Охота

      За спиной послышался треск сухих веток и глухое рычание. Совсем рядом, близко настолько, что, казалось, можно почуять вонь от дыхания адских гончих. Тупые твари, но отличные охотники.       Шик морщится и спиной вжимается в дерево. От крови, что сочится сквозь его кору, плащ и рубашка очень скоро становятся мокрыми, но ему на это плевать. Куда как важнее сейчас уйти от демонической своры, посланной [им]. Шик не обольщается: с рваной раной на ноге, которая при каждом шаге отдает вспышками тупой боли, сделать это будет не так-то просто.       Все тело непривычно ноет. Сердце бьется о грудную клетку настолько громко, что должно отдаваться эхом на всю Ишуэллу. Шик глотает комок вязкой слюны и пытается перевести дыхание. Получается плохо.       Воздух в Ишуэлле сухой, спертый, с привкусом мертвечины. Считается, что тут нет ничего живого, но не для [него]. Открыть сюда [дверь] для [него] — сущий пустяк. Привести сюда демонов и устроить охоту — раз плюнуть. Чертов Черныш… Хотя... сейчас едва ли можно было назвать то существо, занявшее его место, этим прозвищем. Демон, появление в их мире которого не сулит ничего хорошего. Король. Руд Криши. Ч-черт.       В глотке хрипит. Ему бы глоток воды и чуть-чуть отдышаться, тогда, возможно, получилось бы наскрести немного сил на еще один бросок в гущу леса. Подальше отсюда, подальше от этого пронизывающего, словно заглядывающего в саму душу взгляда.       Силы быстро иссякают: без своей магии он не на много сильнее обычного человека. Против [него] — настоящее ничтожество. Обидный факт. Шик его даже коснуться не сумел. Ни тогда, в королевском дворце, ни после того, как его без особого напряга чуть ли не за шкирку притащили в Ишуэллу.       Шик не трус, но даже тут его редкое здравомыслие взяло верх над желанием надрать демонам задницы. Будь у него магия, одна огненная печать разом решила бы все проблемы, и тогда [он] смотрел бы на него совсем иначе.       За спиной — склизкое дерево, свора демонических тварей и [он], как кукловод, управляющий своими демонами. Интересно, [ему] приносит удовольствие устроенное тут развлечение? Игра, в которой Шик вместо добычи. Парадоксально, но едва ли Шикмуон представлял себя когда-нибудь в этой роли.       Рычание слышится все отчетливей. Почуяли запах его крови? Неудивительно. Рана, перетянутая на скорую руку чем попало, все равно сильно кровоточила. Наверное, стоило подивиться тому, что уйти удалось настолько далеко.       Рука неосознанно сжимает рукоять меча со сломленным посредине лезвием еще сильнее, до побелевших костяшек. Против Короля магическое оружие оказалось полностью бесполезным. Один ленивый взмах [его] руки, и Шик остался практически беззащитным. Наверное, впервые он ощутил, что это такое — растерянность пополам с недоумением.       Шик слышит, как собственное дыхание сбивается на рваные частые вздохи — в унисон [его] неторопливым шагам. Он не слышит [его] приближения — кожей чувствует.       [Он] не торопится. Зачем, если добыча все равно никуда не денется? Добыча. От одного этого слова внутри у Шика моментально вспыхивает ярость. Никто и никогда не смел смотреть на него свысока, так, как делал это [он]. Как же хотелось вбить это бесстрастное лицо в камень, и так несколько раз, пока на дне синих омутов не начнут плескаться хоть какие-нибудь эмоции, кроме превосходства.       Шик надеется на старика, на его изворотливость и дурацкую привычку вытаскивать его задницу из любой передряги.       На груди болтается небольшой каплевидный артефакт, по которому можно отследить кого угодно и где угодно. А пока что… Пока что нужно еще чуть-чуть потянуть время.       Треск сухой ветки заставил Шика подобраться. Может быть, против [Короля] меч бесполезен, но против низкоуровневых демонов для защиты вполне сгодится. Может быть, получится потянуть время еще чуть-чуть.       Демоны, опьяненные запахом свежей крови и азартом погони, нападают безо всякого замедления. Шикмуон, стремительным рывком уходя вправо, бросает взгляд в сторону, откуда примчалась свора, но там пусто. Милостиво подаренная небольшая фора или счастливое везение?       От напряжения сводит скулы.       Гончие рычат, скалят клыки. Игольчатая шерсть дыбом. Двое заходят за спину, третья не сводит с глотки Шика внимательного взгляда. Шикмуон следит за движениями каждой. Нога ноет, но Шик заставляет себя не думать о боли. Не до этого. Запах мертвечины щекочет ноздри, забивает легкие.       Сглатывает.       И резко уходит в сторону, выставив перед собой меч. Визг, и в лицо неожиданно брызнула кровь. Первые секунды Шик пытается понять, чья. Повезло и он ее все-таки достал? Похоже на то.       Адская гончая корчится на земле, щедро орошая ту кровью. Визжит, пытаясь встать, но делает только хуже — из распоротого брюха вываливаются кишки. То ли от резкого тошнотворного запаха, то ли от кровопотери, но у Шика внезапно кружится голова. Дышать становится почти невыносимо.       Мертвую тишину Ишуэллы оглушает рык и визг двух других псов. Никаких передышек и отсрочек — на него бросаются с разных сторон, целясь в голову и грудь. Шик не иначе как чудом успевает пригнуться и отскочить влево. Секунда промедления, и когтистая лапа снесла бы ему голову. Но на этом его везение кончается, и в левое плечо вгрызается пасть с острыми, как иголки, клыками. Крик застревает в глотке, а все левое предплечье на секунду немеет.       Сил больше нет или только кажется, что нет?       Тварь стискивает челюсти еще сильнее, но боль, от которой, казалось, можно потерять рассудок, отрезвляет разум. Пот вперемешку с кровью заливает глаза, слипшиеся красные волосы мешают, но осколок меча во всю свою длину входит точно под лопатку, прямо туда, где сердце. Демон, издав агонизирующий вой, размыкает пасть и в одном резком прыжке отскакивает. Руки Шика все в крови, поэтому удержать рукоять меча не получается.       На несколько секунд под красным небом Ишуэллы разлилась тишина.       А потом Шик увидел [его].       [Он] стоял и просто смотрел. На него, на двух демонов, один из которых все еще дышал и даже пытался встать. Безразлично. Убийственно равнодушно смотрел. Такое знакомое и одновременно чужое лицо, [его] глаза, рассеченные длинным черным зрачком, принадлежать должны совсем другому человеку.       Шик тяжело дышит, тело, измученное схваткой с демонами, ноет, но он находит в себе силы встать. Черта с два он встретит [короля] коленопреклоненным! Упрямство, злоба и боль делают свое дело, и в глазах у огненного мага снова горит тот самый огонь, из-за которого большинство — бесполезный мусор, не стоящий его внимания, — боялось бросить в его сторону лишний взгляд.       Гончая, которую он на пару секунд упустил из виду — непозволительная роскошь, что могла стоить жизни, — не спешит приближаться, словно выжидая чего-то. Застыла возле своего хозяина и не моргая смотрит, готовая броситься в любую минуту. — Кто ты?       Голос, без единого намека на интерес, напрягает. Не Черныш, не он. Другое существо, более древнее и намного опаснее дурацкого мальчишки, посмевшего однажды бросить Шику вызов. Он не знает, как себя с ним вести, что отвечать. И это тоже чертовски сильно нервирует.       Потянуть бы еще время…       Молчание затягивается, что становится даже как-то неловко. Неловко от того, что его рассматривают, но Шик и близко не может прочитать выражение [его] лица. Чужой взгляд медленно скользит по нему от макушки до пят, и почему-то Шику становится жарко.       Сделать бы шаг назад, но нельзя, и Шик остается стоять на месте, когда [король] почти бесшумно приближается к нему. Теперь расстояние между ними — совсем ничего, настолько близко, что стал различим естественный запах чужого тела. Затхлый воздух Ишуэллы вдруг становится невыносимо горячим, как после парочки огненных печатей, и Шик непроизвольно сглатывает. Черт возьми, что происходит?        Так и хочется выкрикнуть этот вопрос прямо в бесстрастное лицо, но остается только стоять и хлопать глазами, как последнему придурку.       Убежать бы, но сил не осталось…       Глаза напротив мутят разум, поэтому касание подушечек чужих пальцев к собственной скуле осознать удалось не сразу. Интересно, [его] забавляет то, как смотрит Шик: с потрясением, смущением и непониманием?       Ладонь медленно перемещается на его затылок, и пальцы неожиданно аккуратно перебирают влажные слипшиеся от крови волосы. Шик вздрагивает, и ноги готовы вот-вот предательски подкоситься. Кажется, ещё немного и сердце выпрыгнет из груди, а мозги вскипят от напряжения. Черт, еще никогда Юджериан Пэл Кансиол не чувствовал себя настолько паршиво.       Отвернуться бы, спрятаться от этого пронизывающего насквозь взгляда, но нельзя, не позволяют. Не хватает воздуха, снова не хватает воздуха, когда чужое горячее дыхание касается уха, вызывая мириады мурашек по всему телу. Шик снова вздрагивает, от неожиданности, от непривычности ощущений, от одной только мысли, как, должно быть, интимно они смотрятся со стороны. [Король] дышит глубоко и ровно, вдыхает запах огненного мага, словно на вкус пробует, и молчит.       — Имя… как твое имя, человек?       [Он] немного отстраняется, но руку с затылка не убирает. Шик с опаской смотрит прямо [ему] в лицо, прямо в глаза с вертикальным зрачком. Кажется, он сходит с ума, но почему-то для него становится очень важным понять, что плещется в их синеве.       — Шикмуон.       Выговорить собственное имя оказалось совсем непросто. Не потому, что горло адски горело, а в глазах периодически темнело.       — Это не настоящее твое имя. Назови настоящее.       Шик непонимающе хмурится. Настоящее? Он имеет в виду…       — Ю-юджериан?       Взгляд напротив как-то незримо меняется. Теперь там — удовлетворение. Не привык, что ему перечат, отказывают? Шик тоже этого не любит. Именно потому в Столице с завидной регулярностью что-то взрывается и кто-то умирает.        Пальцы на его затылке чувствуют себя все увереннее. Поглаживают, теребят задеревенелые на холоде прядки — Шику неожиданно щекотно.       — Юджериан…       Голос, беспристрастный, словно ненастоящий, вызывает дрожь. Шикмуону бы отодвинуться хотя бы на полшага, но в [его] глазах — невысказанный приказ. [Он] смотрит на свою руку, потом на его лицо — взгляд останавливается где-то в районе сухих губ. И прижимается настолько близко, что от чужого тепла по телу Шика проходит волна крупной дрожи, словно кто боевой печатью припечатал. В чуть приоткрытые губы впиваются требовательным поцелуем. Быстро, дерзко, подавляя всякое неповиновение. Пальцы, до того лениво перебирающие волосы, теперь сжимают горло. Шик дергается, но жаркий язык все равно проскальзывает в рот. Не оттолкнуть, не отодвинуться. В голове шумит, как после парочки-другой порций хорошего алкоголя натощак. Должно быть, Шик начинает сходить с ума, но ему становится неожиданно приятно. Чужой язык творит во рту черте что, наказывая и одновременно даря наслаждение. Пульс учащается, а дыхание опять сводит — до головокружения.       Это могло продолжаться целую вечность, но до ушей вдруг доносится мерный гул отрывающегося портала, и в мозгу проясняется. Рука, до этого с силой сжимающая его горло, разжимает пальцы, и Шик делает осторожный шаг назад. Смотрит с непониманием и уже опаской, прищурив красные глаза. Демон позади [короля] предупреждающе рычит, глядя в сторону, откуда вот-вот должно появиться долгожданное спасение.       [Он] стоит и, кажется, не спешит никуда уходить. Кажется, [его] совсем не волнует, что буквально через несколько мгновений тут будет не один десяток магов, готовых разнести здесь все, до чего только руки дотянутся. Просто смотрит, и глаза в кровавой полутьме Ишуэллы светятся неестественным синим.       Демон рычит, нарушая повисшую тишину, и, кажется, только это заставляет [его] все же отступить назад, в черный зев портала. Шик дергается вперед, но рука ловит воздух там, где только что стоял [он].       Позади, словно сквозь толщу воды, знакомые голоса обрадовано выкрикивают его имя.       Шик несколько мгновений пялится в пустоту, но боль, когда Ван хватает его за плечи и разворачивает к себе, отрезвляет рассудок, и Шик с глухим стоном падает на колени.       Отчего-то ресницы слипаются…       Потянуть бы еще время…