Почти идеальный друг

…потому что тебе скоро двадцать. Двадцать, чёрт! Сгорбившаяся, понурившая голову двойка и раззявивший свой беззубый рот нолик, злорадно устроившиеся над чертой, переступив которую, оставишь в прошлом все свои -надцать. Пятая часть века. Демаркационная зона взрослой жизни. Стартовая прямая экзистенциального криза. Ты сидишь один в своей московской квартире и пьешь дорогущий виски, смакуя накатывающее опьянение: как снежную лавину, скатывающуюся на бешеной скорости с гор, как цунами, которое обрушивается на беззащитный берег всей своей многотонной массой. …потому что ничего не изменилось. Ты так и остался феей с манерами гопника или гопником с грацией феи. Ты все так же прешь напролом, как советский танк, едва завидев цель. Ты все так же беспомощен в выражении своих чувств — так же, как и пять лет назад. …потому что он все еще твой друг. Настоящий, взаправдашний, верный, самый лучший. Почти идеальный. Каждый четверг — вчера был четверг — вы играете в бильярд и пьете пиво. Ты всегда побеждаешь. Твои пальцы скользят по деревянной фалличности кия с исступлением отдавая нерастраченную энергию удару. Ты высокомерно кривишь губы и запиваешь свою победу прямо из бутылки, с остервенением охватывая губами горлышко, как его член — если бы он тебе позволил. Ты пьешь и погружаешь внутрь свой жадный язык, как в его тело, захлебываешься пивом, как изливающимся семенем — если бы он тебе разрешил. Но он даже не подозревает, о чем ты думаешь. Он не замечает, как ты жадно жрешь его глазами, когда он наклоняется над столом и прогибается в спине, примеряясь половчее нанести удар. Он знает, что ты все равно выиграешь. Потому что ты все время выигрываешь, всегда и везде, а он, конечно же — он твой почти идеальный друг. …потому что ты потом возвращаешься домой и дрочишь до умопомрачения, а после пьешь еще и валяешься до утра в слезах и бессильной злости, кусаешь губы до отека, до трещин, до крови, представляя, что они стали такими от его поцелуев. А он звонит утром и интересуется, хорошо ли ты себя чувствуешь. Своей дружеской заботой он разрывает в клочья твою душу, словно располосовывает лед лезвиями коньков. Он приносит тебе утром апельсинового соку, и пирожков, и свежие газеты, и письма поклонниц, и вот-эту-вот-какую-то-хрень, что купил специально для тебя, чтобы тебя порадовать, и свою улыбку. Потому что он почти идеальный друг, а ты почти полный идиот. Ты круглый дурак в квадрате, сферический кретин в кубе. Ты влюблен в него, как восьмиклассница в учителя физкультуры, ты хочешь его, как течная сучка, ты готов отдаться ему, как уличная девка, где угодно — в привокзальном туалете, на бильярдном столе, в придорожной канаве, в подъезде, в купе поезда. Ты прячешься за своим дурным характером, как за барной стойкой во время перестрелки, ты хоронишься в блиндаже своего цинизма, ты лупишь по воробьям из миномета своего скепсиса — только бы он не догадался. …потому что тебе скоро двадцать, а у тебя так и нет больше настоящих друзей, впрочем, ненастоящих тоже нет. Потому что он все еще твой почти идеальный друг.