Кое-что о пристрастиях Юры...

— Мя-а-агонький поросёночек... так бы и сожрал! Жарко и с придыханием зашептал Юра. Всё бы ничего, но когда он говорил это во время секса... — Если ты продолжишь так шутить, я сяду на диету. — Не смей! Ты мне таким больше нравишься. — Заявил Юра и в подтверждение звонко шлёпнул по заднице. Юри прикусил губу. — Тогда не шути. "Ага, как же, сядешь ты на диету. Пару раз к дедушке на пирожки съездим и конец твоей диете", — мысленно ухмыльнулся Плисецкий. — "И потом, а как же вот эти прекрасные бока? За что я держаться буду? И щёку будет не прикуснуть. И кости обнимать не комфортно, не говоря уж о том, чтобы трахать." — Всё-таки задница у пухлого Юри была отменная. Да и в конце концов, кто бы позволил Кацуки поплыть окончательно, ещё чего! Юра незаметно и хитро контролировал процесс питания, чтобы тот был в правильной форме. — "В правильной и чрезвычайно возбуждающей.." В реальности Юри вполне мог привести свою угрозу в исполнение и пересесть на брокколи. У него это получалось в лёгкую — набирать и терять вес. К тому же в обычной жизни он был отнюдь не хлюздей, а очень целеустремлённым, и силы воли не занимать. Юра даже ловил себя на мысли, что будь он таким же в постели, на него бы просто не встало. Кацуки мог быть активом, это Плисецкий знал не понаслышке. Но то, какие эмоции он выдавал постанывая снизу, ни в какое сравнение с активной ролью не шло. И это сносило крышу напрочь. Что касается веса.. Личный кинк. Просто разница в обладании музыкальным инструментом с натянутыми струнами и мягкой ванильной булочкой весьма велика. И тут уж на вкус и цвет. Надо заметить, проблем с сексом у них не было никогда, словно бы они долбаные родственные души, ну или тогда уж тела. Кацуки не отказывался от экспериментов, всегда охотно поддерживал смелые идеи — секс в парке, средь бела дня, чёрт побери! Юре потом казалось, что его просто совратили там, на скамейке, хотя он сам же и начал. "Исключительно в порядке бреда!" Позже он долго не мог решить, жалеет о содеянном или нет. Кацуки ему много раз припоминал, чем дразнил и немного бесил. А ещё Юра любил пожёстче. Почти каждый секс начинался нежными приставаниями, а заканчивался сломанной кроватью и заявлениями соседей на слишком шумные игрища по ночам. Ему нравилось хватать Кацуки за щёки и за волосы, оставлять засосы по всему телу, шлёпать по заднице до красных горящих следов.. А потом целовать эти метки-следы прохладными губами, вытягивая из Юри сладкие болезненные стоны. Ой, да много чего нравилось, свидетелем тому был шкаф с арсеналом разнообразных игрушек. И в особенности ему нравился сам Юри. Именно такой, — немного раскормленный и нежный. Когда он набирал вес, что-то в его облике неизбежно менялось, появлялась очаровательная виктимность, которую, впрочем, показывал он только Юре и зачастую только в их спальне. Юре кружило голову ощущение обладания чем-то, чего не было у других. "Никто не знает настоящего Кацуки Юри.." — Моё-ё! — Радостно-дрожащим голосом заявил Плисецкий, сминая Юри в объятии. — Знаешь, как я тебя люблю.. Тот дёрнулся в его руках, и Юра отстранился, ловя удивлённый взгляд. — Трахать! Трахать я тебя люблю! — Пояснил он внезапный порыв, — Поросё-ёночек! — Тигрёночек! Той же монетой отплатил Юри, легко скидывая с себя Плисецкого и нависая сверху. — И не забывай, тигрёночек, что у нас разные весовые категории. — Океей, подловил, — отвёл взгляд Юра, дико краснея при этом. — Надо же, есть ещё вещи, заставляющие тебя краснеть. Я удивлён! Юра хотел было возмутиться в привычном ключе, но губы его накрыли поцелуем, и он не задумываясь ответил, решив, что на издёвку отреагирует позже.