Лунная роза

Один и тот же сон, который снится на протяжение многих лет. Темнота обволакивает мои ноги, не позволяя мне пошевелиться, она просачивается сквозь мои вены к моим рукам, заставляя дрожать пальцами. Мои глаза ничего не видят, тут ничего нету — ни единого мотылька света. Заигрываясь со мной, тьма пыталась напугать меня, но у нее плохо получалось. Я давно не маленькая пятилетняя девочка, которая боится злого Бугимена под моей кроватью. Сейчас я совершенно другого боюсь, но темнота не знает об этом. Я хорошо скрываю мысли. Чувствую своим сердцем, что надо мной потешаются, меня пытаются напугать, но не выходит. А зайти дальше, кроме того, как пугать черным цветом в глазах и окутавшей тело дымкой, не может. Боится сама или же ждёт подходящего момента? Я сильнее нее. Сжав руки в кулаки, приказала ей исчезнуть, но она не исчезла… Только дымка под ногами. Из рук вышла сбруя темной слизи, опадая возле ног, начиная шипеть как борная кислота. Мне не удаётся ничего вымолвить. Мое горло каждый раз сдавливает спазмом, заставляя помалкивать в тряпочку. Первые дни я билась как буйная, пытаясь закричать хоть что-то, но все было напрасно. А мне было тогда всего лишь десять лет. Но тогда, когда была совсем маленькой девочкой, я видела свет. Свет, который горел в конце всей тьмы! Я пыталась его нагнать, но я играла в игру догонялки, и никогда не выигрывала. Мне доставался поощрительный приз — маленький огонек, летавшего вокруг меня. За моей спиной раздался лёгкий, но прохладный, ветерок. Поежившись от холода, так и не смогла пошевелиться. Это первый раз такое… Необычно странно! Ко-как повернув голову в бок, мне ничего не удостоило взгляда. В этом весь сон… Холодный ветер переменился в теплый, обдувая меня с ног до головы. Казалось такое, что этот ветер совершенно не ветер. В нем кто-то прячется и не хочет попадаться мне на глаза. Единственное, что мне сумел этот ветер прошептать: — Время пришло…

***

— Мефиер, вставай, иначе твой телефон окажется в туалете! — Не трогай мой телефон, мелкий! — Мефиер, не трогай своего брата! Как всегда, мама защищает младшего брата, а меня нет. Ну конечно, я же старшая, мне надо давать пример как правильно вести. Пускай сам учиться, не маленький, десять лет уже. Кое-как приведя себя в порядок после трехчасового сна, позволила себе нанести немного тонального крема. От этого сна, который приходит на протяжение двенадцати лет, место глаз, теперь, мешки с картошкой. — Сложно будет с таким сном жить, — пробубнила я, доставая тушь, — если ещё раз повторится, то точно в психушку сдадут. Накрасив глаза, с тяжким вздохом пошла на кухню, где сидела вся семья: отец с газетой в руках, мама возле плиты готовила блинчики… брату, он сам. Сидел за столом и побрякивал моим телефоном. — Мелкий, — подойдя к нему, я выхватила телефон, — не твое — не трогай! — А что, мне нельзя? — любить он притворяться милым и пушистым перед мамой. Состроив щенячьи глазки, он мне поведал. — Мне мамочка разрешила забрать себе. — Чего? — я потеряла дар речи. Стоя с открытым ртом, пыталась понять, где подвох. — Мелкий, не вешай мне лапшу на уши! Этот телефон — мой, я на него три года горбатилась! — Интересно как? Отсасывала мужикам? — Кайл! — хлопок по столу и мой брат умолкнул. Не надо было папу злить, он и сорваться может. — Имей совесть говорить такое. — Что ты на него кричишь? — вот теперь в ругань влезла мать, которая будет защищать брата, а не меня. Она даже за те слова, что сказал, ругать не будет. Минимум мороженое купит или же новую компьютерную игру. — Тебе она дороже, да? — Для меня все дети ровны, — спокойно ответил отец, смотря своими серыми глазами на мать, — имей хотя бы каплю совести. Ты совершенно забыла про Мефиер. На этих словах завтрак был окончен. Папа, как всегда, решил довезти до школы, на забыв по дороге заехать в наше любимое придорожное кафе, где всегда покупали горячие бутерброды. Он обо мне заботиться, не то, что мама. Проезжая по шоссе, стала рассматривать пасмурную погоду. Я всегда думала, если идёт дождь, то это значит на небесах кого-то оплакивают. Оплакивают ангела, упавшего с небес или же самого бога, который отдал свою жизнь ради того, чтоб мы жили. — О чем загрустила? — папа всегда понимал мои эмоции. Даже в тот момент, когда их не видно на лице. — Я просто поняла, что мама меня ненавидит и не любит из-за того, что я не родная… — Как ты узнала? — развернув в правый бок машину, спросил отец. — Дорогой Кайл рассказал, когда мне было тринадцать лет. — было трудно вспоминать этот день, когда семилетний придурок рассказал мне все это. «Это мой подарок тебе на день рождения!» — до сих пор крутятся эти слова в моей голове. Я не родная, он родной. Не успели меня взять, как он через два года появился. И тогда понеслось: Мефиер погуляй с коляской, Мефиер поменяй памперс, Мефиер то, Мефиер это. Живая рабыня при семье. — Ну я устрою этому сопляку! — отца трудно вывести из себя, но если сумели, то он очень строго будет наказывать. В тот раз Кайл был без интернета целый месяц, что же на этот раз будет? — Не надо, пап. Скоро будут экзамены в школе, сдам и уеду в Бостон! Я всю жизнь зарабатывала деньги на поступление в Бостонский колледж. То официанткой работала, то доставщиком пиццы, я ни одной копейки не попросила у матери. А то, что давал отец, я их откладывала со своими сбережениями. Наконец-то мы добрались до места зла — школы. В ней постоянно со мной проблемы возникают, отца вызывают к директору. В ней я могу быть самой собой. — Мефиер, — посмотрев на папу с улыбкой на лице, стала слушать указания, которые мне выставляет каждый день, — не срывать уроки, не драться с мальчиками… — Это было один раз! — воскликнула я, вспоминая тот день. — Если бы на меня не наехали, то ничего бы такого не предвиделось! И с кулака научил бить ты! Мы могли дальше спорить, но в школе прозвенел звонок. Быстро попрощавшись с папой, поцеловав того в щеку, побежала в свой класс. Он у нас очень «дружный», аж сбежать от него хочется, но ничего не поделаешь тогда, когда в нем учится элита школы. Богатенькие родители кинули своих дочек, и сыночек на шеи учителей и уезжают на теплое море, а мы должны их терпеть и делать то, что они просят. Помню случай того дня, когда отца вызывали в школу из-за одного парнишки. Этот тот случай с кулаком по морде. Этот парнишка приказал мне принести ему фруктовый лимонад с настоящими дольками цитруса и десерт к нему. Ну я ему и отказала. А он как начнет наезжать на меня, а я возьми с кулака и там такая драка была. Это что-то! Дойдя до своего класса, постучала. Мне никто не ответил, а это значит учитель не пришел. Отойдя от двери, ударила ее ногой. Сверху полилась вода из падающего ведра на пол. Постояв и посмотрев на растекающуюся лужу, прошла в класс. Там сидели все мои одноклассники, даже тот человек, который мог это спланировать. — Лакорра, — обратилась к сидящему на первой парте парню с холодными карими глазами, — следующий раз сделай другую шутку, а то эта уже старомодная. — Как и твоя одежда, Кардамона? — до моего уха донёсся писклявый голос его девушки, с которой не разлей вода ещё с колясок. Не люблю свою фамилию. Чувствую себя пряностью. Мне хотелось поменять фамилию на известного репера, но мне не позволила мать. Она так меня обругала, аж кожа покрывалась пятнами и уши в трубочку сворачивались. — Ну не всегда же ходить в золотом и розовом цвете! — смерив эту заносчивую блондинку взглядом, прошла к своей парте. Сейчас был урок химии, надеюсь сегодня не выйдет промашки по моей вине, как в те дни, когда смешала два раствора и вызвала взрыв. Это ещё Лакорра виноват, он со мной в паре работал! Поменял местами порошки и стал усмехаться надо мной. Если же в этот раз такое будет, я ему врежу с ноги. Посмотрим, выбью ему зубы али как? Начался урок. Учительница показывала на доске и рассказывала про химические реакции. Когда идёт превращение одного или нескольких исходных веществ (реагентов) в другие вещества, при котором ядра атомов не меняются, при этом происходит перераспределение электронов и ядер, и образуются новые. -…Химические процессы, протекающие в веществе, отличаются и от физических процессов, и от ядерных превращений… Скучно. Очень скучно. До конца урока ещё пятнадцать минут, а все мы засыпаем. Я в основном. Элита сидит в телефоне, красит ногти, рассматривает ленту Facebook — а. Все они такие, зато потом выходят с красным дипломом и медалью золотой. Погода скатывается, дождь начинает бить по стёклам, набирая свою силу. Ветра не было, он не мог разогнать черные тучи над нашим городом. Как возвращаться домой буду — неизвестно. Вся промокну и буду как сосулька. — Домашнее задание на доске! — прозвенел звонок, учительница записала домашку, как всегда, на доске и убежала прочь. Наверное, чаевничать в преподавательскую и обсуждать сады и огороды. Сегодня день вообще был странным, я ни разу не попала в неприятности, ни разу не вызвал директор… Неужели черная полоса сошла с моей улицы и наступила белая? Или я ошиблась? Шагая по коридору, находя кабинет изобразительного искусства, я никак не могла понять, почему на меня учителя, которых видела на своем пути, смотрели с печалью в глазах. Я шла и думала над всем этим, пока меня вызвали к директору. Проходя мимо других учеников школы, в голове рылось множество вопросов: что я сделала? Меня отчисляют? Одному богу известно, что ждёт в моей судьбе именно сейчас. Дойдя до кабинета директора, постучалась. За дверью послышалось хриплое «войдите», ослушаться не могла. Войдя внутрь, где бывала с класса четвертого, огляделась. Детский психолог, социальный педагог, два преподавателя, директор… Все они ждали меня, но в чем дело? — Кардамона, присаживайтесь. — директором был старенький старичок. Он хоть не ругал нас жестоко, но наказания были военного типа: картошку почистить, зубной щеткой туалеты отодрать. Сейчас время остановилось. Пройдя к свободному стулу возле директорского стола, села. Моя спина напряглась, чувствуя то, что за мной наблюдают. Все они. Я сглатываю под этим напором глаз. Ладони вспотели, вытерев об штаны, стала ждать. — Мефиер, — первым начала говорить психолог, — я знаю, что у тебя проблемы в семье… — Что ты приемный ребенок. — никогда не любила социального педагога. Она может так сказать, что ей самой хочется влепить. Ее тут все не любят, так как лезет туда куда не надо. — Мефиер, — я повернулась обратно к директору. Мне хотелось уже узнать правду, а эти две все голову морочат. — Нам недавно звонили из кареты скорой помощи и дело в том… твой отец попал в аварию и не выжил. — Что? — единственное чего могла ответить перед тем, как мне дальше стали втирать масло в мозг социальный педагог. — Из-за того, что у твоей матери есть родной ребенок, то она отказалась от тебя. С меня хватит. Встав со своего места резким движением, вышла из кабинета. Слезы никак не хотели идти, место них адская злость. Злость на мать, которая решила избавиться от нас, за то, что она виновата в аварии отца! Я сейчас готова рвать и метать, хочется разбить стекло, попасть самой в аварию. Выбежав из школы, попадая под ливень дождя, я просто упала на колени. Во мне все разбилось: душа, сердце. Я больше ничего в этой жизни не хочу, кроме того, как убить саму себя! Дождь усилился, начался самый настоящий ливень. Мне сейчас казалось, что дождь плачет вместе со мной. Чем сильнее моя истерика, тем сильнее идет дождик. Собравшись со своими силами, убрав прилипшие пряди волос со лба, направилась куда глаза глядят. Спускаясь по ступеням вниз, решила, что мне надо сейчас уехать из этого города, чтоб меня никто не нашел. Обняв себя руками, направилась на проезжую дорогу. Надо пройти по зебре, затем направо, прямо, налево, ещё раз налево и буду «дома». Надеюсь, мне дадут собрать вещи и уйти по-хорошему? Дойдя до дороги, намеревалась пройти свой путь, но мне не дали. Период моими ногами встала дорогая машина черного цвета и с бронированными стеклами. Ничего не поняв, решила обойти это и по-быстрому дойти до пункта назначения. Но не успеваю шага сделать, как дверь возле водительского сидения открывается, и я слышу знакомы голос: — Садись в машину, быстро! Из выбора мокнуть под дождем или сесть в машину Лакорра, я выбрала второе. Сев на кожаное сиденье, удостоилась свирепого взгляда. Снятая куртка могла удостоить его великолепное тело под голубой рубашкой с расстёгнутыми двумя пуговицами. Вылитый бойсбенд, но он не для меня. Не моей породы. — Дура, совсем мозг потеряла? — на меня стали кричать. Я не смогла ничего поделать, кроме того, как самой начать кричать: — А тебе то что? Ты мне вообще никто, чтоб кричать! — Как мне что? — рыкнув, он достал большой носовой платок из бардачка. Сложив несколько раз, меня стали вытирать как ребенка. — Может я чувства к тебе питаю. — Какие — ненависть и злость? — язык мой — враг. Ляпнув это, я могла увидеть то, как его переносица расширилась, и он стал трудно дышать. — Любовь! — схватив меня за волосы, меня вовлекли в жестокий и грубый поцелуй. Жёсткий, требовательный, настырный поцелуй превратился в нежный, мягкий и трепетный. Чувство, что меня высасывают полностью, наполняя меня тёплыми чувствами. Такими яркими и жаркими, отчего случайно охнула в губы моего оппонента. Случайно прикусив его губу от трепетного чувства внизу живота, меня схватили и усадили на колени. Вдруг мне стало очень жутко плохо, мне стало трудно дышать. Пытаясь оторваться, меня вновь захватывали в плен. Я мычала, извивалась, но меня ловили, обнимали и не давали возможности отдышаться. Единственное, что могла увидеть перед обмороком — это победную улыбку Лакорра, с его словами: — Теперь ты моя, Мефиер Лакорра…