***
Я открываю глаза и откашливаюсь. По лицу стекали капельки пота, а подушка покрылась следами пота. Наверное, во сне я снова бился, словно сумасшедший. Темнота окутывает всю комнату, заполняя собой каждую клетку, и слабеет под свечением, едва за окном озаряются вспышки молнии. Дождь не прекращался уже второй день, словно поддерживая меня в этом бесконечно ждущем чего-то состоянии, и бессильно пытался попасть ко мне в комнату. Из темноты возникает силуэт человека. Он выходит, неслышно ступая по полу, словно выныривает из пустоты, приобретая очертания моего давно мёртвого врага, БиБи. Он смотрит на меня свысока и произносит лишь одно слово: -Макс… Я резко выхватываю пистолет из-под подушки, направляю его в сторону видения, но его и след простыл. Мои руки тяжелеют, наполняются свинцом, заставляя выпустить оружие. Разум играет со мной, а ошибки прошлого не хотели отпускать. Он был лишь частью моего воображения, и ни я – ему, ни он – мне, сделать ничего не могли. Он мёртв, а мозг рисует в голове образы, которые всё чаще казались частью реальности. Я потихоньку сходил с ума, но не мог окончательно сдаться только благодаря человеку, все еще веровавшему в меня. Она была убийцей. Изгоем, в которого превращаюсь я сам. Я хочу провалиться, исчезнуть, но внутри что-то не позволяет это сделать. Мона Сакс. С её мнением нельзя было поспорить. Она считает, что у меня есть второй шанс. Но шанс на что? И зачем он мне, если смысл существования давно сжёг свои краски? Мы оба потеряли своих близких, однако она не желала опускать руки. Она хочет жить, а я не мог умереть. - Еще рано, Макс… - прозвучал в голове слабый голосок Мишель. Мона всегда на её стороне. Да, они такие разные – одна добрая, заботливая, то чудо, которое послано для моего спасения. Но я всё это просрал. Другая – строгая, рассудительная, неподконтрольная стерва, однако их заботливые руки не давали мне провалиться в собственное сознание. Они были теми, кто не давал мне утонуть. А я желаю смерти, как заворожённый скалюсь, смотря в дуло пистолета, желаю всем своим нутром встретиться со своей семьей, отправиться по ту сторону света, где мы могли быть вместе. И это желание опаляло и доводило до безумия. Она как игла, которую не вырвешь из своей груди. Но выбор был, и он передо мной. Каков он будет – с тем и буду существовать. Но выбирать не хочется. Только бросить весь этот грязный мир в пучину ада, а утром проснуться счастливым, в окружении давно утраченной семьи. Ошибиться нетрудно.***
Снег был подобен дождю, а холодный пронизывающий ветер пробирал до костей и не считал нужным останавливаться и дать передохнуть. Мона ждёт меня в переулке, и, смотря на нее, можно было подумать, что в своих огрубевших, но всё тех же знакомых рук, теребила очередную сигарету. Её лицо упорно пыталось спрятаться от летевшего снега, но он так и норовил приземлиться на её прекрасные ресницы и растаять, оставляя за собой лишь капли холодной воды. Плащ Моны свободно развевался, подчиняясь дуновению колющего ветра. Я, идя к Моне, на половине пути допиваю бутылку с виски и с силой бросаю её в сторону, чуть не теряя равновесие от сделанного усилия. Она разбилась вдребезги, оставив на стене темное пятно, а осколки, маленькие, как рой мошек, долетели до моих ботинок. Вторая, третья… Я их не считаю, мне давно стало всё равно. Но ноги подкашиваются, готовые бросить меня на землю словно мешок с мусором. Мона пошла мне навстречу, и, едва наши лица поравнялись, произнесла: -Хватит пить, Макс! – ее голос вытягивает меня из собственных размышлений. -Привет, - сплюнув, отвечаю я, при этом вглядываясь в её глаза. - Ты мне нужен, слышишь? Макс! Снова что-то не так. Снова мерзкие шакалы пытаются пробиться в мою полупустую жизнь, и положить меня на лопатки. Я не позволю. Не в этот раз. Я стряхиваю нахлынувшие вдруг мысли, и, улыбнувшись, если можно так назвать, отвечаю ей всего одной фразой: -Кто? В эту секунду она предстала передо мной совсем в другом образе. Она не была сильной, она растеряна, и словно желает, чтобы я закрыл ее своей сильной мужской рукой. Она была напугана чем-то, а меня причина не волновала. Мне всё равно. Я готов уничтожить что угодно. Цепь последних событий выбивает из колеи до сих пор. Гонит меня, рвёт и выматывает до нитки. Издевается… Во мне просыпалась животная, непреодолимая, неконтролируемая ярость. На весь серый, занесенный хлопьями снега мир. Для меня он неважен. Мона смотрит на меня, ожидая ответа. Ответа от человека, которого больше ничего не волнует. Ни грязные улицы этого поганого города, ни его жители, пронизанные насквозь своей лживой и никчёмной сущностью. Грудь Моны, открытая вырезом в тонкой чёрной майке, поднимается в такт вдоху. Быстрому и частому. Она сравнима с уставшей львицей. Но в эту секунду я буду рядом. И я готов её защитить. Чувствую, как становлюсь психом. Время замедлялось для нас, весь мир для нас словно замирает. Мне не всё равно. Я взял ее за талию и резким движением притянул к себе, не отрывая от нее взгляда. От ее глаз, от ее выделяющейся фигуры, которая завораживала меня, я схожу с ума. Это женщина сносит мне голову. Она не сопротивляется, да и не хотела. Она моя. Убийца и полицейский, мы оба были создателями своей Валгаллы. И пусть неведомые крылатые бестии склоняют перед нами головы, признавая нас равными себе. Мы сливаемся в одно целое, её неудержимые губы прижимаются к моим всё крепче, вгрызались в мою плоть, то отстраняясь от меня, она сжимала зубы, в бессилии, что не может быть еще ближе ко мне, то вновь желая сойтись в танце посреди гнилого переулка. Ещё, насколько это только было возможно. Ей этого мало. Её разрывает от рвущейся страсти, она тянется, но не может дотянуться. И пусть все вокруг сгорит в огне. А закрывая глаза, я вновь прошу прощения у холодного трупа моей жены… Она целует меня, и словно сумасшедшая царапает ногтями мою куртку, шею, её не перестаёт трясти от неконтролируемого животного желания. Сильного, и в тоже время невинного. Каждый из нас желает спокойной жизни, существования в мире, в который не проберётся зло, не отберёт то важное, что у нас осталось. Но никуда не деться, не сбежать, и не похоронить самого себя от напора, терзаемого наши раненные души. - Они здесь! – вдруг ворвался в мозг чей-то голос. Двое мужчин в куртках выскочили из-за угла и вскинули автоматы. Я успел схватить Мону за руку и оттолкнуть в сторону, в безопасное, как мне показалось, место, в тоже время правой рукой выхватывая свой пистолет. Я возжелал крови, и этот исход пусть решит Беретта. Секунды растянулись, вытягивая за собой снег, холод, мою жизнь и жизнь Моны. Я отталкиваюсь от мёрзлой земли, падаю спиной назад, стараясь успеть прицелиться в тени вставших на моём пути, и спускаю курок, выпуская пули одну за другой. Это мой ад, моя минута и мой выбор. Это моё наказание. Убийц скосило в мгновение ока, они падают на землю безжизненными кусками плоти. Эти двое пополнили мой список. Список тех, кого я караю, преступая закон. Мона исчезла, оставив вместо себя лишь следы на снегу…***
Лед ломается, покрывается трещинами, рычит, пока под напором не взрывается кусками глыб в разные стороны. Он освобождает путь одинокой, заляпанной высохшей кровью, руке. Она тянется навстречу свету, навстречу надежде, которая может и не проснутся. Все мы в клетке, даже того не осознавая, бродя по миру, величие которого не видим даже в собственном отражении. И если есть хоть какое-то спасение, то почему мы стоим на месте? Даже не пытаемся ухватиться за спасительный для нас якорь, вынырнувший из глубин ледяного плена. Я свободен, но от ноющей боли невозможно избавиться. Особенно, если она – часть тебя. И как ни старайся, но смерть способна выбирать – быть на твоей стороне, или преклониться перед теми, кто больше её желает. Но я не намерен отдавать всё то, что у меня оставалось от прежней жизни. От прежнего меня. Я нашел ее, и хочу сберечь. От мира, в котором свету нет места. И не важно - в какую пропасть мне снова придётся броситься. Она могла бы стать моим маяком, тем самым якорем, способным вырвать меня из мрака затянувшейся ночи. Не осуждай меня, Мишель. Я уверен, что у нас ещё будет шанс.