Принцесса-трещотка

Чем дальше путники продвигались, тем сильнее Гвиздо ненавидел всё: эти поля, эти пейзажи, эту каменную дорогу, этот мост между островами, эти лотосы и, конечно, эту говорливую девчонку! Достаточно быстро поняв, что Лиан-Чу слишком скромен, чтобы спокойно почивать на лаврах обожания, Зория занялась шлифовкой камня посерьёзнее. Уже через пару минут её бесконечных «Не может быть!» и «Ну ваще!» Гвиздо готов был биться головой о проплывающие мимо и безучастные к его страданиям острова.         — Я больше не могу! — простонал он голосом, полным муки, когда луна зависла над самыми лотосами, а Зория отвлеклась от него на писающего огнём Гектора. — Я скоро повешусь!        Лиан-Чу скромно присел рядом. На его лице блуждала какая-то не оформившаяся в слова мысль. Так и не поняв, что бы она значила, Гвиздо зашипел сквозь стиснутые зубы и прикоснулся к своей ступне. На ногах появились мозоли, и они болели, но раздражение от увязавшейся за ними девчонки было сильнее в разы. Не хватало только искры, которую благородно, но весьма неблагоразумно дал Лиан-Чу, тихо произнеся:         — Ты ноги натёр. Траву приложи.         — Да меня не мозоли достали, а вон та принцесса-трещотка! — рявкнул Гвиздо, мгновенно теряя остатки самообладания.        Большой парень глядел на него с вечным терпением на лице. Он привык к постоянным перепадам настроения друга и терпеливо ждал, когда дым от взорвавшейся бомбы развеется над безмятежным лотосовым полем.         — Почему? — наконец осторожно поинтересовался он, убедившись, что заряд тихих ругательств, которые Гвиздо бормотал себе под нос, заметно иссяк. — Потому, что она много говорит? Или потому, что при ней мы не можем начать прямо тут и сейчас?        Гвиздо встрепенулся, прекратив бормотать. «Начать» — это слово он любил. Особенно любил, когда его говорил Лиан-Чу. В его случае это означало лишь пару часов дичайшего наслаждения, ласковых поглаживаний по спине и нежных поцелуев. Лиан-Чу не умел быть жестоким со своим другом, а Гвиздо умел принимать его нежность, как нечто данное.         — Не знаю, — честно ответил он. Зория что-то весело залопотала, вторя лающему смеху Гектора, и карие глаза Гвиздо снова подёрнулись пленкой раздражения.        Лиан-Чу тихо вздохнул и сграбастал его в свои объятия. Они были страшны для любого врага, но сейчас гигант не побеждал — он успокаивал. И это ему удалось замечательно: Гвиздо прикрыл глаза и ощутимо расслабился, растекаясь в руках сильного друга маленькой тёплой лужицей.         — Может, в кусты? — с надеждой спросил он, сквозь приоткрытые веки бросая на Зорию быстрый взгляд.        На лице Лиан-Чу продолжало светиться доброе чувство, мягкое и пушистое, как шерсть Гектора, но в голосе звучала решимость опытного воина:         — Не сейчас.         — Но…         — Дождёмся, когда малышка уснёт.         — А-а-а!.. — Гвиздо, вскинувшийся было, снова откинул голову на могучее плечо друга и окончательно прикрыл глаза.        В этот момент к ним подбежала Зория с клубком шерсти в одной руке и спицами — в другой. Успокоившийся было Гвиздо снова слетел с катушек. Он вообще не любил, когда посторонние лазали в его с Лиан-Чу вещи, а тут эта наглая девчонка мало того что сорвала такой дивный момент, так ещё и чужие вещи залапала! В своё время он, Гвиздо, получил бы по мягкому месту за подобные дела. Разумеется, бить Зорию он не стал, но атмосфера в лагере ощутимо испортилась, и Лиан-Чу поспешно заварил всем чаю.        После чая Зория захотела послушать сказку. Гвиздо разрывался от желания рассказать ей, какая «сказка» бывает за пределами замков, но благоразумно воздержался от комментариев и под внимательно-любопытствующим взглядом Лиан-Чу взялся за книгу, которую протянула ему девочка. Зория не соврала: её бодрости хватило лишь на пол страницы, после чего она удачно отбыла в царство грёз, а Гвиздо не менее удачно оторвался от чтения, поставив жирную точку в приключениях принца Готика.         — Какая жуть! — Он поднял книгу на уровень глаз, разглядывая с брезгливым недоумением. — Неудивительно, что девчонка неугомонная! — Он осторожно покосился на Зорию и повернулся к Лиан-Чу. — Скажи, разве детям можно такое читать? Куда смотрят родители?!         — Не знаю. Мои никогда мне не читали, — вздохнув, признался Лиан-Чу. Вопрос друга взбороздил старую рану, но от неё за столько времени остался лишь белёсый шрам, и душевной боли гигант не почувствовал. Лишь светлую печаль и остатки некогда ужасного горя.         — А мои, видимо, читали. Вот поэтому и оставили в ужасном лесу, полном чудовищ! — Гвиздо потянулся, сбрасывая с тела сонливую расслабленность и снова перевёл взгляд на Зорию. — Когда она молчит, я даже не против её присутствия.         — Думаю, что сейчас её присутствие не желательно, — медленно протянул Лиан-Чу.        Взгляд Гвиздо наполнился недоумением, но когда мощная рука приподняла его в воздух, все вопросы отпали сразу. Лиан-Чу легко поднял друга — как обычную тряпичную куклу — и поцеловал в лоб.         — Да, я согласен с тобой, — заплетающимся языком произнёс Гвиздо, инстинктивно потянувшись к горячему телу своего гиганта.        Лиан-Чу утащил его в заросли странных голубых цветов и осторожно опустил на их мягкие сочные листья. Гвиздо тут же раскинул в сторону руки и, неотрывно глядя на друга большими карими глазами, развёл колени. Он полностью доверял Лиан-Чу, доверял и тело, и душу, и гигант не пытался навредить ему.        Прохладный воздух коснулся обнажённой груди, и соски моментально затвердели. Гвиздо тихо заскулил, продолжая преданно глядеть на Лиан-Чу, а тот, действуя неспешно и вкрадчиво, пополз ладонями к резинке штанов.         — Не шуми сильно, — предупредил он хрипло, обхватывая руками сосредоточие всего возбуждения и склоняясь над ним.        Тихие звуки природы наполнились негромким чавканьем и причмокиванием. Гвиздо взволнованно метался под нависшим над его телом другом, сжимая в кулачки потные ладони и тихо скуля сквозь стиснутую зубами губу. На осторожное проникновение сзади он оторвался придушенным писком и тут же сильней развёл ноги в стороны, позволяя Лиан-Чу устроиться поудобнее. Напряжение, царившее в теле весь день, сошло на нет, заменившись бешеным наслаждением — до стука крови в висках, до белых мушек перед крепко зажмуренным глазами с капельками слезы в углах.        Лиан-Чу продолжал водить рукой по мужскому достоинству своего друга, попутно проникая сзади, в тесную и тёплую щель между бледными худыми ягодицами. Было нелегко, несмотря на регулярные занятия, но гиганту было не занимать терпения, и вскоре что-то внутри Гвиздо с влажным хлюпаньем приоткрылось, позволяя ему проникнуть целиком. Гвиздо отреагировал на это чуть более громким, чем надо, вскриком, и Лиан-Чу остановился, позволяя ему заново расслабиться. Гигант очень любил своего друга и желал давать ему только ласки и нежность, которых Гвиздо был лишён с самого рождения.        Неизвестно, сколько времени прошло с тех пор, как они уединились. По ощущениям — словно год закончился, но на деле это не заняло больше двух часов. Потные, дрожащие от пережитого наслаждения и усталые, друзья лежали в зарослях пахучих цветов: Гвиздо — на спине с раскинутыми руками, и Лиан-Чу — на своём друге.        Всё казалось прекрасным: и погода, и ясное небо с поблёскивающими вдалеке огнями звёзд, и тишина… Птицы замолкли, словно поддавшись очарованию вечера, и Гвиздо сыто откинул голову набок.        Зория стояла в трёх шагах от них, крепко сжимая в руке отодвинутые ею — видать, давно, — стебельки цветов. У её ног сидел Гектор и сочувственно глядел на окаменевших друзей.        Секундный ступор тишины… И плотина прорвалась:         — Ого! Ну ваще-е-е! Это даже круче, чем у серебряного Готика и его верного оруженосца Кая!..        Гвиздо со страдальческим стоном зажмурился.         — Лиан-Чу, убей меня, пожалуйста.