В последний раз

      Стерев с лица грим из пыли и известняка, едва разлепив веки, он видит над собой чистое голубое небо, солнце нещадно слепит глаза, а в голове гул и ускользающая мысль «Йо победил…», а дальше, уже не столь радостное осознание суровой реальности. С трудом поднимаясь, словно заново учась двигаться, обретает шаткое равновесие и опирается о то, что когда-то было семейной реликвией — обломок меча. Рен стоит, пытаясь понять, в каком направлении теперь нужно двигаться. На север. Юноша точно помнил, что в последний раз видел её там.       Бесконечные, мучительные минуты занимает этот путь. Его сердце отчаянно сжимается, стараясь удержать прыткую птицу надежды, что бьётся в истерике. Она жива, он верит в это. Хочет верить. Но где-то глубоко внутри давно уже всё понял. Вот пред глазами едва остывшее поле битвы, обломки оружий, чьи-то тела, но нигде не видно яркой копны рыжих волос. Тао вынужден обследовать каждого, кто остался на импровизированном кладбище. Канна, Пейот, Марион… И вот уже совсем близко бесцельно парит бесплотный дух ведьмы — Джек, её любимая кукла и верный соратник. Он то и дело облетает бурое пятно крови полметра в ширину. А в нём, весь в крови и грязи, лишь лиловый браслет. Его. Для неё. Ни следа, ни останков, чтобы можно было проститься. Горячие слёзы внезапно обжигают лицо юноши, думать одно, но увидеть… Дрожащей рукой он поднимает браслет и нежно прижимает к губам. Не прощаясь, отнюдь. Как обещание — помнить. …       Последующие месяцы проходят как в тумане, он не помнит, когда последний раз пил или ел. Сама жизнь буквально ускользает от него, не оставляя и толики воспоминаний. На улицах ему мерещится она в лёгком ситцевом платьице и туфельках на босу ногу. Мелькает меж прохожих, но не догнать. Фантом. Призрак. Воспоминание. Он, словно скользя сквозь встречных людей, стремится к ней, пытается поймать рукой, и, кажется, едва касается её волос. Но нет. Ушла. Потеряна и безвозвратно. Сверкает вместе с солнечными зайчиками в окнах, мерещится в отражениях витрин. Куда бы ни пошел, везде она и нет ее.       И тем же временем Тао нигде не может найти Йо. Друг словно испарился, а ведь только он смог бы понять всю горечь утраты шамана.       Возвращаясь к себе в квартиру, Рен пытается уснуть, но каждый раз шёлковые простыни, словно змеи, спутывают руки, воздух кажется раскаленным, будто в пустыне. Каждый вдох обжигает, но не дарит живительного кислорода. Будто его и вовсе нет. Садясь на постели, до звёздочек в глазах в привычном жесте прижимает руки к лицу и издаёт истошный вопль: «Мати». Но она не отзывается, не приходит, чтобы обнять и подарить лёгкий поцелуй в висок. От этого только горше.       В бессонной ночи, мечась по ненавистной постели — без неё это ад на земле, а не ложе — Тао вдруг слышит голос любимой, что, казалось, исчез навсегда. Она зовёт его за собой, просит прийти. И он срывается с кровати, чтобы выбежать как сумасшедший в гостиную, но та оказывается пуста. Лишь снова голос где-то на периферии сознания манит, влечёт, молит следовать за ним. Вот дверь входная, прочь, прочь из этой бетонной коробки, искусно создающей иллюзию богатства и благодати. Лестница, пролёт за пролётом, выше, выше, за ней, за голосом, пока он не пропал. И вот колющий ветер ночи пронизывает распахнутую рубашку, лижет выступающие рёбра, обтянутые тонкой кожей. Ноги медленно ступают по гравию, что устилает верх здания, но не чувствуют боли. Ведь впереди она. Стоит, как когда-то, улыбаясь своим мыслям и ему. Протягивает руки, и Рен, не задумываясь, впархивает в столь желанные объятия. Вот она, рядом, живая, настоящая, осязаемая. Он целует её скулы, губы, гладит волосы, не может оторвать глаз от возлюбленной.       — Я искал тебя, я ждал, молил всех богов и духов, чтобы ты вернулась. Как же я тебя ждал… — он сцеловывает влажные дорожки, что оставляют слёзы на щеках девушки, но не чувствует их влаги, — я так рад, что ты жива, Мати…       А улыбка девушки становится всё печальнее, она с готовностью отвечает на ласки возлюбленного, но после тихонько молвит:       — Отпусти меня, Рен, отпусти нас, любимый…       Шаман смотрит на девушку непонимающе, не в силах проронить ни слова. Он не может никак взять в толк, что же она такое говорит.       — Прошу тебя, ради твоего же блага, отпусти, — Матильда тыльной стороной ладони проводит по лицу Тао, а после запечатывает последний поцелуй на его губах.       Серая дымка вдруг затягивает окружающий мир, силуэт девушки становится все светлее и начинает ускользать из рук Рена. Он хочет догнать её, но не может, в отчаянии срывает голос на крик:       — Нет! Нет! Матильда! Мати! Мати!       — Тише, приятель, тише, — откуда-то издалека доносится, — Рен, открой глаза, ну же, давай, — до боли знакомый голос Хоро-Хоро и чьи-то сильные руки на плечах, — давай же, дружище, вернись к нам!       Тао нехотя открывает глаза и видит перед собой израненного друга, гримаса тревоги отпечаталась на его лице:       — Вот так, молодчина, — он помогает юноше усесться, придерживая его под спину, — мы думали, ты погиб…       — Матильда, — всё ещё в полубреду произносит шаман.       — Мне жаль, Рен, мне так жаль… — голос Усуи хрипит, — мы не успели…