично». «Все еще жив». Барри высматривает привычный холод стального взгляда и яркие отблески крио-пушки. Барри высматривает необходимого, нужного то ли Холода, то ли Снарта и тщетно пытается успокоить заходящееся сердце. Внутри что-то резко обрывается. Холода нет и в помине, есть лишь десяток обвиняющих взглядов и холодное равнодушие с манерным поворотом спиной. У нее теперь чумная метка кислотным «виновата», да еще сотня-другая причин для самокопания. — Ох, я и забыл, что мы не сказали тебе, — Рэй растерян, восторг с его лица сошел в одно мгновение, — Он умер героем, Барри. — Легендой, — поправляет девушка, а сердце внутри замирает на пару секунд. А сердце внутри замирает на пару секунд, и это ощущается проломанными ребрами и агонией от кровопотери и шока. «Все еще...» Барри не просила о многом. Ей хватает одного сообщения раз в месяц и краткого «не сдохнуть в космосе/времени». Капитан Холод свои обещания держит — телефон коротко оповещает о новом сообщении ровно через четыре недели. «Все еще жив..?»