tear you apart

      — Пожалуйста, скажи что-нибудь, — после недолгого молчания просит Освальд.       Тишина ужасно давит, вырисовывает варианты последующих событий, большинство из которых не сулят ничего хорошего. Он понимает, что ему не достучаться до Эдварда сейчас, поэтому не ожидает хорошего исхода, но от надежды никуда не деться: она все еще теплится в сердце, заставляя верить в лучшее.       Эд молчит пару секунд, словно обдумывая что-то, а потом растягивает губы в легкой ухмылке и говорит, прищурив глаза:       — Хочешь доказать, что любишь меня? Что сделал это из любви ко мне? — Освальд лишь кивает, наблюдая за тем, как рука с пистолетом опускается, и из его рта практически вырывается облегченный вздох, но Нигма продолжает: — Тогда на колени.       Освальд давится воздухом, надеясь, что ему послышалось, и переспрашивает:       — Что?       — Что слышал, Оззи, — издевательски тянет Эд, ухмыляясь, — ты же сказал, что сделаешь все. Докажи свою любовь. На колени, — не дождавшись от Освальда никаких действий, он приставляет к его голове пистолет и добавляет: — Ладно, тогда поступим по-другому. Если сейчас же не встанешь на колени и не сделаешь то, что я скажу, я вышибу тебе мозги.       Освальд разглядывает его с секунду, после чего покорно опускается на колени и поднимает взгляд. Он чувствует себя совсем противоречиво, не в силах решить, что ему делать сейчас, поэтому даже в какой-то степени благодарен за мотивацию в виде пистолета. И готов врезать самому себе за такие мысли.       — Не туда смотришь, — говорит Эд, кладя свою ладонь ему на затылок и вынуждая склонить голову, — вот, теперь правильно.       Освальд молчит, все еще не до конца понимая – или просто не желая признавать – что от него хотят, и закрывает глаза. Трудно представить, что сейчас все хорошо или что, когда откроешь глаза, все непременно переменится и их с Эдом будет ждать счастливая жизнь, да и не за чем – возвращаться в реальность после этого будет гораздо сложнее. Но темнота перед глазами действует как-то успокаивающе, несмотря на то, что он знает, где находится и что его, вероятнее всего, ждет.       — Ну же, Освальд, ты знаешь, что делать, — Эд давит на затылок, перебирая мягкие волосы пальцами, и ждет.       Освальд знает, что терпение не вечно и в любой момент, если он не будет слушаться, в голову вполне может уткнуться дуло пистолета, поэтому расстегивает дрожащими пальцами ширинку перед собой и медленно сглатывает. Он мог бы сделать что-то, чтобы высвободиться, несмотря на риск быть убитым: шансы здесь примерно пятьдесят на пятьдесят, но не хочет. Он любит Эда, действительно любит, и готов сделать для него все, поэтому практически не видит ничего плохого в том, что сейчас происходит.       Собственные мысли пугают, но Освальд не успевает ни опровергнуть их, ни признать, потому что Эд жестко хватает его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и говорит:       — Разве я говорил тебе медлить? По-моему, все как раз наоборот, не испытывай мое терпение, — он проводит пистолетом по виску Освальда, медленно опускаясь ниже, и утыкается им в его губы, которые податливо раскрываются навстречу. — Не это ты должен взять в рот, — он убирает пистолет и ослабляет давление на голову, позволяя сделать все самому.       Освальд оглядывается по сторонам, надеясь, что это было не так заметно, но все его надежды рушатся, стоит Эду сказать:       — Боишься, что нас кто-то заметит? — и на еле заметный кивок головы он продолжает, делая ухмылку еще шире: — Ну, ты и так прямым текстом послал жителей Готэма в прямом эфире, сомневаюсь, что их мнение о тебе может ухудшиться. Может, если они это увидят, то наоборот…       Освальд, не в силах больше слушать ни слова от Эда, затыкает его единственным доступным способом – берет его член в рот, заставляя запнуться на полуслове, и чувствует, как в волосы зарываются пальцы, медленно поглаживая, словно поощряя на дальнейшие действия.       Конечно, он никогда этим не занимался, так что почти не знает, что делать дальше, только вот это почти – он видел это несколько раз, большинство из которых были совсем не по его инициативе – дает подсказку о том, как сделать так, чтобы партнеру понравилось. Освальд обводит языком головку, не выпуская член изо рта, и слышит тихий сдавленный стон, одобряющий его действия, так что он повторяет это несколько раз, пропуская член глубже.       Через пару минут – или, по ощущениям, целой вечности – Освальд пытается сдержать кашель, ему трудно дышать, горло першит, но Эд не дает ему ни секунды передышки, наверно, получая дополнительное удовольствие от того, как страдает его партнер. И в этот момент он максимально расслаблен, толкаясь в чужую глотку, так что пистолет при желании можно выхватить и застрелить его или столкнуть в ледяную реку, но проблема в том, что… Освальд не может это сделать. Он не может причинить ему вред, сделать что-то наперекор, он так сильно любит его, что готов стерпеть, простить все. И это ломает сильнее всего.       Спустя несколько минут – или секунд, или целой вечности; серьезно, определить время сейчас вообще невозможно – Освальд чувствует, как хватка в волосах усиливается, и слышит последний стон, который становится чуть более громким и протяжным, после чего Эд кончает: часть в рот, из-за чего он чуть не давится – в который раз – а часть на лицо.       Освальд отстраняется и закрывает глаза, сдерживая слезы – и все-таки ему невероятно больно от всей этой ситуации, полное осознание приходит только сейчас. Только что им воспользовались, пусть и человек, которого он любит, а он ничего не смог сделать.       Но Нигма, приведя себя в порядок, цепляет его за подбородок, заставляя открыть глаза и поднять их, и с усмешкой ловит чужой взгляд, растирая по потрескавшимся губам сперму:       — Прекрасен, — говорит он, разглядывая взъерошенного Освальда, словно не может насладиться собственным творением, — такого тебя бы на предвыборные плакаты. Уверен, тогда поддержка была бы не только от всего Готэма, но и от остального мира.       Освальд больше не хочет его слушать, но и способа заткнуть его нет, так что остается лишь надеяться, что этот монолог скоро закончится.       — Пора заканчивать со всем этим, — словно прочитав его мысли, говорит Эдвард и поднимает пистолет, прицеливаясь, а Освальд вздрагивает и вновь закрывает глаза – этим способом гораздо легче воспринимать такую реальность. Конечно, он не тешил себя напрасными иллюзиями, но эта чертова надежда, похоже, никогда его не покинет. — Я так хочу тебя уничтожить.       Освальд успевает открыть глаза прежде, чем Эд вырубает его посредством удара пистолетом по голове, но все равно не слышит дальнейших слов.       — Однако у нас с тобой еще так много планов впереди. Нас ждет очень занимательное приключение, мой пернатый друг.