***
— Ты ей понравился, — неожиданно произносит Джон, отвлекаясь от ноутбука. — Что? — непонимающе переспрашивает Шерлок, вцепившись напряженными руками в подлокотники кресла. — Мэри. Ты нравишься ей, — с теплотой в голосе повторяет Уотсон. — Я женюсь… кто бы мог подумать. Джон качает головой, усмехается, и, взяв чашку с остывшим чаем, делает глоток. Ты нравишься ей. Нравишься. Шерлок прикусывает язык, чтобы не сорваться. Он смотрит на расслабленного Джона, на то, как он с интересом просматривает свой давно не обновляющийся блог, делает ещё глоток чая, словно не замечая, что он давным-давно остыл, и единственное, чего Холмс хочет сейчас — закричать. Схватить Джона за плечи, встряхнуть, отвесить пощечину и донести до него одну простую мысль: «Ты ошибаешься, Джон! Всё это — ошибка». Но вместо этого в голове, стуча набатом, звучит лишь три слова. Ты нравишься ей. Правда, Джон? Почему?***
Мэри действительно не нравились мои усы. Мэри хотела бы, чтобы ты помог с организацией свадьбы. Мэри сирота, Шерлок. Никаких тайн. Не волнуйся. Мэри, Мэри, Мэри. Её слишком много. Шерлоку кажется, что она повсюду. В каждом уголке квартиры 221В, в каждой улице, переулке, светофоре, в каждой появляющейся на ночном небосводе звезде. Мэри — наркотик. Она — ядовитый дурман. Шерлок понимает, каково это, быть зависимым. Он знает, что ощущает Джон. Его ломает, действие эйфории медленно угасает, голубые глаза темнеют, а с губ срывается тихое «мне нужно к Мэри»; Шерлок отпускает его. Он, как никто другой, знает, что бывает, когда наступает ломка. В такие мгновения хочется лишь одного: получить желанную дозу. Мэри, Мэри, Мэри. Наркотик «Мэри» сильнее героина или морфия. Он держит крепко, цепко взирает в глаза, нежно улыбается, и говорит, что любит. Наркотики не излечивают. Они убивают.***
— Где ты был? — резко вопрошает Шерлок, когда Джон переступает порог гостиной. Но он знает ответ. — Мы выбрали дату свадьбы, — спокойно произносит Джон, не понимая, почему Шерлок ведёт себя так странно. Мэри нравится твоя игра на скрипке. Мэри нравится, как ты быстро расследуешь каждое дело. Мэри не нравятся твои эксперименты. Правда, Джон? Почему?***
— Ты будешь моим шафером? Белому яду «Мэри» мало улиц Лондона, Джона и всепоглощающей лжи. Он добрался и до Шерлока. В его Чертогах красный цвет окрашивает собой гостиную, сигнал бедствия протяжно воет, стены вот-вот разрушатся, и одиноко стоящий на каминной полке череп отважно принимает первую трещину… Чертоги не могут с этим справиться, что уж говорить о Шерлоке. — Хм, — озадаченно хмыкает Уотсон, — ты в порядке? — Джон. Какая у Мэри фамилия? Это зашло слишком далеко. Дальше, чем следовало. Джон нуждается в реабилитации; ему не нужна новая доза, ему необходимо избавиться от неё, вытравить, уничтожить, убить. Убей её, Джон. Ты сможешь. — Уотсон, — с усмешкой отвечает Джон, добавив: — Будет. Мэри Уотсон. Звучит, не находишь? Я так сильно её л… — Заткнись! — громко, отчаянно, надрывно. Шерлок переходит черту, он взрывается, а вслед за ним, взвывая имя Мэри, пол покрывается трещинами. — Какого чёрта, Шерлок? — возмущенно спрашивает Джон. — Объяснишь? — Джон… Шерлок выдыхает, хватает Уотсона за мягкий вязаный свитер, сжимает так сильно, что кажется, будто нити вот-вот порвутся, и делает шаг вперед, прижимая его к себе. — Её нет, — шепчет он в сомкнутые губы доктора, — Мэри не существует. Шерлоку плевать, что Чертоги рушатся; плевать, что Мэри вцепилась в Джона мёртвой хваткой; плевать, что он выглядит сейчас совершенно безумно. Шерлоку не плевать, что он целует Джона. Отчаянно. Надрывно. Грубо. Джон не целует в ответ, не размыкает сжатые губы, и когда Шерлок отступает назад, чувствуя, как бегло бьющееся сердце ожидает появление асистолии, он смеётся. — Знаешь, в чём суть иронии, Шерлок? То же самое Мэри сказала о тебе. Уотсон касается пальцами влажных губ, горько усмехается, смотрит будто бы сквозь Шерлока и вполголоса говорит: — Сыграй мне на скрипке, Шерлок. Холмс играет. Чертоги восстанавливаются. В пустой гостиной нет никого, — ничего? — кромеДжона Остывшего чая И покрытой двухлетней пылью скрипки.