***
Гокудера говорит: поздравляю, Десятый, я рад за вас. Говорит сквозь зубы и улыбается, будто давно исчезнувшие осколки от взрыва до сих пор калечат кожу. Кажется, тот любит его. Кажется, Тсунаеши знает это. И ему как-то все равно, знаете. Ямамото рядом смеется — Господи, ты можешь заткнуться? Серьезно, это совершенно не смешно — и Савада мысленно ставит пометку «Разыскать для Дождя самую лучшую психиатрическую больницу. Желательно подальше. Где-нибудь не на этой планете-боже-когда-он-заткнется?». Савада заботиться о своей семье. Савада желает ей самое лучшее. И поэтому он с чистой совестью закрывает дверь перед носом, мол, ребята, вы мне надоели, знаете? Вот прям по самое горло. На следующий день кто-то сообщает о том, что Урагана нашли в пьяном виде в каком-то дешевом баре. Тсунаеши, смотря на бокал с вином, отвечает: — Хорошее пойло, наверное, нашел. На самом деле Савада рад, что надоевшего смеха здесь нет и никто не раздражает. И, похоже, что в семье появилась парочка из одного сумасшедшего и человека с разбитым утренними и мокрыми мечтами, серьезно, какая тут любовь? И еще эти стальные глаза, которые вечно где-то не здесь, будто чего-то надеются, слушай, прекрати уже играть в прятки, ага? Мы вообще-то мафия. Давай покаемся по такому случаю? *** *** — Ты что и вправду думаешь, что я позвал тебя ради секса? Кея, прекрати мечтать, — устало и раздраженно говорит Тсунаеши, откидываясь на спинку кресла. Хибари же хмурится — в серых глазах бешеные искры, но Савада за столько лет привык к ним, что уже не замечает. Ему плевать на них с высокой колокольни. Облако не переносит своего имени (когда-то тот сказал, что его назвал какой-то левый человек, а не собственные родители, которых давным давно не существует). — Сам знаешь, что без связи мы просто сдохнем. Оба, — Кее самому не в удовольствие, но гребаные метки так и кричат: если не будешь целовать каждые три часа и сорок пять минут, то просто умрешь, ага, договорились? Им обоим плевать, что если бы и Савада, и Хибари испытывали друг к другу чувства, то могли этого не делать намного дольше. Ну что, весело? Тсунаеши отвлекается от разглядывания собственных рук — те в ранах, те в запекшей крови, и, кажется, в вине. Ты виноват, что родился для того, чтобы убивать. Ты виноват, что не являешься родственной душой с меткой, что болит, колется, чешется и не исчезает. Хочется оторвать собственную руку, но жаль, что есть такие слухи, что метка может вернуться уже в другом месте. И не факт, что ты до этого не сдохнешь. И ты виноват, что человек напротив является точно таким же. Давай же… - …Может, тогда покаемся, а, Кея? Глядишь и метка волшебно исчезнет, — Савада смеется: в его глазах тень умерших и никакой жалости. Хибари молча подходит к столу, берет в руки бутылку дорогого вина, вроде что-то разглядывает на нем и говорит как бы удивленно: — Тебе что, уже нужно напиться без памяти, чтобы заняться со мной сексом? — проигнорировав, спрашивает Хибари, наклонившись. — Нет. — Тогда прекрасно, — Кея скалится и вдруг бросает вино в огромное окно на всю стену через плечо Савады, который спокойно уворачивается, думая «Жаль еще не попробовал.» Окно вдребезги разбивается, осколки попадают в обивку кресла и даже задевают Тсунаеши. — За ущерб заплатишь сам.***
***
— Как ты ко мне относишься? Тсунаеши раздраженно вздыхает, затягивая галстук, и думает как бы он не затянул его сильнее. Мельком смотрит на бессмысленный узор на запястье. Щурится и устало чешет его: метка вся в запекшей крови. Савада думает, что Бог смеется над ним. Какие-то они неправильные. Ошибки. — Нормально. Слушай, отвяжись от меня, Кея. — А точнее? — Хибари наклоняется и берет в руки осколок, с интересом разглядывая. Тсунаеши, глядя на это, едва удивленно думает: «Решился, наконец?». — Был бы у меня нож, давно бы тебя зарезал, — хотел правду? Бери, Хи-ба-ри, не жалко. Жаль только вот что: у Савады лишь его кровавые руки и припрятанный пистолет. Так. На всякий случай. — Убьешь меня — умрешь сам, я уже устал это повторять, — правда, Кея, ты тоже устал? Тсунаеши бросает взгляд на разбитое окно: в нем гаснут последние лучи солнца. Осторожно ступая босыми ногами на осколки, он слышит как Облако раздраженно шипит и со злостью в отместку сжимает в руках осколок побольше. Савада хмыкает, чувствуя, как по руке стекает теплая кровь. — Цепляйся за это и когда-нибудь кто-то из нас на миссии сдохнет от пулевого ранения, а кто-то захлебнется чаем, — Босс Вонголы мило улыбается и довольно щурится. На этот раз искренне.***