Прошитые красной нитью

      Люцифер любил вязать — хэй, когда у тебя столько много свободного времени, надо же хоть чем-то его занять, — а вязал он красными нитями судьбы, плетя всевозможные события людей. Не то чтобы он решал за них абсолютно всё (иногда случалось что-то вроде Моно среди смертных), да и хобби оставалось хобби. Но иногда... Среди нитей попадались души его подопечных. И если он случайно их прошивал насквозь спицей, то, в принципе, ничего страшного. Некоторые даже благословением считали, да.       Но Моно случался довольно часто, хотя бы потому что работал тут, и капал, капал, капал с особым усердием на мозг.       — Они родственные души, а развели тут мелодраму, словно человек и впадающий в грех ангел!       Если бы ангелы действительно могли так легко впадать в грех, то босс демонов не мучился бы здесь.       Найти бы среди всех нитей белую ангельскую, да присобачить к бордовой... да хоть Лего. Почему бы и нет.       — Это всё?       — Ну, может... всё-таки можно им намекнуть?       От взгляда босса ангел захотел спрятаться под стол.       Никто не должен знать об ошибках Люцифера. Тем более его подчинённые. Или хотя бы открыто не обсуждать, ради всевышнего, как же стыдно.

***

      Джинджер любил видеть свою золотую нить на запястье — как напоминание о принадлежности к чему-то общему, как знак, что его никогда не оставят, не уйдут, не бросят, не откажутся. Он любил подмечать короткие мгновения, когда правой рукой дотрагивался до кожи Рама, этот контраст цвета, как снег и жжёный сахар; а нить скручивалась в тугой узел.       Нить Рама под цвет глаз — то ли янтарная, то ли бутылки столетнего рома. Она точно так же тянулась к золотой нити на запястье Джинджера при каждом прикосновении.       Они были малюсенькой ошибкой.       Они были теми, кто всегда будут вместе.       Они были, пожалуй, в перспективе самой лучшей командой.       Их души были сшиты.       Им дали эти нитки на запястьях, чтобы они могли найти друг друга среди других, но даже этого не потребовалось. Они нашли друг друга с первых вздохов.       Джинджер абсолютно уверен, что они были бы особенными друг для друга даже без особых меток, без ошибки спицами, без гарантии.       Но он по-прежнему пришивает, стягивает, привязывает к себе Рама для большей надёжности, чтобы был рядом, чтобы не было сильно больно, чтобы Рам зависел от него, чтобы рядом-рядом до такой степени, когда вытирать мокрые торчащие в разные стороны волосы, при это хватая с его вилки еду — уютно для обоих.       Отговорки.       Рам и так мой. Больше никто не нужен ни мне, ни ему. У нас и так всё отлично.       Отговорки.       Я не Бог, чтобы всё контролировать. Я не могу знать его чувств. То, что мы родственные души — хреновая гарантия.       Отговорки.       Он всегда может отказаться от меня. И что со мной будет? Что будет с Рамом, когда откажется от меня? Нельзя поступать опрометчиво. Надо ценить то, что есть.       Отговорки.       Мой мир немного разрушится. Лучше раствориться в кубе, чем вот так.       Отговорки.       Однажды Джинджер посмотрел в глаза Рама и нашёл там солнце, первый снег в закате, недры золота и тепло. Ему стало интересно, что когда-либо находил в его собственных глазах Рам?       Джинджер, в общем-то, не умел следить за собственным языком, а мысли скакали далеко впереди.       Золотая ниточка на запястье завязалась в комочек, затем резко расправилась и сквозь кожу потянулась к такой же янтарной, сплетаясь.       — Небо? — Рам наклонил голову вбок и отвёл взгляд в сторону. — Возможно, первый снег?       Даже Бог знает, что Люцифер не совершает ошибок.