Diva Rouge

Вся жизнь ее была быстрая, легкая смена ярких картинок, разноцветный праздничный калейдоскоп, граней в котором она — непоседа, юла, красная молния — давно уже не различала, да и, признаться, не желала различать. Кружась в нескончаемом водовороте балов, приемов и маскарадов, затягивая ближних в поющий и танцующий вихрь, ей же самой — не нарочно, совсем нет — созданный вокруг себя, всю свою короткую жизнь она тщетно искала — что-то или кого-то. А впрочем, чего уж там — именно «кого-то». Кого-то, в чьих умелых руках можно было бы, в конце концов, позволить себе действовать так, как страстно того желала капризная душа и молодое горячее сердце. Каких только не было мужчин, которые столь же сильно желали бы предоставить свои руки — да и, пожалуй, что не только руки — в это вожделенно-сладкое распоряжение мисс Плохой-девочки-из-хорошей-семьи, как с ядовитой злобой прозвали ее завистливые ровесницы и сердобольные старушки. И ни один из этих мужчин еще не оказался в ее глазах хорош настолько, насколько требовало того ее дерзкое богатое воображение. А между тем, всякий мужчина, женатый или холостой, гордящийся своей молодостью и свежестью или, напротив, пребывающий в довольно преклонном возрасте, почему-то считал необходимость понравиться ей таким же священным долгом, как и служение Британской империи. С серьезными намерениями, под предлогом делового контакта или непринужденной светской беседы, они бросались друг другу наперерез, распускали перед ней хвосты, стремились занять ее, увлечь, перекинуться парой слов на любую тему, все равно какую, лишь бы она отвечала. Более сдержанные и застенчивые, к великому неудовольствию своих дам, просто провожали ее взглядами: влюбленными, восхищенными, оценивающими, ненавистными, похотливыми, но никогда — равнодушными. Взгляды эти, как хорошие духи, стелились за ней благоухающим шлейфом, струились шелковой лентой, преломлялись о хрустальные грани изящного хрупкого силуэта и расходились от него тонкими лучиками, заставляя девушку буквально сиять уверенностью в себе и своей кричащей, опьяняющей красоте. Она запрокидывала головку, как маленькая птичка, и картинно, заливисто смеялась каждой рассказанной ей шутке, даже решительно несмешной; ее тонкий голосок нежно щебетал и мурлыкал, лаская, завораживая слух; она то игриво стреляла пронзительно-голубыми глазами из-под длинных ресниц, то, напротив, с деланной кротостью и застенчивостью опускала их, превращаясь в подобие нарядной фарфоровой куколки; ее пышное гротескное платье, вьющиеся спиральными локонами волосы и губы, изогнутые в самодовольной улыбке, с каждым мигом все более и более дышали, пульсировали цветом пылающего сердца, горели неповторимой алой мастью дамы червей, крепко сжимающей в пальчиках свою дьявольскую розу. Дама, королева, богиня, совершенство — вот как называли ее, и кем в совершенно очаровательной простоте она полагала себя, непринужденно и легко принимая свой образ чем-то, полностью само собой оправданным и разумеющимся. Всего одного взгляда оказалось достаточно, чтобы разбить этот образ вдребезги, уколоть беззащитное сердечко острой иглой разочарования, и впервые — впервые в жизни! — поселить в мыслях прелестницы самые что ни на есть настоящие сомнения, колебания и злость. Тяжелый взгляд, прямой, внимательный, преисполненный силы и мудрости старого льва, с годами сохранившего в гибких мускулистых членах былую мощь, царственность и грацию — взгляд воина, способный вытягивать в струнку целые армии, пронизывающий целиком, читающий все потаенные мысли, и вызывающий оттого неподдельное благоговение и ужас. И еще, что самое главное — взгляд совершенно безразличный к персоне мисс Люси Вестенра.