Отражение: жить вопреки.

Часто мы думаем, что все плохое, что может произойти в мире, никогда не коснется нас, потому что мы достаточно умны, чтоб суметь избежать неприятных ситуаций... Только на поверку выходит, что далеко не всегда происходящее зависит от степени твоей уверенности в благополучном исходе... Коулсон сгорбился над очередным отчетом, отчаянно стараясь вникнуть в его содержание. Только мозг уже просто не желал воспринимать подсовываемую ему информацию, не помогал ни крепкий кофе, ни железная выдержка. Да и слишком много было этих отчетов за последние несколько месяцев, и слишком мало, недостаточно сна. Фил со злостью отшвырнул ни в чем неповинную папку и резко откинулся на спинку кресла, закрыв ладонями лицо. « Тебе нужно выспаться, черт возьми!»- жестко подумал он, хоть и прекрасно понимал, что это невозможная роскошь, которую он вряд ли разрешит себе позволить... Дело было совсем не в том, что работа была срочной. Нет. Коулсон сам постоянно находил себе какое-то занятие, что-то, что могло занять его мозг, потому что иначе... Это была действительно глупая идея, позволить Фьюри скрыть от Мстителей тот факт, что Фил выжил, теперь Коулсон понимал это с такой ясностью, что болезненно сводило скулы. Но тогда ему самому казалось, что так будет правильно. Потому что порой надо просто отпускать подчиненных в свободный полет, даже если тебе кажется, что они обязательно упадут без твоей поддержки... Но Наташа и Клинт были сильными, он знал, что они справятся, и потому уступил. Конечно же, было глупо думать, что он сразу же забудет о своих лучших агентах, ведь они давно были для него куда больше, чем просто пара неугомонных подопечных... Да, была другая группа, не менее талантливых и достойных внимания, но Фил никогда не забывал о Бартоне и Романофф, пристально следя за каждой их операцией, радуясь их успехам и огорчаясь неудачам. Ему казалось, что они счастливы, и это позволяло ему самому быть счастливым... Иногда он представлял себе, как они встретятся, когда это будет возможно. Невольно печально улыбался, зная, как будет хмуриться Вдова и яростно ругаться Хоукай, который наверняка еще и полезет в драку. А потом они обязательно будут пить ароматный чай, где-нибудь в потайном уголке отсека рекреации, и Наташа будет робко прижиматься плечом к его плечу, а Клинт беззастенчиво виснуть у Фила на шее... И может быть Бартон не станет злиться на него слишком долго и позволит Коулсону объяснить, что он не звонил вовсе не потому, что разлюбил снайпера... Но это были лишь мечты, которые Фил бережно лелеял в своем сердце, надеясь, что когда-нибудь... А потом все рухнуло. Коулсон даже не мог вспомнить, где, в каком уголке земного шара он находился, когда на Манхеттен обрушилась буря. Когда очередное гениальное изобретение Энтони Старка вышло из-под контроля своего создателя и принесло в Нью-Йорк очередной Апокалипсис. Но он даже не волновался тогда, зная, что Инициатива справится, сможет разобраться с этой проблемой. А как иначе? Ведь это были самые лучшие люди, которых Филу довелось встретить в своей жизни, люди в которых он был уверен ничуть не меньше, чем в самом себе. Но он не знал, как тяжело было Бартону все это время... Да и откуда ему было знать? Если бы Фил мог поговорить с Роджерсом, Беннером или тем же Старком, не говоря уж о самой Романофф, он непременно узнал бы, как тяжело перенес лучник известие о его смерти. Как его долго и упорно пытались вытащить из депрессии все члены Инициативы, и как резко и кардинально изменился Хоукай. Он узнал бы, как отчаянно искал смерти Клинт, как лез в самую гущу событий, надеясь не вернуться с заданий живым, как его едва не за уши вытаскивали всякий раз друзья... И в этот раз его желание исполнилось... Коулсон оперся локтями о столешницу, не отнимая ладоней от лица. Картина изрешеченного пулями Бартона на металлическом столе в холодном свете неоновых ламп в морге Щ.И.Т. по-прежнему стояла у него перед глазами... Почему так случилось? Ведь он был уверен, что они встретятся... В груди потянуло горько и невыносимо, уже даже не боль (больно было лишь в начале), неуютная давящая пустота, будто там, где когда-то находилось сердце, теперь зияющая дыра... Он пытался забыть и не мог... Не мог забыть яркие аквамариновые глаза, в которых плескалось неуемное веселье и задор, которые умели смотреть на него так, что он сам казался себе абсолютно невероятным, всезнающим и идеальным. Чуть кривоватую наглую ухмылку, которая приобретала трогательную мягкость, когда лучник называл его по имени. Руки, быстрые и ловкие, со стертыми подушечками пальцев, которые приходилось заклеивать пластырем после каждой операции, и которые умели быть такими непостижимо бережными, что у Фила всякий раз напрочь сносило крышу... Почему он думал, что Бартону будет без него лучше? Почему думал, что ему самому будет лучше без снайпера? Теперь ответов на эти вопросы не было, и Коулсон тщетно задавал их себе снова и снова, надеясь, что когда-нибудь они потеряют смысл... Но смысл прочно цеплялся за слова, иногда настолько безобидные, что раньше Филу и в голову бы не могло прийти, что они когда-либо будут так сильно его ранить. Затаился в совершенно больных и как-то разом поблекших глазах Наташи. Сквозил в укоризненных взглядах Мстителей... А ему ничего не оставалось, как стискивать до скрежета зубы и надевать уже такую привычную маску непроницаемой невозмутимости, и продолжать вести себя так, будто ничего не произошло, будто его это совсем не беспокоит. - Ты ни в чем не виноват, Чиз. Никто не мог подумать, что твой лучник окажется настолько психованным придурком,- говорил Фьюри в дружеском порыве, подбадривающе сжимая его плечо. Фил улыбался и кивал – конечно же, никто не мог этого подумать... даже он. И от этого было только тяжелее... И думать, что это не его вина не получалось... Ужасней всего становилось ночью. Стоило Коулсону сомкнуть веки, и приходили сны... Сны, в которых Бартон был по-прежнему жив. В которых он смеялся задорно и заразительно, и ветер трепал его непослушные светлые вихры. В которых он был рядом, такой же стремительны и непокорный, как раньше... Сны, в которых хотелось остаться навсегда... Фил боялся этих снов, потому что просыпаться с каждым разом было все тяжелее. И все тяжелее было заставлять себя подниматься с постели, надевать привычную маску и вести себя как ни в чем небывало... Коулсон устало потер ладонями лицо, и, бросив на неподдающийся отчет неприязненный взгляд, поднялся из кресла. Все это казалось бесполезным – Щ.И.Т., Инициатива, спасение человечества... Зачем? Если рядом никогда не будет того, ради кого ты делал свою работу? Наверное, стоило просто напиться, надраться до зеленых чертей, взять Лолу и... Фил оборвал сам себя, не давая оформиться мысли окончательно, потому что знал – стоит додумать ее до конца, и он уже не сможет от нее избавиться, пока не воплотит в жизнь... Такая заманчивая перспектива... интересно, Клинт думал так же? Коулсон невольно улыбнулся, осознавая, что даже эта нелепая мысль, будто прочная нить, связывает его с Бартоном. В отсеке рекреации было тихо и пустынно. Ничего удивительного – уже слишком поздно и все давно разбрелись по жилым отсекам или разъехались по домам... Фил подошел к кофейному автомату и только тогда заметил миниатюрную фигурку Вдовы, сгорбившуюся в глубоком кресле за нереально раскидистым и каким-то неприемлемо-радостно-зеленым фикусом. Он уже давно не удивлялся, замечая ее потерянную тень то тут, то там... Он не знал, что с ней происходит, да, откровенно говоря, и не хотел знать... Она все еще великолепно справлялась со своими заданиями, но неизменно потухала, возвращаясь на базу. Он старался не встречаться с не взглядом, даже когда она приносила ему очередной отчет о проделанной работе, она больше не пыталась завести с ним разговор даже по делу... Будто смерть лучника упокоила и все то, что было между ними, напрочь стерла симпатию, разрушила доверие. Теперь, глядя на Романофф, Коулсон лишь острее ощущал вину, еще сильнее осознавал, что исправить ничего уже не выйдет... Но сейчас в ее ссутулившейся позе, в скорбно опущенной хорошенькой головке, в нервно сжатых в кулаки до побелевших костяшек пальцах, в пугающе-пустых глазах, было что-то такое, что будто подтолкнуло Фила. - Наташа?- осторожно позвал мужчина, опускаясь перед креслом на корточки и озабоченно заглядывая в отрешенное лицо Вдовы. Он не надеялся услышать ответ, даже до конца не понимал, что и зачем он делает. - Мне очень его не хватает, Фил,- неожиданно прошептала Романофф, устало прикрывая глаза.- Будто все разом утратило смысл... Скажи, ты ...? - Тоже...- не менее устало кивнул Коулсон. - Знаешь... после всего... мне даже не с кем было поговорить...- не открывая глаз, продолжала девушка.- Да и кому бы, собственно, я могла... Обычно Фил не терпел душевных излияний от подчиненных, неизменно советуя обратиться с этим к штатному психологу. Но это была Наташа, женщина, которая знала его слишком хорошо, которая имела право, если не ненавидеть, то обвинять. Но вместо этого она снова открывала ему душу, пускала в самые потаенные уголки памяти, пыталась снова довериться, не смотря на то, что он уже предал однажды... Она говорила долго, рассказывая свою историю с самого начала, тихим бесцветным голосом посвящая его в свои самые сокровенные тайны, изливая свои чувства с такой отчаянной обреченностью, будто внутри у нее прорвало плотину, и все, копившееся долгие годы, грозило накрыть ее с головой, утопив под свое массой... Сколько времени это длилось? Текли минуты, неизбежно складываясь в часы, которые уводили прочь ночь. У Фила отчаянно затекли ноги, и ныла спина, а Наташа все говорила и говорила, и каждое слово неизбежно било туда, где с некоторых пор зияла кровящая дыра, заполняя пустоту, словно дождевая вода пересохшее речное русло. Недовольное попискивание робота-уборщика возвестило о начале нового рабочего дня. Романофф вздрогнула и открыла глаза. Коулсон коротко вздохнул, неуклюже подымаясь на ноги, мышцы противно покалывало, но на душе было странно спокойно, а в голове впервые пусто. Наташа смерила его странным взглядом и тоже поднялась из кресла, коротко встряхнула копной рыжих волос, превращаясь в независимую и самодовольную кошку. И только блеклые потухшие глаза все еще выдавали ее, но видел ли это кто-то еще, кроме Фила? Что-то неуловимо изменилось. Нет, время не остановилось, не повернуло вспять, но для Коулсона оно стало течь иначе. Теперь все дневные события происходили, будто на автомате, не зависимо была ли это бумажная работа или операции в полевых условиях, значение имели лишь редкие ночные часы в отсеке рекреации, где Вдова рассказывала ему свои истории, те, что когда-то рассказывала Хоукаю... Фил не заметил, когда изменилась тема их бесед, когда их воспоминания стали общими. Когда они стали говорить о Бартоне. Вспоминать общие задания и просто то время, что проводили вместе, обсуждать бесшабашные шутки неугомонного снайпера, делится своими чувствами... Не заметил, как эти встречи стали важными для него. Иногда Наташа рассказывала ему о том, чего он не знал, о времени, когда Коулсона не было в жизни агентов. И Фил узнавал что-то новое, будто заново знакомился с Клинтом, будто видел его другими глазами. И тогда что-то теплое шевелилось где-то в груди, и ему казалось, что он слышит, как робко трепещет его замолчавшее со смертью лучника сердце... - В Будапеште он говорил о тебе не переставая,- усмехалась Наташа.- Мне даже казалось, что ты не человек, а какой-то вымышленный супергерой, запавший ему в душу. Потому что, ну, просто невозможно быть таким, каким он тебя описывал... Коулсон хмыкнул, отчетливо представив себе восторженные глаза Бартона, и весь тот поток небывалого красноречия, который неожиданно просыпался в нем, когда лучник был по-настоящему чем-то увлечен. Ведь так же когда-то снайпер рассказывал ему о рыжей русской шпионке. - А потом я с тобой встретилась, и поняла, насколько он был прав,- между тем закончила Наташа. - Ты преувеличиваешь,- качнул головой Фил и мягко улыбнулся. - Не думаю,- покачала головой Вдова. - Ты всегда появляешься из ниоткуда в самый необходимый момент?- шумно дышит Вдова, и Коулсону кажется, что он слышит суматошное биение ее сердца даже через слои одежды. - Ты прокололась,- произносит он обвиняюще, все еще прижимая Наташу к выщербленной бетонной стене, прикрывая ее собой, и это совсем на него не похоже... Фил злится, потому что она заставила его беспокоиться. - Неужели ты развернул «автобус» лишь потому, что я немного отошла от первичного плана?- пытается съязвить Наташа, но на самом деле она слишком устала, и ее голос утратил необходимую долю ехидства.- Наверное, Мэй в бешенстве... - Послушай, мне вовсе не обязательно...- хмурится Фил и понимает, что прижимает Романофф слишком сильно. У Наташи длинные пушистые ресницы и плечи напряжены настолько, что невольно хочется ее погладить. Она смотрит на Фила пристально, с каким-то странно знакомым выражением, от которого в груди тянет горячо и томительно. - Просто изложишь все в отчете,- строго и по-деловому обрывает Коулсон сам себя. - Ну, конечно же... бюрократия. Все должно быть по инструкции, правда, Фил?- отзывается Романофф зло, и странное выражение в ее глазах сменяется колкой холодностью. « Так намного лучше»,- думает Фил, чувствуя, как сходит на нет странное волнение. - Вы абсолютно правы, агент Романофф,- подтверждает он официальным тоном.- А сейчас, давайте разгребем эту свалку, что вы устроили,- холодно улыбается мужчина. Наташа фыркает и чуть отворачивает голову, будто желая скрыть свое разочарование, но тут же вновь вскидывает на Коулсона полные злого задора глаза. - Конечно, сэр. Давайте закончим с этим,- хищно улыбается она, и Фил непроизвольно отзеркаливает ее улыбку. Все как всегда – работать с Вдовой сплошное удовольствие. Кажется, что Наташа чувствует Коулсона как никто другой, неизменно угадывая каждое его следующее действие, прикрывая именно там и тогда, когда это действительно необходимо. Они несутся по извилистым коридорам и гулким металлическим лестницам, четко и слаженно избавляясь от незадачливых перехватчиков на своем пути. - Мне казалось, выход в другом направлении,- выдыхает набегу Романофф. - Это был вход,- не слишком задумываясь, отзывается Фил, притормаживая у одной из металлических дверей, которых тут в изобилии.- Наш выход здесь,- добавляет он, ловко прикрепляя к замку невесть откуда материализовавшееся у него в руке миниатюрное взрывное устройство, и вновь сгребает Вдову в объятья, прижимая к стене и прикрывая собой. Негромкий хлопок возвещает о том, что дверь открыта. - Знаешь, я ведь совсем не дура, не стоит меня так опекать,- немного недовольно сопит Наташа Филу в лацкан пиджака. - Прости, что?- хмурится Коулсон, отстраняясь и отступая на пару шагов. - Забудь,- встряхивает копной рыжих волос Вдова и, извернувшись, толкает вскрытую дверь. За ней небольшое помещение, ни то не слишком вместительный ангар, ни то какой-то склад. Но сейчас в дальней стене зияет внушительная оплавленная по краям дыра, а добрую половину площади занимает кричаще-красная шевроле корвет. - Серьезно?- выдыхает Романофф, застыв на мгновение у порога.- А я-то думала... - Тебе вредно думать, - обрывает ее Фил на автомате, отирая плечом и подходя к машине.- Чего ждешь?- интересуется он, занимая место за рулем.- Или ты хочешь остаться? Я бы не советовал, еще пара минут и здесь станет довольно горячо. Наташа чуть склоняет голову к плечу, стараясь понять, что это сейчас было, но тут же плюет на эту неуместную затею, обещая себе подумать позже. На пассажирском сидении расположилась внушительного вида плазменная пушка. Вдова останавливается в нерешительности, вперив в оружие недоуменный взгляд. - Та самая?- спрашивает она. - Было делом чести разобраться, как она работает,- пожимает плечами Коулсон.- Теперь почти не расстаемся,- криво усмехается он.- Тебе придется как-то с ней потесниться. Наташа хмыкает и, приподняв массивный ствол, усаживается на сидение, примостив оружие между коленей. - Что дальше?- поворачивает она хорошенькую головку к мужчине и с интересом вскидывает бровь. - Как обычно,- улыбается Фил.- Убираемся отсюда,- говорит он, поднимая Лолу в воздух. Когда они находятся уже достаточно далеко от вражеской базы, и за их спинами расцветает мощный всполох взрыва, Романофф произносит слегка укоризненно: - Без этого было никак не обойтись? А говоришь – я много шумлю... - Не смог удержатся. У них там было много интересного, и нужно было выбирать между им и тобой. Думаю, я сделал правильный выбор,- бесстрастно отвечает агент, не отводя взгляда от лобового стекла.- Надеюсь, ты раздобыла то, зачем туда направлялась? Не хочу объясняться с Фьюри, почему ты провалила задание... Где информация?- чуть скашивает Коулсон глаза на девушку. - Недооцениваешь?- хмурится Наташа немного обиженно.- Все здесь,- касается она пальцами, затянутыми в тонкие кожаные перчатки, своего виска.- Все и даже немного больше. Тебе будет интересно,- обещающе улыбается она. - Ни капли не сомневаюсь,- хмыкает Фил, направляя Лолу в Трискелион. Время бежит, утекает, словно мелкий речной песок сквозь пальцы... Говорят, оно лечит. Еще несколько месяцев назад Коулсон бы раздраженно отмахнулся от этого избитого утверждения, теперь ему казалось, что доля истинны в этом есть... Нет, он вовсе не перестал думать о Бартоне, не перестал его любить, но теперь эти воспоминания не тянули так обреченно и зло, понемногу обрастая тихой светлой грустью... Он все еще винил себя, но взгляды Мстителей давно перестали быть укоризненными – жизнь продолжалась, и никто не хотел скорбеть слишком долго... - Я на пару минут,- беззаботно восклицает Романофф, в очередной раз, появляясь в аналитическом отеле. - Мы тебе всегда рады,- со свойственной всем азиатам приветливой улыбкой отзывается Мелинда, заключая Наташу в дружеские, но какие-то совершенно особые объятья. Они перекидываются парой значащих что-то лишь для них фраз, Мэй рассказывает Вдове новую шутку. И Романофф устремляется в кабинет Коулсона, попутно награждая лучезарной улыбкой агента Уорда, Фитца и Симмонс и игнорируя недовольный взгляд Скай. - Что в этот раз?- холодно интересуется Фил, хоть каждое появление Наташи ему неизменно приятно. - То есть, я не могу просто соскучиться?- с интересом склоняет голову к плечу девушка. - Можешь, - согласно кивает Коулсон.- Только ты не...- он осекается, но все же заканчивает фразу.- Не Клинт, чтобы зайти просто посмотреть на меня. - Не он...- соглашается Вдова, мрачнея.- Но я и не просто посмотреть. - Неужели начнешь приставать?- грустно улыбается Фил, пытаясь перевести разговор в шуточное русло, хоть и прекрасно осознает, что это будет не просто. - Исключительно в профессиональном плане,- натянуто улыбается Наташа.- Но если это тебя утомляет, я могу подать официальный запрос,- произносит она почти извиняющимся тоном. - Прекрати, Романофф,- устало морщится Коулсон.- По-моему, у нас с тобой уже давно не те отношения, чтоб тебе было необходимо просить о чем-то официально... Просто угостишь меня хорошим кофе... когда-нибудь...- ободряюще улыбается он. Наташа смотрит на него странно и задумчиво. - Если это «когда-нибудь» настанет, я лучше накормлю тебя ужином. Надоело смотреть, как вы давитесь этой синтезированной дрянью из пищевого автомата,- строго заявляет она. - Знаешь, я не так часто...- начинает возражать было Фил, но передумывает.- А давай-ка ужином накормлю тебя я? Когда ты возвращаешься в следующий раз? - Уверен, что получится взять отгул?- хитро прищуривается Вдова. - Обижаешь,- качает головой Коулсон.- Так с чем ты ко мне пожаловала на этот раз?- интересуется он, вновь переходя на деловой тон. Действительно, у них уже давно не те отношения, чтобы размениваться на формальности. Коулсон снабжает Вдову необходимой дополнительной информацией по ее предстоящим заданиям, она никогда не забывает принести ему занятный сувенир – и мы говорим не о магнитах на холодильник... Такое сотрудничество выгодно и почти не напрягает, по крайней мере, Фил пытается убедить себя, что это только «удобное сотрудничество», своего рода дружеская взаимовыручка... А то, что их задания иногда пересекаются, или ему приходится изредка курировать действия Вдовы – не более чем профессиональные издержки. Ну а если быть до конца откровенным, то Коулсону нравится работать с Наташей – это напоминает о прошлом, с которым он не хочет расставаться... Фьюри смотрит грозно, именно тем нетерпимым взглядом, которого бояться, как огня, все агенты Щ.И.Т. - И как вы могли допустить подобное, агент Романофф?- требовательно вопрошает он. Наташа было открывает рот, чтобы ответить, но ее опережает Коулсон. - Информация, предоставленная агенту Романофф в предписании, была недостоверной,- произносит он непререкаемым тоном и смотрит на директора с совершенно непоколебимым видом.- В связи с чем, выполнение задания не представлялось возможным, не смотря на все приложенные усилия. С деталями и пояснениями вы можете ознакомиться непосредственно в отчете по делу, сэр. Фьюри недовольно поджимает губы и щурит единственный глаз. Коулсона хочется послать нецензурно и подальше, но он душит в себе это желание. - Теперь курируешь Вдову? Да, Чиз?- негромко произносит он, и это звучит почти угрожающе.- Надеюсь, теперь ты не будешь таким самоуверенным? - Простите, сэр?- чуть приподымает брови Фил, и от этого выражение его лица становится слегка надменным, но Наташа видит, что на самом деле он чертовски зол. Фьюри тоже это видит. - Можете быть свободны, агенты,- цедит он. - Хватит! Я... меня просто достало!- шипит Романофф, когда они оказываются в кабинете Фила.- Я хочу, чтоб ты прекратил это! - Прекратил что?- не выказывая удивления, уточняет Коулсон. - Хватит, Фил! Хватит меня опекать!- зло цедит Наташа сквозь зубы.- Я не Бартон, черт возьми! Мне тоже без него плохо! я тоже хотела бы... но... Просто пойми, ты не можешь его вернуть. Не сможешь заменить, как не старайся! ... Я НЕ ХОЧУ быть его тенью для тебя!- срывается наконец она. « Ты видишь меня? Замечаешь меня? МЕНЯ! а не парня с луком?...»- слышится Филу в ее словах. - Я вижу тебя, Клинт,- непроизвольно отвечает он и понимает, что произнес это вслух. Наташа замолкает и смотрит на него тем странным взглядом, который появляется у нее слишком часто в последнее время. - Даже не сомневалась,- зло выдыхает она и уходит, хлопнув дверью. Коулсон не видит ее несколько долгих месяцев. Вообще-то, в этом нет ничего необычного, она пропадала и на более долгое время, да и у него достаточно своей работы, но странное беспокойство предательски шевелится где-то под ложечкой. А потом все слишком закручивается, и думать о Романофф ему становится просто некогда. Поэтому ее появление на пороге его квартиры можно назвать внезапным. Но Фил сам буквально приполз домой всего пару часов назад и сил на удивление у него просто нет. Наташа мокрая до нитки (ничего удивительного, на улице уже сутки льет проливной осенний дождь) и выглядит настолько вымотано, что Коулсон сам себе кажется бодрым и полным сил. Он, молча, впускает ее в квартиру, показывает, где ванная комната, долго и сосредоточенно ищет хоть какую-то подобающую сухую одежду и заваривает ромашковый чай, пока в душе плещется вода. Наташа выглядит очень трогательно в пушистом белом свитере, достающем ей едва не до коленей, и полосатых вязаных носках с веселыми рождественскими оленями (кажется, это подарок Скай, но Фил не был точно уверен). В квартире довольно зябко, потому что Коулсон забыл оплатить счет за отопление, впрочем, его это не сильно беспокоило, так как появлялся он тут достаточно редко. Романофф гипнотизирует чай в своей чашке отрешенным взглядом, согревая ладони о ее пузатые бока. Они довольно долго просто сидят, не говоря ни слова, за окном барабанит дождь, тихо бубнит телевизор. И это совсем не похоже на то, как было у Коулсона с Хоукаем... Ночью Фил не может заснуть, хоть неделя и выдалась напряженной и единственное, о чем он мечтал в последние дни – это несколько лишних часов сна. Он безотчетно сверлит взглядом потолок, непроизвольно стараясь уловить мерное дыхание Романофф, спящей на диване в гостиной. В голове беспорядочно прокручиваются события последних дней, а Коулсону, до непонятной тянущей дрожи где-то в груди, хочется поговорить о Бартоне... Дверь приоткрывается неслышно, и тонкая гибкая тень проскальзывает под одеяло. У Наташи ледяные ладони и она явно сдерживается, чтоб не стучать зубами. « Все еще такая девчонка...»- тепло думает Коулсон, позволяя ей прижаться к своему боку. Клинт поступал так же... Дрожь в груди медленно затухает. Наташа тянется к нему робко, но уверенно, и Фил понимает, что она давно уже все решила, и только от него зависит, будет ли что-то дальше... Но сейчас весь мир кажется настолько гадким, а Наташа такой беззащитной, что невольно хочется спрятать ее в своих объятьях. И он, правда, не хочет, чтоб она становилась заменой лучнику... - Я скучал...- произносит Коулсон тихо и все же привлекает Вдову в объятья, оберегая и делясь своим теплом. Наташа не понимает, кому адресованы эти слова, ей ли, или мертвому снайперу. Но Фил по-прежнему уверенный и надежный, и это даже больше, чем она могла бы рассчитывать. Она притирается так плотно, насколько это возможно, прижимается щекой к груди мужчины и вслушивается в размеренный ритм его сердцебиения... Ладонь Коулсона ласково гладит ее по голове, и ей тоже хочется назвать его чужим именем... Они оба знают, что сейчас их трое и с этим ничего нельзя поделать... Сон приходит незаметно, стирая волнения и беспокойство... Утро выдается серое и промозглое, но в стылой нежилой квартире Коулсона поселяется необъяснимое уютное тепло. Это почти так, как и много лет назад, когда был дом, и не было Инициативы... Когда жизнь была почти обычной. Сонная взъерошенная Наташа появляется на пороге небольшой кухни, зябко кутаясь в объемный пушистый халат. - Доброе утро, Романофф,- ласково улыбается Фил, привычно орудуя у плиты. На самом деле, он уже очень давно не готовил сам, но руки все еще помнили, как это делать, а мозг услужливо подсовывал несколько незамысловатых рецептов.- Я обещал тебе ужин, но, надеюсь, ты не откажешься от завтрака? Наташа не отвечает. Молча, садится за небольшой обеденный столик и, положив голову на предплечье согнутой руки, наблюдает за агентом задумчивым и нечитаемым взглядом. Они почти не говорят, по большому счету, им пока нечего сказать друг другу. Жизнь будто делает очередной кульбит, кидая их обоих в воздушный колодец американских горок. Так, что сперва вышибает дыхание, но потом странная пустота где-то в районе желудка превращается в приятную легкость и непроизвольный смех щекочет горло. Коулсон не задумывается, нормально ли, приходя в свою квартиру ощущать в ней присутствие Вдовы, даже если она уже несколько дней находится на другом краю света. Не удивляется, находя в холодильнике готовый обед или список продуктов, прикрепленный к его дверце. Наташа не бывает навязчивой, она ни на что не претендует. Впрочем, они встречаются настолько редко, что Фил вряд ли бы заметил, если бы было иначе. Только домой тянет куда чаще, чем раньше. Но его это устраивает – почему «нет», если чувствуешь, что тебя там ждут? - Нет. Нет, он говорил совсем иначе, Фил. Неужели ты совсем не вникаешь в то, что смотришь?- смеется Вдова, обнимая подушку. Она сидит на диване, скрестив по-турецки ноги, на ней уже привычный пушистый свитер и носки с рождественскими оленями. Коулсон сидит рядом, по обыкновению обложившись какими-то документами, и сосредоточенно печатает что-то в ноутбуке, расположившимся у него на коленях, будто большой черный кот. По телевизору идет какой-то среднестатистический детективно-фантастический сериал, который они с Романофф пытаются смотреть. Вернее, смотрит его Наташа, а Фил лишь изредка выхватывает какие-то моменты, которые зачастую его удивляют или разочаровывают своей глупостью. - На самом деле, не вникаю,- задумчиво отзывается Коулсон и захлопывает ноутбук.- Ты, правда, считаешь это забавным?- спрашивает он, кивая в сторону телевизора, и беззастенчиво потягивается, заводя руки за голову. - Там все примитивно и просто, совсем не так, как в жизни,- пожимает плечами Романофф, окидывая Фила задумчивым взглядом. - Это глупо,- качает головой агент и принимается собирать разложенные бумаги. - Это правильно,- парирует Вдова, коротко встряхнув головой, отчего рыжие локоны в беспорядке рассыпаются по ее плечам.- Обыватели и не должны знать правду. Пусть думают, что все это лишь глупые выдумки и их покою ничто не угрожает. - Ну, если судить с этой точки зрения,- пожимает плечами Коулсон, соглашаясь.- Я забыл купить молоко. Тебе придется довольствоваться апельсиновым соком,- меняет он тему разговора. Наташа смотрит на него испытующе. - В жизни не поверю, что ты можешь что-то забыть,- обличающе произносит она.- Ты не купил его просто потому, что не пьешь. Фил хмыкает. Уже давно не секрет, что Романофф знает о нем куда больше, чем указано в его личном деле. - Иногда все же могу,- качает он головой.- Завтра я улетаю. Не знаю, сколько времени это займет в этот раз. - Что ж, думаю, мне будет некогда скучать,- немного грустно улыбается в ответ Вдова. - Я рад это слышать. Не хочу огорчать кого-то снова...- произносит Коулсон, делая вид, что полностью сосредоточен на бумагах. Наташа поджимает губы и не отвечает. - Пойдем спать, завтрашний день обещает быть насыщенным,- наконец говорит Фил, поднимая на нее глаза. - Как и все прочие,- грустно вздыхает Романофф. - Что ж, это работа,- немного печально улыбается Коулсон.- Мы сами ее выбрали. Он не спрашивает о ее заданиях, хоть без труда мог бы узнать обо всем сам. Она не проявляет особого интереса к его работе, но Фил уверен, что Наташа знает больше, чем дает ему понять. Дни сменяются неделями, недели складываются в месяцы, месяцы проносятся сезонами, незаметно пробегает год. Кажется, что ничего не меняется, но они давно уже перешагнули ту незримую черту, за которой были всего лишь коллегами, давно стали чем-то большим, чем просто друзья. Но тень лучника все еще незримо присутствует между ними, ни то, связывая, ни то, не позволяя перейти грань... - Ты снова не оплатил счет за отопление, опять придется запасаться одеялами и теплыми носками,- совершенно обыденно сообщает Вдова, прижимаясь спиной к спине Коулсона. - Так и быть, я отдам тебе элекроплед,- невозмутимо отзывается мужчина, снимая странного солдата в немецкой форме времен второй мировой.- И заметь, я ничего не сказал, когда ты не забрала мой костюм из химчистки. Они пытаются укрыться за узкой бетонной переборкой от огня противника. - Во-первых, у тебя целый шкаф костюмов, а я была немного занята тем французским послом... Боже, какой же он оказался козел! Было дикое желание пристрелить его самой...- брезгливо кривится Романофф, снимая еще двоих.- Во-вторых, ты никогда не покупаешь молоко,- укоризненно добавляет она. - Про молоко я забываю, я уже тебе говорил,- чуть дергает плечом Коулсон.- Неужели, посол оказался хуже Старка?- интересуется он, продолжая отстреливать нападающих.- Мне кажется, или мы здесь остались вдвоем? Где снайпер? - Молоко ты не покупаешь принципиально, и не надо вешать мне лапшу на уши,- фыркает Наташа.- А Старк потом извинился, в отличие от этой французской свиньи,- пожимает она плечами.- Не хочу говорить ничего плохого в адрес коллег, но, похоже, оперативный в очередной раз нас кинул. Я бы на твоем месте устроила им грандиозную выволочку... - Обязательно воспользуюсь твоим советом,- кивает Фил.- Тебя ждать сегодня к ужину? - А тебя?- вопросительно приподнимает бровь Вдова. Уже некоторое время по их ненадежному укрытию ведется такой шквальный огонь, что отстреливаться они уже не пытаются. - Без вариантов намерен ночевать в свое постели. В конце концов, я уже далеко не в том возрасте, чтоб скакать резвым оленем двадцать пять часов в сутки восемь дней в неделю,- бесцветно выдыхает Коулсон, прислонившись затылком к переборке и устало прикрыв глаза. - Не прибедняйся,- ухмыляется Романофф, приваливаясь плечом к плечу агента.- Хотя календарь у тебя довольно интересный. Сколько дней в твоем рабочем году? - Дочерта... - Мило. Но, думаю, нам пора выбираться отсюда, если хотим попасть домой к вечеру,- заключает Наташа, но не двигается с места. - Согласен. Твои предложения?- кивает Фил, скосив на Вдову глаза. - Ты знаешь, у меня всегда один вариант действий в подобных ситуациях,- улыбка Наташи становится хищной и в глазах появляется злой задор.- Напролом. Коулсон хмыкает и снова прикрывает глаза. - Подумай еще. Может, придумаешь более безопасный вариант. - Если бы я не знала, на что ты способен, решила бы, что трусишь,- слегка разочарованно тянет Романофф.- Всегда ломала голову, в кого Бартон был таким осторожным... - Думаю, это была его врожденная черта, которую он просто умело скрывал,- тепло улыбается Фил. Воспоминания уже давно не ранят, согревая, будто ласковое осеннее солнце.- Клинт был далеко не таким безрассудным, как хотел казаться... Коулсон ждет ответа Вдовы, краем сознания отмечая, что огонь со стороны противника становится менее интенсивным. Интересно, неужели оперативный отдел все же вспомнил о своей основной функции? Фил открывает глаза, с намерением проверить свою догадку, и натыкается на совершенно ошалелый взгляд Наташи. Он прослеживает направление ее взгляда и не может поверить собственным глазам... В нескольких метрах от их импровизированного укрытия из кучи бетонного крошева торчит стрела. Слишком знакомая стрела, он узнал бы такую из миллиона. Сердце словно обрывается и ухает в бездонную пропасть... Этого просто не может быть! Это НЕВОЗМОЖНО! - ... невозможно...- беззвучно шепчет Романофф и вскакивает на ноги быстрее, чем Коулсон успевает опомниться. - Наташа, стой!- пытается он удержать ее, но пальцы ловят пустоту. Вдова стремительно несется через периметр, отстреливая противников и лишь чудом избегая ответного огня. Коулсон устремляется следом, прикрывая ее безумный маневр. Впрочем, вражеские ряды заметно редеют с каждым мгновением, невидимый лучник отлично справляется со своей работой. Но в мозгу Фила бьется только одна мысль – этого не может быть! Он видел тело Бартона собственными глазами... Неожиданно мощная фигура в красно-сине-белом костюме появляется, будто из ниоткуда, сгребая Наташу в объятья и прикрывая щитом. - Рад встрече, агент Коулсон. Давно не виделись,- смеющийся голос Старка звучит излишне жизнерадостно и как-то неуместно. Фил часто моргает, ослепленный вспышками репульсоров. На периферии зрения мелькают бойцы в форме оперативников Щ.И.Т. Остатки противников быстро тают, грохот оружия вскоре смолкает. Коулсону до неприличия хочется спросить, какого черта здесь делает Инициатива, и еще больше, где, черт возьми, пропадали все это время силовики. Романофф ожесточенно выдирается из объятий Роджерса, беспокойно крутит головой, пытаясь что-то высмотреть. - Где...? где он?- срывается с ее губ хриплый шепот. Наверное, она бы кричала, но голос почему-то ее подводит. - У вас лучник...- выдает Фил невпопад, будто озвучивая мысли Вдовы. - И это вместо приветствия,- сокрушенно вздыхает Железный Человек, но огорченным совсем не выглядит.- Хоукай, ты где?- обращается он по внутренней связи.- Спускайся к нам. Сердце Коулсона пропускает удар. Время растягивается, будто резиновый клей. В мозгу Фила успевают пронестись тысячи вариаций возможных событий, но он все равно невольно вздрагивает, замечая за плечом Роджерса рог дуги такого знакомого лука. До него как-то не сразу доходит, что он видит. Тонкие изящные руки, затянутые в перчатки, уверенно сжимающие рукоять. Темно-фиолетовый комбинезон, идеально обтягивающий гибкую подтянутую фигуру. Иссиня-черные волосы, стянутые в высокий хвост. Кокетливая челка, обрамляющая молодое смеющееся лицо. - Кейт Бишоп – Хоукай,- слова Старка доносятся, словно сквозь вату.- Талантливая девочка. По-моему, вполне достойная замена. Пока еще не так виртуозна, но, думаю, у нее еще есть время всему научиться. Как считаешь, Фил? Тяжелая перчатка «Марк-хх» опускается на плечо агента в дружеском похлопывании, выводя мужчину из ступора. Наверное, стоит представиться, но Коулсон не может произнести и слова. Взгляд Наташи пугает. У Фила возникает ощущение, что сердце Вдовы перестало биться... Дальше все тянется, как невнятный дурной сон. Разговор с Мстителями, которого Коулсон почти не запомнил... Кажется, Старк предлагал Наташе вернуться, но Фил не помнил, ответила ли Вдова. Возвращение в Трискелион. Анализирование результатов операции. Составление отчетов. Объяснения с Фьюри... Все будто в тумане, на абсолютном автомате... Единственное, о чем Фил помнит – это пустой взгляд Романофф. Он не хочет верить, что она все еще надеялась... Домой они попадают далеко не вечером, на часах уже давно перевалило за двенадцать. Мегаполис все еще живет полной жизнью, кажется, еще более красочной, насыщенной и яркой, чем в дневные часы, расцвечивая ночь миллионами неоновых огней. Но это Нью-Йорк, жизнь здесь не останавливается ни на мгновение, что бы ни происходило... Ужин? Кажется, они собирались поужинать... но их едва хватает на холодную лазанью. Где-то за окнами гулкий шум ночного города, но в квартире Коулсона непривычная гнетущая тишина. Наташа сидит, нахохлившись, в углу дивана, поджав под себя ноги, и ни на что не реагирует. Она держалась слишком хорошо весь остаток дня, а сейчас в ней будто закончился завод... В квартире зябко. « Какое-то дурацкое де-жа-вю»,- отстраненно думает Фил, ставя на журнальный столик кружку горячего молока с медом. На самом деле он никогда не забывает, но это маленькая сделка с совестью, небольшая слабость, напоминание, что все никогда не будет как раньше. - Я обещал тебе электроплед,- произносит он, присаживаясь на край дивана и подвигая кружку ближе к Романофф. Наташа едва заметно кивает и молчит. - Думаешь вернуться в Инициативу?- тихо интересуется Фил. - ... Нет,- едва слышно выдыхает Вдова после недолгого молчания.- Зачем? Они нашли замену Клинту, значит, найдут и мне... - Четыре года – не малый срок, Романофф,- качает головой мужчина.- Невозможно заменить друга. А эта Бишоп... это всего лишь рабочая необходимость, тебе ли не знать. В Ассамблее сейчас прибавилось достаточно народа, не удивлюсь, если это идея Фьюри... - Не его,- устало прикрывает глаза Наташа.- Ее нашел Старк. Нашел... как смешно звучит,- горько усмехается она.- Будто, и правда, искал... - Наташа... - Не нужно, Фил. Не надо меня в чем-то убеждать. Я просто не хочу туда возвращаться. Это слишком... Слишком тяжело,- она резко вскидывает голову, будто стряхивая наваждение, и вновь опускает глаза, уходя в себя. - Я понимаю,- тихо отзывается Коулсон. - Понимаешь?- хмурится Наташа.- Нет, Фил. Ты ничерта не понимаешь! Я думаю, ты даже представить себе не можешь, ЧТО это такое – терять близкого человека и видеть как другой близкий человек медленно сам себя убивает! Ты не видел нас после читаури. Ты не видел, что происходило с Клинтом. Ты даже понятия не имеешь, что чувствовала я!- она говорит с такой горечью, что не понять насколько это было тяжело нельзя. - Прости. Если бы я знал...- пытается оправдаться Коулсон. Оправдаться перед Наташей, перед самим собой, но прекрасно понимает, что это бесполезная попытка, что он всегда, вечно, будет чувствовать себя виноватым... - Конечно... если бы ты знал...- зло шепчет Романофф.- Ты бы непременно все исправил... Правда, Фил? Ты бы примчался, как рыцарь на белом коне, как гребаный Супермен, и всех спас. Да? Только ты не знал... Боже, какое удобное оправдание,- тихо смеется она.- Не знал и не мог узнать... Или просто не хотел? А может, это был просто удобный случай бросить нас? Перешагнуть, как пройденный этап? Ее слова били хлестко и больно, и Фил с ужасом осознавал, что это было именно то, что Наташа чувствовала все это время. Она не говорила, но вполне возможно, что для нее было бы гораздо лучше, если бы он и правда тогда умер... По крайней мере, тогда смерть Бартона имела бы хоть какой-то смысл... - Все было не так...- отшатнулся Коулсон.- Вы были лучшим... Лучшим, что было в мое жизни. Лучшими агентами, которых мне когда-либо приходилась видеть... Черт возьми, Романофф! Вы были больше, чем просто агенты... - И именно поэтому ты предпочел умереть. Умереть для нас... Вдова смотрит на мужчину испытующе, чуть склонив к плечу хорошенькую головку и прищурив сухие ярко-зеленые глаза. Коулсон молчит. Ему просто нечего ей ответить. В голове крутятся тысячи ответов и сотни объяснений, но ни одно не кажется подходящим... Ведь он, и правда, мог дать о себе знать. Он мог просто прийти, в обход всех протоколов, наперекор приказу Фьюри... и все было бы иначе. Клинт был бы жив... Фил отводит глаза. Молчание тянется непростительно долго. Молоко в кружке давно остыло и подернулось тонкой пленкой. - Он винил себя в твоей смерти,- тихо произносит Наташа, и ее голос разрезает тишину, будто острый нож папиросную бумагу. Коулсон переводит на нее ошарашенный взгляд. « Как? Почему?»- крутится в голове, но губы отказываются произносить это вслух. - На самом деле, ему было плевать, что думали другие... Он просто не хотел жить без тебя. Не видел в этом смысла... Он уже был мертв тогда...- голос Наташи шуршит, как крупный ракушечный песок по выщербленным каменным плитам. В нем уже нет эмоций, они давно превратились в этот песок.- И мне тоже хотелось умереть... Вместе с ним... вместе с тобой... Наверное, я просто устала... Слишком устала терять близких людей... Устала искать в себе силы, чтобы жить дальше. Жить вопреки всему... Фил хочет, чтоб она замолчала. Ее слова слишком остро перекликаются с его чувствами. С теми, которые он уже слишком давно пытается запереть глубоко в своем сердце... - Сегодня я подумала... Знаешь, я ведь всерьез подумала, что может случиться еще одно чудо. Я подумала, а вдруг? Вдруг это возможно? Возможно, что Клинт жив. Нет! Не говори ничего! Я знаю. Я видела его смерть... Но сегодня... Боже, как я хотела в это поверить... Я... Я все думала, вот сейчас он выскочит мне на встречу, с этой совершенно идиотской улыбкой в пол лица, растрепанный и в изодранном костюме... но он будет живой! Живой, Фил!!! Я ХОТЕЛА В ЭТО ПОВЕРИТЬ! Голос Вдовы сходит на нет, но для Коулсона он подобен гласу Иерихонской трубы, потому что это его чувства, его мысли, его желания! Наташа говорит о том, в чем он сам не позволяет себе признаться. Взгляд Романофф пуст и направлен в никуда, по ее щекам скатываются слезы, которых она не замечает... Она слишком привыкла плакать в себя, чтобы никто не мог видеть ее слабостей... Фил притягивает ее в свои объятья. Наташа утыкается в его грудь и рыдает уже в голос... Ей слишком больно... Она слишком устала быть сильной... Это слишком долгая ночь. Долгая ночь, завершающая неоправданно долгий день... Коулсон лежит в своей постели и не может уснуть. Мысли в голове роятся, будто растревоженные пчелы в улье, и ему никак не удается избавиться от ощущения потери. А ведь он думал, что уже со всем смирился... Думал до сегодня. Он не хотел признаваться самому себе, но сознание было жестоко и неумолимо в своей честности, заставляя осознать всю глубину произошедшего. Вынуждая признать тот факт, что Коулсон все еще надеялся вопреки всему, вопреки здравому смыслу, вопреки собственному неопровержимому знанию... Что где-то очень глубоко в душе он искренне и очень сильно хотел поверить, что Бартон все еще жив. Что на самом деле, как бы он не старался убедить себя, как бы ни пытался отпустить свои чувства, свои самые дорогие и трепетно хранимые воспоминания, он все еще ждал чуда. Надеялся, что когда-то вот так невзначай натолкнется на лучника в гулком коридоре Трискелион, и тот с ехидцей поинтересуется, пристально глядя в глаза Филу: « Теперь квиты, Коулсон? Не бросишь меня больше?» И он бы не бросил, больше никогда и не за какие посулы и обещания. Он бы все оставил – Щ.И.Т., карьеру, уехал бы на край света, стоило бы Клинту лишь пожелать... Он бы без раздумий отдал свою жизнь в руки этого несерьезного вздорного мальчишки, и не пожалел бы никогда и ни о чем... если бы только тот был жив... Только сегодня вдруг стало отчетливо ясно, что этого никогда не будет. Чуда не произойдет. Как бы сильно не хотел Фил, это навсегда останется лишь несбыточным желанием, хрупкой бесполезной мечтой, беспричинно бередящей и тянущей душу... Что просто пора оставить неоправданную надежду и начать жить дальше, как бы ни было больно и как бы несправедливо все не казалось... Дверь приоткрывается как всегда бесшумно, и юркая тень проскальзывает под одеяло, прижимается гибким подрагивающим телом к горячему боку. Коулсон уже привычно смыкает объятья, заключая Романофф в надежное кольцо рук, шумно вздыхает, зарывшись лицом в мягкие, приятно пахнущие липой и медом волосы. Клинт всегда пах ветром, солнцем и чем-то, еще более неуловимым... Он сам был солнцем для Фила. Непредсказуемый и неуловимый, словно знойный южный ветер... Он был ярким лазурным небом, в которое хотелось смотреть, не переставая, всю жизнь. Он был воздухом. Был самой жизнью... Но понять это Коулсон смог только тогда, когда потерял Хоукая навсегда... И от понимания утраты, от осознания необратимости, хотелось кричать, хотелось выть, хоть как-то дать выход той боли, что с новой силой расцветала, разрасталась в груди, рвала сердце, давила на ребра, сжимала горло, не позволяя сделать вздох... Наташа вздрагивает и поднимает голову. В разбавленном неоном улиц полумраке комнаты кажется, что ее глаза отсвечивают жутким звериным блеском. Растрепавшиеся волосы падают на лицо, и тонкие пряди прилипли к влажным щекам. Она смотрит странно, протягивает руку, касаясь лица Фила. У нее мокрые пальцы... Или, может... Коулсон подносит к лицу ладонь, дотрагивается до собственной щеки, немного задевая пальцы Вдовы... Наташа тянется, касается губами его пальцев, влажной щеки, сцеловывая слезы... Робко приникает к губам мужчины... И он позволяет ей, не в силах больше сопротивляться, не видя больше в этом смысла... Он столько раз делал это для Бартона, что сделать это для Романофф, для самого себя, кажется почти естественным. Тонкое тело Вдовы изгибается под его руками, подставляясь под ласку, нежные руки касаются ласково и успокаивающе. Она сама нуждается в утешении, и Коулсон без лишних раздумий и ненужных сомнений старается дать ей то, что ей так необходимо сейчас. Он сам готов утонуть в ее ласках, лишь бы просто забыть, не думать о том, чего никогда уже не будет... Наташа очень нежная, ласковая и трепетная, совсем не такая, какой может казаться. Ее невольно хочется оберегать, спрятать, укрыть от всего мира. И совсем не важно, что уже утром она станет своенравной самодовольной кошкой, идеальным смертоносным оружием. Сейчас она всего лишь девчонка, хрупкая, потерянная и чертовски уставшая от несправедливой жизни на которую обречена... Это слишком долгая и горькая ночь... Долгая ночь, завершающая тяжелый неоправданно долгий день... Утро. Такое же, как и тысячи других. Пасмурное небо, над серыми крышами высоток. Где-то на широких улицах, в узких переулках все еще сонно течет жизнь, порядком выдохшаяся за яркую кричащую ночь, но не собирающаяся сдавать свои позиции. У Коулсона дико раскалывается голова, и мозг отчаянно сопротивляется мыслить связно. В квартире пугающе тихо... Наташи нет. Фил не может поверить, что Романофф могла уйти. Ему хочется думать, что это просто независящая от него рабочая необходимость, к которой они оба давно привыкли. Но более пристальный осмотр квартиры сообщает о том, что вместе с Вдовой пропали и все ее немногочисленные вещи... Почти незаметная точка от инъекции на его плече лишь подтверждает, что она очень не хотела, чтоб он был свидетелем ее сборов. А это может означать лишь одно – возвращаться Наташа не собиралась... Чтож, стоило признать, что после всего произошедшего, всего сказанного, это было наиболее рациональное решение... По крайней мере, Коулсон усиленно пытается себя в этом убедить. Сожалеет ли он? А имеет ли это какое-то значение? Он просто запирает свои чувства в самый отдаленный уголок сердца. Воздвигает стену, отгораживаясь от ненужных мыслей. Надевает безукоризненно отглаженный строгий костюм и привычную маску невозмутимости. Закрывает дверь квартиры. Он не скоро сюда вернется. В этом больше нет необходимости... Он не пытается ее найти. Он прекрасно осознает, что это не нужно ни одному из них. Он убедил себя, что так будет лучше. Он просто пытается жить дальше, и совсем не важно, что эта жизнь давно потеряла смысл. Наташи нет. Она просто исчезла, будто ее никогда и не было... Все снова стало пустым и бесполезным... Коулсон пытается уйти в работу с головой, пугая подчиненных своей одержимостью. Мэй все чаще косится на него настороженно, он все отчетливее замечает тревогу во взгляде Скай... И как же он откровенно благодарен Гидре, Сороконожке и даже тому же Улью... Хотя, наверное, он должен сожалеть о Уорде, но отчего-то это совсем его не трогает. Его вообще мало что беспокоит теперь. И это, вероятно, лучшее, что могло с ним случиться. Куда проще выполнять свою работу хорошо, когда ничего не отвлекает, больше не заставляет сомневаться и беспокоиться. В Ассамблее Мстителей что-то назревает. Слишком много недовольных. Лицо Фьюри все чаще выражает крайнюю озабоченность. Волнения все сильнее уходят в массы, кажется, что над Манхеттеном плавится воздух. Коулсону плевать. Его больше не интересует Инициатива. У него не вызывает больше трепета непреклонно-уверенный взгляд Роджерса, оставляют равнодушным взволнованно-озабоченные доводы Старка... Даже максимализм Паркера проходит мимо... Фил все еще продолжает свою работу, уже не для тех, кто рядом, не для людей и человечества в целом, а просто потому, что это единственное, что еще может побуждать к существованию... Просто потому, что остается надежда, что где-то там, в этом огромном мире, среди многомиллионного населения этой маленькой планетки, есть она – женщина, ставшая его отражением. Та, чье сердце так же мертво, как и его... И даже когда мир в очередной раз сходит с ума от неумеренного цинизма и алчной бюрократии, от тотального контроля и упертого противостояния ему, когда крови и боли становится больше, чем казалось, может вынести мироздание, и дружба и любовь тонут в неоправданной вере в прошлое, даже тогда, единственное, что по-настоящему волнует Коулсона – это Наташа... И хоть он не позволяет себе о ней думать, но где-то в глубине сердца теплится робкая слабая надежда, что с ней все будет в порядке, пусть даже и не благодаря его стараниям. Фил не замечает, как пролетают дни, недели, месяцы – все это не важно. Не важно, сколько погибло людей, не важно, сколько разрушено жизней, не имеет значение, сколько пролито крови и сколько чувств попрано, не важно, сколько убил он сам, и не важно, сколько спас, не важно, что было вчера и будет завтра. Это лишь жизненные закономерности, которым он уже слишком давно перестал удивляться. Которые слишком давно стали безразличны. - Что с тобой происходит?- сокрушенно вздыхает Мэй, отводя глаза, стараясь не смотреть на изрядно потрепанный и перепачканный кровью, когда-то добротный, дорогой костюм.- Я уже не узнаю тебя, Фил... - Все в порядке, Мелинда,- холодно улыбается Коулсон, не замечая, насколько его улыбка стала пугающе-зловещей.- Работа выполнена, разве это не главное?- он чопорно одергивает потрепанный рукав пиджака и убирает подобранный «паркер» в нагрудный карман. Кажется, что его голос все так же спокоен, как и прежде, но Мэй слышит в нем скрытую угрозу, слышит очень давно, и это ее пугает. Просто очередное возвращение на базу. Ничего нового. Ничего, что могло бы его заинтересовать или взволновать. Все давно стало серой рутиной. Коулсон отодвигает стопку отчетов на край стола и устало трет виски. Не мешало бы выпить кофе, но кофемашина в кабинете снова приказала долго жить. Это немного раздражает, но в отсеке рекреации есть кофейный автомат. Стоит прогуляться туда, тем более что он снова засиделся допоздна и вряд ли встретит кого-нибудь по пути. Видеть кого-то сейчас совсем не хочется, Филу уже очень давно комфортнее быть в одиночестве, хоть раньше такая перспектива его пугала. В отсеке ожидаемо пустынно. Автомат мерно гудит, выполняя нехитрый заказ, и это почему-то успокаивает. - Тебе вредно пить столько кофе,- тихо шелестит приятно знакомый голос, и Коулсон не может поверить своим ушам. Наташа сидит все в том же кресле, притаившемся за раскидистым и раздражающе-ярким фикусом. Она выглядит усталой и немного помятой, но Фил настолько рад ее видеть, что это совсем не имеет значения. - Знаешь, я очень скучала, хоть и надеялась, что у меня не будет на это времени,- печально улыбается Вдова. Коулсону очень хочется спросить, где она пропадала так долго, но он понимает, что у каждого из них должны быть свои секреты. Она расскажет сама, если сочтет это необходимым, и если решит остаться. Он просто, молча, опускается перед креслом на корточки и смотрит на Романофф пристально и слегка неверяще. - В мире творятся странные вещи, но ты, наверное, в курсе, Фил?- скорее всего Наташа не ждет ответа и говорит просто потому, что нужно что-то сказать, но Коулсон все равно отвечает, потому, что хочет, чтоб она продолжала говорить и дальше. - Кажется, что-то слышал, но признаться было не до того. Может быть, ты мне расскажешь? Романофф чуть склоняет голову и поводит плечами, и совсем немного болезненно морщится. - Роджерс ушел. Никогда бы не подумала, что они с Тони могут так рассориться... - Америка осталась без своего Капитана?- горько усмехается Фил, хоть на самом деле его это ни капли не трогает.- Что ж, это печально. - И я тоже хочу уйти, Фил,- Наташа смотрит на агента испытующе и, кажется, чего-то ждет.- Совсем... Коулсон закусывает губу и пытается понять, хочет ли Наташа услышать то, что он хочет ей сказать. - Ты пришла, чтобы сообщить мне это лично?- вместо этого спрашивает он после недолгого молчания. - Нет...- немного рассеянно произносит Вдова и отводит взгляд.- Я подумала...- она прикусывает нижнюю губу, но тут же встряхивает головой, будто прогоняя непрошенную мысль, и вскидывает на мужчину решительный взгляд.- Впрочем, забудь, Фил, это не имеет значения. - Имеет,- жестко обрывает ее Коулсон, ему чертовски надоело играть в недосказанности, и, откровенно говоря, он слишком устал делать вид, что готов принять любое ее решение. - Ты...?- чуть хмурится Наташа, явно не понимая чего от него ждать. - Аляска,- говорит Фил, кажется, невпопад.- Мы с Клинтом хотели когда-нибудь... Думаю, тебе там должно понравиться. Мы могли бы попробовать. Вдвоем... Если ты хочешь. Фраза выходит сумбурная и скомканная, но в ней столько скрытого смысла, что Романофф замирает на мгновение, боясь поверить в собственную догадку. Но Коулсон смотрит так ласково и ожидающе, что все сомнения улетучиваются как-то разом и безвозвратно. Одним смазанным движением Наташа соскальзывает с кресла, лишь для того, чтоб в следующее мгновение очутится в надежных крепких объятьях, и утыкается в плечо агента. - Думаю, это «да»,- мягко улыбается Фил, гладя яркие рыжие волосы, пахнущие липой и медом.- У тебя много вещей?