Один только танец...

Одно движение, один жест, одна улыбка, искорка, пробегающая в синих глазах. Выпить. До дна выпить эту синь, чтобы не было больно. Один танец. Одна жизнь. Вновь она летит бабочкой беспечной под самый потолок. Для неё потолок – это небо. Она задевает ножкой звёзды. Такая тонкая, такая хрупкая, тающая во тьме. Сейчас самое время сравнить её с дрожащим огоньком свечи – лёгкое белое платье подобно пламени в тумане. Она танцует и улыбается нежно, словно ребёнок. А ты стоишь около картонного замка и не можешь отвести глаз. Ты готов подбежать к ней, встать на колени, приникнуть седеющей головой к лёгкой воздушной ткани платьица, но что-то сдерживает. Не та ли прошлая любовь, которая предала и сбежала? Не та ли тоска, что заточила в табакерку и нарисовала на твоём лице сотни непрошеных морщин? Ты вновь хмуришься. Не нужно думать об этом, не нужно копаться в себе. Проще забыться, напиться этим танцем, выпить до дна. А потом приблизиться к этой красотке и сделать её своей – хотя бы на миг. Ты знаешь, что она будет сопротивляться и молить, чтобы у неё не крали молодость, красоту. А она? Она не знает, какое для тебя будет наслаждение прошептать только: «Выходи за меня», а потом бороться, бороться до конца и всё равно проиграть. Рассыпаться горсткой пепла. Тебе уже всё равно. Пусть пламя любви страстной оставит пепел после себя. Танец кончается. Поклон. Она делает его так грациозно и робко одновременно! Будто бы стесняется своего величия. Милое дитя… Как жаль, что сейчас безмолвная идиллия завершится. Дальше настанет время для «очередного злодейства». Но что-то неведомое, неподвластное разуму, заставляет тебя прошептать несколько слов. Одно заклинание – в руках скромный букет из пластмассовых ландышей. Её любимые, об этом не нужно догадываться. Весь балкон дворца украшен ими. Скользит её взгляд по озеру, по картонным лебедям, по столу… и натыкается на тебя. Удивление играет на лице, а улыбка не исчезает. Она заметила тебя – единственного зрителя за этот вечер. А вечер не единственный. Ты стоял здесь сотни, тысячи вечеров. Стоял и ждал, не выпуская надежду из костлявых тонких рук, не решаясь подойти и начать очередную сказку. А она подлетает лёгкой бабочкой, принимает у тебя из рук пластмассовые цветы. Улыбка с её лица заменяется выражением невероятного беспокойства. И лишь один вопрос срывается с прекрасных тонких губ: - Ты покалечен? - Что? – непонятливо переспрашиваешь ты. Так – в лоб, резко, разрезая воздух, ножом в сердце… так никто ещё не спрашивал. Не допытывался. Просто всем было всё равно. Все боялись, бежали от тебя, будто от прокаженного. И ты стал прокажённым. Ты стал питаться их страхом, раз не мог напитаться любовью. Из тебя сделали злого, непонятного субъекта. А самое горькое то, что ты поверил в это, видя в зеркале отражение седого, низкого человека с длинным носом и мешками под глазищами. И ты стал одеваться в чёрное. Маску напялили куклы, солдатики, дрожащие перед тобой и находившие в этом удовольствие, будто издеваясь. А на издевательства всегда найдётся ответ. Чёрная мантия скрыла разрывающееся от горя сердце. Тебя прозвали «чёртик из табакерки». Тёмные треуголка и мантия уже приросли к телу, а трость, бывшая когда-то лишь опорой для вечно больной ноги, теперь стала жезлом зла. А сила внушения, сила веры—великая вещь. Они внушили, а ты поверил. В результате, трость стала действительно злобной взбесившейся волшебной палочкой. - Обычно на меня смотрят либо счастливые люди, либо те, у кого сердца покалечены. На счастливого ты не похож… ты покалечен? Этот вопрос заставляет тебя дрожать. Маленькие глазки, обычно поблёскивающие ехидным огоньком, теперь растерянно бегают по стенам комнаты. - Нет, нет, прекрасная плясунья. Всё хорошо… - она смотрит на тебя так, будто бы хочет изучить наизусть. Будто бы сама заинтересована тобой, как ты когда-то интересовался её танцем. - Обманывать нехорошо. Даже куклы знают об этом. Почему ты не хочешь говорить?.. Она говорит с тобой, будто со своим ровесником. А ты ведь гораздо, гораздо старше. Однако, она может догадаться о твоей преждевременной седине. Ты поседел тогда, когда сгорал твой крошечный кукольный дом. Когда-то ты звался совсем по-другому – принцем, статным и галантным. Когда-то… до тех пор, пока родителей и сестёр не стало, а любимая не приняла тебя в новом облике. Тебя восстанавливали по частям, сделали ниже ростом, оставили проклятую седину. И глаза сделались уже, пропитываясь огнём, дымом, ища в тумане тех, кого уже нельзя было спасти. От сестры одной осталось лишь почерневшее сердце, которое ты вечно теперь носишь с собой. А любимая сбежала, предала, оставила несбывшиеся желания. Чудовищный поступок ветреной кокетки добавил ещё одну ложку мрака в бездонную бочку. Никто больше не говорил тебе искренних слов, лишь насмешки и издевательства, которые ты умело отражал и сделался в их глазах «Злодеем с большой буквы, чертовщиной…» А этот стишок, который ты произносил с ехидным смехом? Смех заглушал рыдания. Смех служил лишь вялым никудышным дополнением. Тебе на самом деле было противно говорить его, с каждым разом придумывая новые ужимки. Только чтобы в театре «Чёртик» признали всю искренность злобных побуждений, которые придумали другие. Последнее движение. Это – твой танец, твоя боль в чёрных рукавах. Последняя ложь. Больше нет сил. И правда льётся с губ чёрным ручьём. Вся эта боль, вся ложь, все «намерения» по отношению к прекрасной плясунье. Всё то, что сказать не давало прозвище. Хватит. Хватит кланяться другим, хватит быть чертовщиной. Это приелось. Танец окончен – пусть цветами подавятся другие, не умеющие отличать злое лицо от несчастного. Ты заканчиваешь свой рассказ, а на глазах у плясуньи стоят слёзы. Никто ещё так не плакал – так искренне, так… Будто бы это – вовсе не часть спектакля. Грани стёрты. Она желает погасить боль лечебным бальзамом из слёз. - … И когда ты станцуешь для того, кто придёт к тебе и заставит влюбиться с первого взгляда, я встану на вашем пути и разрушу вашу любовь! – заканчиваешь ты, опустив голову. Так гласило «пророчество» других. Они выдумывали тебе новые и новые преступления, глотая вымышленный яд в качестве вина для особо приглашённых гостей. Они смотрели на твои злодейские штучки и тешат себя. Они не беспокоились о твоей судьбе, живя принципом: «Пропадёт – найдём ещё одного, нам не привыкать…» - Но сам я тоже умру. Не беспокойся только. Не плачь преждевременно. - Почему я должна плакать? Я не покалечена. И тебе стать таким не позволю. Знаешь, возможно, время для исполнения пророчества уже наступило. Убивай любовь эту, как ты убивал раньше, стоя в стороне. Знаешь, твою историю я уже знаю. Всё знаю… а они говорят: «он злобный, не подходи, не надо!» Им доставляет удовольствие бояться. А ты стоишь в стороне и стоишь. И я слежу за тобой каждый вечер – так больно, так странно. Но я всегда поражалась твоей внутренней силе. Силе жить и смотреть за мной так робко, как смотрит последний мальчишка! И я влюбилась. Постепенно, не с первого взгляда. И влюбляюсь каждый раз во время танца жизни твоей, но подойти никак не решаюсь. Все эти недели, месяцы…возможно, целый год у нас одна неразделённая любовь. Взаимная, что горче всего. И сегодня только наша возможная смелость совпала. Ты подарил мне любимые цветы. Наши цветы – я ведь вижу иногда у тебя в петлице ландыш, только ты носишь его украдкой, чтобы никто не видел. Но я смотрю с балкона и всё вижу. Так убей меня. Убей себя, как каждый день убиваешь. Убей нас, как тебе повелели. Покалечь… покалечь наши сердца, сделай танец невозможным… И ты замираешь, поражённый в самое сердце. Понимаешь, что пепел остался на месте вымышленного злобного огня. И ты не можешь выполнить её просьбу – выше твоих сил она. Убивать? Каждый день – словно последний. Каждая слеза, будто игла. Каждое движение – жуткая боль. Ты молча качаешь головой. Хватит уже издеваться. Пора бы воспылать той самой искоркой, которая никогда не погаснет в приходом юнца, которого тоже кто-то выдумал в этом бренном мире, игрушечном, но так похожем на настоящий… - Идём со мной, - твердит одна, а дальше – будто сон. Будто все мысли стёрлись, а осталось только блаженное ощущение вальса. Она сгорбилась, чтобы ты мог до неё дотянуться. Но сейчас разница – не главное. Главное то, как вы были похожи в своей разности. Как несчастны, как покалечены, украдкой наблюдая друг за другом несколько месяцев и прожигая свою любовь в огне мрака. Но сейчас лучшим доктором является общий танец, который сплетает два танца вашей жизни воедино. Он, только он, закроет чёрным плащом то время, когда вы называли себя злодеем и красавицей, двумя противоположностями. Были несчастны в своей общей-взаимной- призрачно-неразделённой-любви. Злые лишь к самим себе по-настоящему.