Родная кровь

Хуже всего в ситуации, в которой оказался Каин, было вовсе не то, что второй все время на шаг опережал его, не то, что у Сесила, очевидно, поехала крыша, и даже не то, что он шкурой чуял, что впереди ждут неприятности еще крупнее. Нет, хуже всего был этот ребенок, свалившийся ему на голову в момент, когда Каин меньше всего этого ожидал. Теодор боялся монстров, нетвердо держал меч и по ночам во сне звал маму. Каину постоянно хотелось взять его за шкирку и хорошенько встряхнуть: они с Сесилом в этом возрасте не были такими неженками! Но Теодор смотрел на него широко открытыми восхищенными глазами, и любые упреки застревали у Каина в горле. У мальчишки были глаза Розы. У мальчишки вообще все было от Розы. Ничего он не взял от Сесила, и сейчас Каин был этому рад. Вина грызла его изнутри, как особенно прожорливый, особенно ненасытный монстр. Вина была похожа на вбитый в грудь наконечник копья: тяжело было дышать, двигаться... жить. Каин думал, что семнадцать лет изгнания искупили эту вину, но образ Сесила все еще висел перед глазами немым упреком. «Ты был моим лучшим другом, а я предал тебя, пытался отнять у тебя Розу, пытался убить тебя. Имею ли я право заботиться о твоем сыне?» Но Теодор тянулся к нему, и у Каина не оставалось другого выбора. — У тебя плохие отношения с отцом? — спросил Безымянный однажды на стоянке. «Безымянный» — так его про себя обозначал Теодор, хотя вслух старался обращаться так, чтобы вообще не приходилось никак называть. Иногда Теодор ловил себя на мысли, что хотел бы, чтобы его спутник доверял ему немного больше, чтобы доверил хотя бы свое имя — после всего, что они пережили вместе! — но не знал, как ему в этом помочь. Теодор поежился. Было холодно, голодно, сыро и мерзко. Костер плохо горел на влажном полу пещеры, и Безымянный то и дело скармливал ему ветку за веткой. В такую омерзительную ночевку не оставалось ничего кроме как разгонять мрак и сырость разговорами, поэтому Теодор серьезно задумался над ответом. — «Плохие»... Это не то слово, — наконец произнес он. — Неподходящее. Я люблю отца и знаю, что он меня любит, но... Безымянный молчал, привалившись спиной к стене пещеры и глядя в сторону. Отблески пламени плясали на бледном лице, выбившихся из-под тюрбана светлых волосах. Теодор не знал, как объяснить то, что чувствовал, и заговорил — сбивчиво, боясь потерять нить. — Просто... Понимаете, он король. И не просто король — герой, спаситель мира. Везде, куда мы ни отправились бы, все славят его... и маму тоже. Если бы не они, меня бы не было... и ничего бы не было, потому что мир был бы уничтожен. По лицу Безымянного прошла тень. Или это отблески огня так причудливо сложились? — А я... ну, вы сами видите. Я себя ощущаю таким слабым, таким... ничтожным рядом с ними... И я чувствую, что отец тоже во мне разочарован. Он не таким хотел бы видеть своего сына. — Это не так, — тихо произнес Безымянный, но Теодор едва обратил на это внимание. Он наконец нащупал, рассмотрел главное, и теперь слова лезли из него, и никак не получилось бы запихнуть их обратно в глотку — даже если бы захотел. — Я люблю отца, я равняюсь на него и уважаю, он мой пример для подражания... Но я никогда не чувствовал, что он мой друг! Безымянный глубоко вздохнул и наконец посмотрел на него. В его глазах Теодор неожиданно прочел понимание, и сердце рванулось в груди. «Почему мой отец не может быть похожим на него...» — подумал он, но эта мысль умерла раньше, чем он успел полностью осознать ее. Теодор набрал в грудь воздуха и решил воспользоваться моментом этого понимания. — А вы... что вам сделал Каин Хайвинд? Безымянный содрогнулся. Встал, обошел костер, снял свой драный, весь в заплатках плащ и набросил на плечи Теодора. — Ты весь трясешься, мне совесть не позволяет сидеть в нем, пока ребенок мерзнет. Теодор благодарно закутался в плащ, сразу почувствовав, как холод и сырость немного отступили. — А как же вы? — Я привык, — ответил он, возвращаясь на свое место. — А что до твоего вопроса... Каин Хайвинд отнял у меня все. Разрушил саму мою жизнь. Этого достаточно, чтобы желать убить его? Теодор опустил глаза, боясь расспрашивать дальше. Мальчишка держал копье неловко, явно не очень понимая, что делать с таким длинным древком и таким странным наконечником. Наудачу махнул раз, второй, на третий копье ушло в землю на целую ладонь, а Теодор по инерции чуть не зарылся в нее носом. Каин подавил вздох. Сколько он видел таких новичков-драгунов, да и сам был таким — уже достаточно давно, чтобы забыть, каково это. Мелькнула мысль отобрать у Теодора копье, отдав ему свой палаш, но Каин ее отогнал. Вряд ли сейчас его навыки остались такими же, как были до разделения, поэтому как бы он не стал выглядеть еще более жалко. Да и сроднился уже с мечом. Теодор снова махнул — слишком широко. Копье вылетело у него из рук и упало в траву неподалеку. — Ты держишь его как меч, — все-таки не удержался Каин. — Расставь шире ладони, древко для того, чтобы за него держаться! Копье обладает большей инерцией, поэтому следи за движениями своего тела. — Вы умеете обращаться с копьем? — поразился Теодор, подбирая оружие. — Немного, — ответил он, подошел к мальчишке и раздвинул его руки на древке. — Вот так. А теперь попытайся не делать таких широких замахов: копье — колющее, а не рубящее оружие. — Ну почему мой меч сломался так не вовремя? — пробормотал Теодор, делая пару резких выпадов — все еще довольно бестолковых, но уже способных заколоть слабенького монстра. — Мы купим в Кайпо тебе новый, — пообещал Каин и подвинул ногой ступню Теодора правее. — Попробуй из этой стойки. Тот пару раз кольнул копьем, прошивая воздух наконечником, а потом, войдя во вкус, издал какой-то боевой клич и махнул с таким энтузиазмом, что чуть не отрезал Каину голову — только многолетние тренировки и хорошая реакция позволили ему вовремя присесть. — Ой! — мальчишка в ужасе отпрыгнул. — Извините!.. Я вас не задел? — Нет, — хмыкнул Каин, распрямляясь. — Но правда ведь так лучше? — Намного! — просиял Теодор и тут же покраснел. — А вы... вы не проведете со мной спарринг? Чтобы я освоился? Каин пожал плечами. Собственно, почему бы и нет. Все равно раньше завтрашнего утра двигаться дальше небезопасно, так почему бы не потратить стоянку на что-то действительно полезное? Каин обнажил свой палаш, развернул так, чтобы бить Теодора тупой стороной. — Давай попробуем. — Здорово! — отозвался тот и добавил, намного тише. — А отец никогда сам меня не тренирует... Сердце Каина рванула боль. «Какой же ты идиот, Сесил, — зло подумал он, наблюдая, как Теодор пытается самостоятельно воспроизвести показанную стойку. — У тебя такой чудесный сын, ребенок Розы — да я все на свете отдал бы, чтобы у меня был ребенок от Розы! А у тебя все было, и ты все упустил. Ну и кто ты после этого?» Теодор наконец-то принял нужное положение и махнул копьем, и все мысли вымело из его головы. — Мама... — плакал Теодор во сне. — Мамочка... Каин выполз из-под одеяла, подбросил пару поленьев в прогорающий костер и подошел к Теодору. Тому явно снился кошмар — он вздрагивал и всхлипывал, на щеках блестели следы слез. «Разве мало у него сейчас поводов для ночных кошмаров?» Каин сел рядом. Опустил ладонь на слипшиеся от пота волосы, осторожно погладил, стараясь этим прикосновением успокоить, передать в его сон простой посыл — «Ты не один, я рядом и защищаю тебя». И это подействовало — постепенно Теодор затих, свернулся клубочком и засопел. Каин поправил его одеяло и остался сидеть рядом. Ему тоже очень плохо спалось, и сон, приснившийся ему, вполне походил на кошмар, хоть начинался совсем неплохо. Во сне к нему пришла Роза, обняла, становясь на цыпочки, дотянулась до его губ. В жизни Каин не знал их вкуса, поэтому целовал — жадно и нетерпеливо, выплескивая с этими резкими, почти грубыми поцелуями долгие годы безответной любви и одиночества. А потом Роза оказалась под ним, он гладил ее обнаженное, податливое тело, целовал нежную грудь с бледно-розовыми сосками, раздвинул бедра, ловя пальцами влагу между ног... И вот в этот самый момент что-то изменилось. Что-то во всем этом было неправильное, Каин вдруг заметил на щеках Розы дорожки слез, заметил след укуса на ее груди и синяки от пальцев на плечах. Заметил, что она вовсе не податлива — напряжена и испуганна, что ее руки упираются в его грудь, пытаясь помешать, не позволить ему, что Роза стонет вовсе не от наслаждения, что стоны ее больше похожи на крики боли... Каин проснулся мокрый как мышь и ужасно, невыразимо перепуганный, долго лежал, пытаясь успокоить колотящееся сердце, а потом услышал, как плачет Теодор... И сейчас, вспомнив все подробности этого кошмара, Каин опять ощутил, как его бьет озноб. — Если я действительно такой... — произнес он вслух. — Наверное, хорошо, что ты выбрала Сесила. И пусть он не идеальный отец для Теодора — я был бы несоизмеримо худшим. Теодор не проснулся. Каин Хайвинд тащил маму за руку, а она упиралась, пыталась высвободить запястье, пыталась хоть как-то замедлить его продвижение вперед, а он тащил и тащил, не обращая внимания на ее слабое сопротивление. Теодор заметил все это сразу, в один миг, когда забежал в холл Баронского замка, и не смог удержаться: — Мама! Они оба остановились. Каин окинул взглядом всех, вбежавших в холл следом за Теодором, а мамины глаза скользнули по сыну и остановились на ком-то за его спиной. — Каин, помоги! — крикнула она, и этот крик — резкий, отчаянный вопль — расколол установившуюся было тишину, разбив ее на кусочки, как витраж. Теодор обернулся — и увидел мгновенно разлившуюся по лицу Безымянного бледность. Он все еще ничего не понимал, но король Эдвард оказался сообразительнее. — Не понял, — озадаченно пробормотал он, переводя взгляд с Каина Хайвинда на Безымянного и обратно. И только тогда Теодор тоже увидел. Даже сейчас, когда лицо одного из них искажала свирепая ярость, а лицо второго — ужас, это было одно лицо. Одинаковые глаза. Одинаковые носы, рты, подбородки. Одинаковые светлые волосы. Как будто посередине холла стояло зеркало, из всей компании отражавшее только Безымянного. — Я тоже, — Сид ошалело захлопал глазами. — Моя жена Каина в родах принимала, у него совершенно точно не было брата-близнеца... так кто же из вас настоящий, мужики? — Я, — произнесли оба в унисон и прошили друг друга далекими от дружелюбия взглядами. — Мы оба, — поправился Безымянный, обнажая палаш. — Мы оба — две части того Каина Хайвинда, которого вы знали. Но сейчас это не имеет никакого значения. Отпусти Розу. Каин медленно разжал пальцы, сжимающие запястье матери, и ухмыльнулся. — Хочешь убить меня? Но ты не хуже меня знаешь, кто я такой, что я — твои самые темные, самые тайные желания. И это не я — это мы оба забрали Розу. И если бы мы с тобой все еще были одним и тем же — он бы ее не отпустил. — Я знаю, кто ты, — спокойно ответил Безымянный. — И именно поэтому я одержу победу. Мама отступила на пару шагов, и такой ужас появился на ее лице, что Теодору захотелось зареветь, как в детстве, и обнять ее. Но нельзя было, он ведь уже не ребенок. А вот помочь Безымянному, сначала помочь, а потом уже разбираться, кто он такой и что здесь происходит... Кто-то положил руку ему на плечо. Теодор обернулся: Сид. — Стой на месте, сынок, — произнес он, не отрывая взгляда от столкнувшихся клинков. — Это его бой, и никто не сможет победить, кроме него. Теодор закусил губу. Очень скоро стало понятно, что, несмотря ни на что, Безымянный проигрывает. Его палаш был короче копья Каина, да и сражался он совсем не так мастерски. Теодор следил за ходом боя, сжимая ладонь на рукояти меча, закусив губу. Он так боялся, что Безымянный — или сейчас правильнее стало называть его Каином? — проиграет и погибнет, что готов был кинуться в бой в любой момент — да вот только Сид все еще придерживал его за плечо, и оставалось только наблюдать. Наконец случилось то, что было неизбежно с самого начала — второй-Каин выбил из руки его-Каина палаш, и тот, зазвенев по камню плит, полетел в угол. Его-Каин кинулся было за ним, но уперся грудью в наконечник копья. Второй-Каин улыбался. И в этот момент Теодор сообразил. Он все еще таскал с собой копье, то самое, управляться с которым его учил Безымянный — и хоть они действительно купили в Кайпо ему новый меч, копье все равно не продали — так и носил его Теодор за спиной, до сих пор не совсем понимая, зачем... Вот за этим. Он сорвал копье с перевязи, поднял над головой и метнул. — Лови! Роза до сих пор не могла поверить, что все это происходило с ней на самом деле. Нападение на замок. Дамциан в огне. Кристаллы, снова собравшиеся в одних руках. И Каин. Два Каина, если быть точной. Роза так и не поняла, как он умудрился разделиться на двоих человек, но приходилось верить своим глазам. В ее душе кружила чудовищная смесь из страха, боли, надежды и любви, и Роза едва следила за ходом поединка. Очнулась она всего раз — когда Теодор, ее сын, ее мальчик, неуловимо изменившийся с тех пор, как она в последний раз видела его, бросил Каину копье, а тот поймал. В этот момент Роза ощутила, что готова заплакать. Она успокаивала себя тем, что это было неизбежно, но ничего не могла сделать со своим сердцем. А сердце чувствовало, что ее мир вот-вот готов рухнуть, что хрупкая иллюзия счастья, выстраиваемая все семнадцать лет, вот-вот даст трещину, и у Розы нет никаких средств, чтобы предотвратить это крушение... Потом произошло что-то, и Каин остался один. Он стоял перед ними, и, пожалуй, никогда не был прекраснее — сильный мужчина, цельный, осознавший свои слабости и победивший их. Сид и Эдвард хлопали его по спине и поздравляли с возвращением, Теодор крепко обнял — как иногда, очень редко, обнимал Сесила, а Роза все никак не могла сдвинуться с места. Вместо нее с места сошел Каин. Опустился на одно колено, собрал Кристаллы, оставшиеся лежать на полу после того, как двойник исчез. Протянул их Розе. — Возьми, — тихо произнес. — Сохрани их. Роза опустила взгляд, чтобы не смотреть ему в глаза. Сесил был самым добрым, самым светлым человеком, которого Эдвард когда-либо знал, и тем страшнее было смотреть на него сейчас. Это был не Сесил, кто угодно, но не он — чудовище принявшее облик его друга. Лицо, неуловимо похожее на посмертную маску, жестокость в глазах, жестокость в словах, жестокость в широком взмахе меча — ни в одном кошмаре Эдвард не видел Сесила таким. Каин отступил, тяжело опустился на колени. Из-под прижатой к плечу ладони тонкой струйкой текла и капала на пол кровь, разливаясь там лужицей. Эдвард кинулся к нему одновременно с Розой, на ходу достал из сумки лечебное зелье, но Сесил успел раньше — он в мгновение ока оказался напротив Каина, поднял меч для добивающего удара... Сталь звякнула о сталь. Сесил опустил клинок. Перед ним, держа меч в трясущихся руках, стоял Теодор и закрывал Каина собой. На его ресницах блестели слезы, мальчика явно колотило от ужаса, но опускать меч он не собирался, глядя на отца с прямой, жесткой решимостью в глазах. Роза прижала ладони к губам. Сесил криво усмехнулся и спросил странно прерывающимся голосом: — Ты будешь сражаться со мной? Будешь ради него сражаться с собственным отцом? Слез на ресницах Теодора стало больше, они потекли по щекам, но он быстро утер лицо плечом и перехватил меч покрепче. — Буду, отец! Сесил склонил голову к плечу, рассматривая сына так, словно впервые его увидел. — Ну что ж... Кровь не водица, верно, сынок? Давай сразимся. Роза крикнула, и этот крик долго потом стоял у Эдварда в ушах. Теодор о чем-то тихо рассказывал Каину, а тот внимательно слушал, иногда кивая. Роза отвернулась. Сейчас была очередь Ридии сидеть с Сесилом, и она сидела — заботливо поглаживая его по руке и рассказывая, что все будет хорошо, что они всех спасут... Роза сомневалась, что Сесил хоть что-то слышит, но Ридии была благодарна — та руководствовалась самыми светлыми побуждениями. Трудно было поверить даже в то, что Сесила, самого стойкого и непоколебимого, смогли вот так просто взять под контроль, но ничего другого не оставалось. Даже если бы Менады не признались сами в том, что использовали его, как марионетку, Роза все равно никогда не поверила бы, что Сесил, ее Сесил, мог быть таким холодным и жестоким. И когда контроль наконец был сломан, она понадеялась было, что все будет хорошо... Но все обернулось новым кошмаром. С того момента, как Сесил вырвался из-под власти Менад, он вообще ни на что не реагировал. Не узнавал никого, не понимал, что с ним. Почти все время его глаза были открыты, но в них — этих добрых, сияющих глазах, всегда дававших ей силы — не появлялось ни проблеска мысли. Как будто здесь, рядом с ними, находилось лишь тело, а душа Сесила уплыла так далеко, что не догнать, не найти... Роза пыталась не думать о том, что будет, если он так и не придет в себя. Все равно ей было о чем поразмышлять и без того. Увидев ее, Ридия встала. Устало потерла глаза. — Иди спи, — Роза безошибочно узнала этот жест. — Я с ним посижу. Ридия мягко, чуть виновато улыбнулась, но спорить не стала. Вышла из отсека корабля, тихо притворив за собой дверь. Роза села на ее место, взяла руку Сесила, а затем прижала сначала ко лбу, потом к губам, чувствуя, как из глаз текут слезы. Рука была теплая. Если бы Сесил был здесь, он бы уже вытер ее слезы этой теплой, нежной ладонью... но Роза не знала, где его искать. — Если бы я знала... — прошептала она. — Я обманулась, как и ты. Ты был прав — кровь не водица... Сзади послышался звук открываемой двери. Роза обернулась — и встретилась глазами с взглядом Каина. Тот, похоже, испугался ее перекошенного, залитого слезами лица — он попятился. — Прости, я не хотел мешать... Гольбез просил передать, что приземление через два часа. Он говорил совершенно спокойно, как будто ничего не держал за пазухой, как будто ничего не боялся, и в это совершенно невозможно было поверить после... после всего. Роза подняла руку, ладонью стерла слезы. Устало, безнадежно посмотрела на него. — Скажи... неужели ты правда не помнишь? — Что помню? — удивился Каин. — О чем ты, Роза? Она смотрела на него — и по лицу, по глазам видела, что он не лгал. Что он действительно не помнил, что не понимал, о чем она говорила, а в глубине души, может, думал, что она спятила после всего пережитого... Вот как, значит. Ей — такая боль, а ему — чистая страница... — Да так, — она отвернулась, глядя в спокойное лицо Сесила. — Мелочь. Спасибо, что передал слова Гольбеза. Каин еще несколько секунд стоял за ее спиной, а потом вышел, и она снова осталась с Сесилом. Сесил бездумно смотрел в магический огонь, горевший прямо на серых плитах, и пытался представить, что будет ждать его после того, как он снова спасет мир. Снова спасет мир. Как будто первого раза было недостаточно. Магический огонь был всем хорош — не требовал дерева, не гас — но сейчас так хотелось пошевелить угли, вызвав сноп искр в темноте, что у Сесила чесались руки. «Интересно, я хоть когда-нибудь буду жить нормально, без вот этого всего, спасения мира и закопанных в глубине души страшных воспоминаний и тайн?» Сзади послышались шаги. Почти все уже спали, но время от времени то тот, то другой подсаживался к костру, перебрасываясь с Сесилом парой словечек, поэтому он не обернулся. — Шел бы ты спать. Гольбез, определил по голосу Сесил и фыркнул: — Ты, конечно, мой старший брат, но гнать меня в постель надо было на тридцать лет раньше. Гольбез обошел костер, сел рядом с ним на корточки. Сунул руку в огонь; это ведь его огонь, вспомнил Сесил. Именно Гольбез поддерживает своей магией костер этой ночью, поэтому его и не обжигает. — Как ты? — тихо спросил он. Сесил пожал плечами. — Мне кажется, во мне ничего не изменилось, но я плохо помню, что творил, когда был под контролем Менад. Не могу понять, где воспоминания с того времени, а где сны или бред. Гольбез кивнул. — После контроля всегда так. Когда я сбросил власть Земуса, я тоже очень долго отделял настоящие воспоминания от фальшивых. Сесил улыбнулся. — Зато теперь я могу понять тебя и Каина. Мы все трое в одной лодке побывали... Оба замолчали. Сесил просто смотрел в огонь, Гольбез перебирал его пальцами и, казалось, о чем-то размышлял. Сесил видел, как на его лице боролись неуверенность и решимость, и наконец не выдержал: — Говори, чего ты мнешься? Гольбез тяжело вздохнул и вынул руку из костра. — Хороший у тебя сын... — начал неуверенно, и сердце Сесила болезненно дернуло. — Добрый и отважный юноша, просто чудесный, но... Сесил, слушай, я понимаю, что сейчас не время, и я никоим образом не пытаюсь усомниться в Розе... Я не знаю, как сказать. Сесил молчал, глядя в костер. В глубине души он догадывался, что скажет брат, но все еще надеялся — вдруг обойдется? — Я семнадцать лет провел среди лунарианцев, и теперь я, как и Фусойя, чувствую нашу кровь. А в Теодоре ее нет. Он не лунарианец, ни на четверть, ни на одну сотую. Извини меня, я должен был, наверное, сказать тебе об этом как-то по-другому, но я точно уверен, что не имел права молчать. Сесил втянул воздух сквозь стиснутые зубы. По спине побежали мурашки. Да как он не сообразил раньше? Как не понял, что можно обмануть кого угодно, что никто не усомнится, и только Гольбез — Гольбез точно догадается? — Так и есть, — собрав все свое мужество, спокойно ответил он. Вот теперь Гольбез удивился — он вскинул на Сесила изумленные глаза. — Ты знал? Сесил кивнул: — Всегда. Помнишь, как ты взял Розу в заложники? — Конечно. Я многое забыл, но это слишком яркое воспоминание — именно тогда я узнал в тебе своего брата. Сесил пошевелился, устраиваясь поудобнее. Он не знал, имеет ли право об этом рассказывать, но он так долго носил это в себе, что не мог больше молчать. К тому же Гольбез был его родным братом — кровь не водица — да и свою роль в случившемся тоже сыграл, пусть и не главную. — Каин тогда служил тебе, и именно он охранял Розу. И в одну ночь он ее изнасиловал. Если бы я думал, что он сделал это по твоему приказу, я бы сейчас так спокойно с тобой не разговаривал, но это, похоже, было его собственное желание. Лицо Гольбеза застыло, и спустя несколько секунд он медленно покачал головой: — Я не знал, Сесил. Я клянусь. Я держал его под контролем, но не вертел им, как марионеткой — у него оставалась определенная свобода действий, и, наверное... — Я тебе верю, — Сесил смотрел в огонь — так говорить было легче. — Роза сразу рассказала мне — плакала, говорила, что больше не сможет выйти за меня замуж... Но мне было наплевать, я любил ее и женился на ней, несущей семя другого мужчины. И сейчас я бы поступил так же. Оба молчали, Сесил бездумно смотрел на багровые языки пламени, чувствуя странную пустоту внутри — как будто из сердца вынули ядовитый шип, медленно отравлявший его все эти годы. — Сесил... — тихо позвал Гольбез, когда тишина затянулась. — А Каин знает? Знает, что Теодор его сын? — Теодор мой сын, — мягко поправил Сесил. — Плоть от плоти Каина, да — но он мой сын и всегда будет моим. Кровь тянется к крови, и они понимают друг друга лучше, чем я — любого из них... Но все равно он остается моим сыном. Он еще немного помолчал. — Каин не знает, он вообще не помнит, что сотворил это. И самое странное, что я даже ненавидеть его не могу. Не после всего, что я сам натворил, будучи не в своем уме. — Ты скажешь ему? — тихо спросил Гольбез. — Не знаю. Одна моя половина хочет похоронить это все, жить дальше спокойно, любить Розу и Теодора, взять Каина к себе на службу, и пусть уж общаются дальше, если они так подружились. А вторая хочет сказать, чтобы причинить ему боль, сравнимую с той, что он причинил Розе. Но это голос темного рыцаря внутри меня... и я не хочу его слушать, брат. Больше не хочу. Он встал, Гольбез тоже. Брат положил руку ему на плечо, это было теплое, родное, успокаивающее прикосновение, и Сесил благодарно пожал его ладонь. — Папа, папа! — Теодор с разбегу влетел в кабинет, поскользнулся на отполированных плитах пола и упал бы — если бы Сесил не поймал его за локоть. — Давно ничего себе не ломал, — прокомментировала Роза. Вместо ответа сын по-детски повис у нее на шее и поцеловал в щеку — она с удивлением отметила, что Теодор не только стал вести себя взрослее, но и подрос, и сейчас был одного с ней роста. — Мамочка, не сердись! Папа, — он обернулся к Сесилу, все еще не выпуская Розу из объятий. — А это правда, что ты назначил Каина командиром «Красных Крыльев»? — Правда, — с улыбкой подтвердил тот. — Но это не дает тебе никаких преимуществ. Пусть Каин относится к тебе как к сыну — спуску он все равно не даст, я его знаю. — Мне не нужны поблажки! — оскорбился Теодор. — Я просто рад, что он не уйдет обратно на Гору. Он меня стольким важным вещам научил... — Да, под его влиянием ты очень повзрослел, — серьезно отозвался Сесил и потрепал сына по голове. — Я рад, что ты рад. И раз уж ты сам пришел — у меня есть несколько часов до послеобеденного совещания, ты не хочешь устроить спарринг на заднем дворе? Глаза Теодора засияли, и он энергично закивал. — Меч против меча! Великий двукратный спаситель мира Сесил Харви против претендента! Пойдем, папа, и я тебе всыплю! Роза засмеялась и, глядя, как муж и сын вдвоем, плечом к плечу, вышли за дверь, впервые подумала, что ее миражный счастливый мир, в котором она прожила последние семнадцать лет, обрел, наконец, каменные своды.