Желания именинника

— Хреновый был фильм, — резюмирует Юра. — Согласен. Они спускаются по ступенькам кинотеатра — Отабек спокойно и медленно, Юра — перепрыгивая через каждую вторую. И, конечно, оказывается внизу первым. Поворачивается, сверкает глазами из-под длинной челки, но терпеливо ждет. Отабек чувствует себя немного виноватым, потому что сам предложил фильм. Хотел как лучше, а получилось как всегда. Он мысленно делает себе пометку о том, что в следующий раз нужно внимательнее выбирать и почитать отзывы в Интернете. У них не так много времени, чтобы тратить его на плохие фильмы. — Надо было идти на тот, который про стену, — Юра никак не может смириться с обманутыми ожиданиями. — Там дофига китайцев. И в трейлере хоть движняк был. А тут сплошное мясо. Скучно. Он потягивается, разминая затекшие во время сеанса мышцы, а Отабек ищет в кармане ключи от мотоцикла, краем глаза наблюдая. Считывает движения, запоминает, как подрагивают ресницы на полуприкрытых веках. Всё это совсем не то же самое, что в Скайпе или на фото, когда между ними тысячи километров и экран монитора. Сейчас Юра живой и настоящий, и немного пахнет поп-корном, и таким его хочется запомнить. — В следующий раз пойдем, — обещает Отабек. Их ждет мотоцикл, арендованный на день. Едва оказавшись рядом с ним, Юра забирается на сиденье, неправильно, свесив ноги на одну сторону, елозит белыми подошвами кед по подножке. — В следующий раз его уже не будут показывать, — Юра на миг сникает, скукоживается, словно уменьшаясь в размерах. Но тут же снова оживляется. — А давай сегодня ещё раз сходим? Только позже. Отабек достает из кармана телефон, смотрит на крупные цифры на светящемся дисплее. — Позже не получится. Тебе домой к девяти. — Ну бля. Почему я об этом не помню, а ты помнишь? — Не хочу, чтобы в следующий раз тебя не отпустили, когда я приеду, — просто отвечает Отабек. Юра хмурится перед тем, как спрятать лицо в ладони и застонать: — Это пиздец какой-то, Бека-а-а. Мне шестнадцать сегодня, между прочим. Только Яков с Лилией явно не в курсе. Они, кажется, видят меня лет на десять младше. — Просто беспокоятся о тебе. Тем более, тренировка завтра. Отабек не может сказать, что не согласен с ними. Но от мыслей о ночных прогулках по Питеру с Юрой внутри становится тепло и хочется, очень хочется, чтобы ему не нужно было так рано возвращаться. — Возьму в этом году и сниму квартиру себе, — обещает Юра уже в который раз. — И никто не будет мне командовать, когда возвращаться и сколько, и где шляться. Будешь приезжать ко мне в гости? — Буду. Отабек улыбается, представляя, как они сидят на кухне в старой питерской квартире. Или как смотрят вместе фильм, но уже на ноутбуке. И никуда не нужно торопиться. — И приставку куплю. Будем играть всю ночь. Ну, или так. Тоже неплохо. Он, в общем-то, уже согласен заранее и на всё, лишь бы в компании Юры. С ним и посидеть просто можно, и помолчать. Отабек слушает недовольное шипение, которое его почему-то никогда не раздражает, смотрит в зеленые глаза и думает — разве могут у людей быть такие зеленые глаза. Они всегда такие были, или это потому, что весна? Вокруг ещё серо, сыро и холодно. А у Юры глаза цвета первой листвы. — И никто. Никогда. Ничего. Не посмеет, — Юра заканчивает строить свой идеальный мир, в котором он уже всем отомстил и всё получил. Отабеку очень нравится, что он в этом мире тоже есть. Он приезжает уже третий раз, всего на один день, сколько получается украсть у себя, у подготовки к соревнованиям. И каждый раз они проводят время так, будто живут в двух остановках трамвая друг от друга — ходят в кино, бесцельно бродят по паркам и крышам, сидят в небольших кафе. И разговаривают, разговаривают так много и обо всём, словно знакомы не несколько месяцев, а всю жизнь. Отабек без сожаления каждый раз снова преодолевает путь в тысячи километров, чтобы почувствовать себя так, будто они живут в одном городе. Меньше всего ему хочется видеть тоску в глазах именинника. — Не расстраивайся, — Отабек ерошит и без того торчащие во все стороны волосы на макушке Юры. — У нас ещё полтора часа. Можем поехать, куда захочешь. — Надо завалиться куда-нибудь пожрать! — Немного подумав, решает Юра. — Так, чтобы с тортом, и со всем, что положено. А то у Лилии мне такое счастье точно не светит. Там режим. Строгий. Отабек уже собирается согласиться с тем, что режим один раз, ради Дня рождения, и нарушить можно, но его прерывает звонок телефона. Ругаясь на того, кому он понадобился в самый неподходящий момент, Юра роется в рюкзаке. Звук электрогитар о чем-то напоминает Отабеку. Трек он не узнает, но вспоминает, что это Металлика. Точно она. На миг становится приятно, и даже гордость просыпается. Раньше Юра такое не слушал, в плеере были семидесятые и восьмидесятые. И где только такой классики нахватался. Отабек знает, из чьего плейлиста к нему перекочевали американцы девяностых. И как здорово, что прижились. Когда телефон наконец-то найден, Юра смешно, хоть и раздраженно морщит нос. — Виктор. Кто бы сомневался. Тычет пальцем в экран, но к уху не прикладывает, держит немного на расстоянии. Через секунду Отабек понимает почему — жизнерадостное приветствие из динамика слышно даже ему. — Да-да, с Днем рождения меня. Ты утром уже поздравлял, — бурчит Юра в телефон. — Чего хотел-то? Что? Нахрена? Нет, я не один. Отабек чувствует на себе внимательный взгляд и за несколько секунд успевает придумать десяток возможных вариантов развития событий. Наверное, сейчас Никифоров захочет с Юрой встретиться. Чтобы поздравить лично. Или они с Кацуки позовут его гулять и в кафе. Или пригласят к себе. И ему останется только отвезти Юру к ним, вернуть мотоцикл и отправляться в аэропорт. А у них было ещё целых полтора часа. Так не хочется терять это время. Время, которое можно было провести вместе где-нибудь в тепле. Он молча слушает, как Юра препирается о чем-то с Никифоровым и думает, как много они не успели. — Да ты охренел просто, — с чувством говорит в телефон Юра. — Я и за поздравлением сам к тебе ехать должен? Отабек замечает ещё один быстрый взгляд и то, как Юра закусывает губу, будто размышляя о чем-то очень серьезном. В итоге выдает Виктору: — Ладно, уговорил. Но только если с Отабеком. И нажимает на отключение звонка. — Короче, Виктор хочет меня поздравить и даже напоить, — объясняет Юра. — И приглашает заехать к ним с Кацудоном. Но я без тебя не хочу. Ты как на это смотришь? — На «напоить» — отрицательно, — Отабек улыбается, на душе становится легче. По крайней мере, им не нужно прощаться прямо сейчас. — А против остального ничего не имею. — Бека, ты бываешь таким скучным. Мне шестнадцать, тоже забыл? — Так по закону в шестнадцать ещё нельзя пить. Отабек протягивает Юре шлем и натыкается на полный скептицизма взгляд. — Ты, по-моему, единственный в России, кого волнует этот закон. Адрес, который называет Юра, ему знаком, маршрут на гугл-карте короткий и простой. Питер — не совсем чужой город для Отабека. Он прожил здесь некоторое время, когда тренировался в лагере у Якова. А теперь с каждой поездкой к Юре белых пятен на городской карте становится всё меньше. Они едут недолго. Никифоров живет в старом доме — совсем не таком, как Отабек себе представлял по дороге. Он ожидал чего-то более современного, более пафосного. Более похожего на Виктора. Но зато в подъезде чисто и пусто. Пока они едут в лифте на пятый этаж, Юра знакомит его с главными правилами выживания в доме Виктора. Тут впору конспектировать. — …ничего не хвали. Не отвечай на провокационные вопросы, лучше прикидывайся шлангом. Я всегда так делаю, иначе доебется — не отцепишься. И ни в коем случае не гладь собаку! — Юр, ну собаку-то почему нельзя гладить? — последний пункт вызывает искреннее недоумение. — Обслюнявит с ног до головы. У двери Юра делает глубокий вдох и подносит палец к кнопке звонка с таким видом, будто нажатие на неё запускает целый ядерный арсенал. И Отабек сразу как-то напрягается. Он ни разу не общался с Виктором без коллег по катку, в неформальной обстановке, а в формальной их общение ограничивалось тем, что Виктор говорил, а он просто слушал и кивал. На лестничной площадке слышно приглушенное дверью треньканье. Но когда она открывается, на пороге возникает вовсе не Виктор. Отабек уже успел забыть о том, что тот живет не один, поэтому к Кацуки в домашних брюках и мятой футболке оказывается не готов. — Проходите, проходите. Здорово, что вы нашли время заехать к нам. Вежливая улыбка и дежурное радушие выдают в нем японца куда больше, чем акцент в английском, но Отабеку всё равно кажется, что рад он им искренне. — Мы ненадолго! — с ходу заявляет Юра. Пока Отабек снимает кроссовки и куртку, Юра успевает выпрыгнуть из кед, затолкать рюкзак под вешалку и швырнуть ветровку явно ожидающему этого Кацуки. — А где этот придурок? — спрашивает он и такая формулировка здесь тоже явно никого не смущает. — О, Виктор на кухне, — всё так же улыбается Кацуки. — Чай будем пить? Последнюю фразу он произносит на русском, с явной гордостью наблюдая за тем, как меняется лицо Юры. Отабеку и самому смешно, но ему с эмоциями удается справиться лучше. — Вот это ты пополнил словарный запас. Самое главное, блять. Откуда-то из глубины квартиры доносится голос Виктора: — Это слово он тоже уже знает. Спасибо, Юра! Кацуки быстро приглашает их пройти. Квартира представляет собой странную смесь всего русского и японского, что только можно представить. Остатки дизайнерского ремонта погребены под вкусами обоих хозяев, массой сувениров со всех континентов, и множеством фотографий с соревнований в рамках. Но в этом доме так много их обоих — невозможно сказать, что это квартира Виктора. Если она и была такой когда-то, то не теперь. Наверное, хорошо, когда люди так удачно находят друг друга. Когда вроде бы такие разные, а всё равно уживаются. И не нужно лететь через полстраны, чтобы вечером посмотреть кино вместе. От мыслей становится горько, и Отабек настойчиво их от себя гонит. На кухне он здоровается с Виктором и под аккомпанемент недовольного рычания Юры выслушивает длинную критику своей прошлой короткой программы. — Тройной во второй половине был совершенно не на месте! Нет, прыжок был хороший, не пойми меня неправильно, — Виктор потрясает в воздухе чайной ложечкой. — Ты с сахаром пьешь? — Да. Одну, пожалуйста, — отвечает Отабек, пытаясь как-то перестроиться с катания на чаепитие, но получается не сразу. Диссонанс просто сшибает напрочь. — Ага, — кивает Виктор и продолжает. — Так вот, его нужно было ставить в первую. Ну, в первую ведь! По истории, ритму, да по всему! Это очевидно. Больше на такое не соглашайся. Юра складывает руки на столе, драматично роняет на них голову и ворчит: — Виктор, он тут пять минут, а ты его уже заебал. Смени пластинку. — Да нет, я согласен насчет прыжка, — Отабек пожимает плечами. Он не ставит себе прокаты, но критика Виктора кажется ему правильной. — Видишь, Юра! Здравомыслящие люди прислушиваются к правильным советам. Бери пример. — Где ты, а где правильные советы? Разрядить обстановку отлично получается у Кацуки с тортом. Это не просто торт, это чудовищное произведение кондитерского искусства, залитое сливками и шоколадом, и вдобавок утыканное фруктами. Едва увидев воплотившуюся сладкую мечту о мести Барановской, Юра тут же забывает о споре. — Только Лилии не говори, а то она меня убьет, — со страдальческим выражением на лице просит Виктор. — Что, боишься? Юра, уплетающий огромный кусок торта, на миг явно чувствует свою безграничную власть и хищно усмехается. — Ох, Юрка, я тебе так скажу, — Виктор склоняется над столом и страшным шепотом сообщает: — дурак тот, кто её не боится. Юра неопределенно качает головой и молча возвращается к торту. Хоть в чем-то они смогли прийти к согласию. Разговор медленно переходит с Лилии на новый сезон, а с сезона на программы, а с них — на сравнение питерского и алматинского катков. И всё это на английском с Юриными эмоциональными отступлениями в русский и обратно. У них оказывается неожиданно много тем для обсуждения, хотя Отабек по большей мере предпочитает слушать и молчать. Ему нравится чай с корицей, и нравится видеть, как Юра смеется, выслушивая новые познания Кацуки в русском. Он чувствует легкий укол ревности, когда Виктор вспоминает о юниорских выступлениях Юры. Виктор так много о нем знает и помнит. Столько, сколько Отабек, наверное, за всю жизнь не узнает. Раньше эта колючая ревность была сильнее, он пытался понять, кто Никифоров для Юры. Почему они так много общаются, хотя постоянно ссорятся. Но потом бросил эти попытки, их отношения было трудно охарактеризовать словами. Для Юры они важны такие, какие есть и этого достаточно, чтобы их уважать. Уважать личное пространство и всё, что связано с Виктором. И надеяться на то, что в пространстве Юры ещё есть немного места для него. Компания Никифорова и Кацуки оказывается неожиданно ненапряжной, никаких провокационных вопросов, даже все инструкции о выживании выветрились из головы. И Отабек спокойно чешет за ухом пуделя, ткнувшегося мордой в его колени. — Ты мне, кстати, бухло по телефону обещал, — Юра залпом осушает свою чашку и отставляет её, выразительно глядя на Виктора. — Юра, это была аллегория на тему чая. Опасения Отабека развеиваются, но, судя по кислому выражению лица Юры, ответ радует только его. — Я так и думал. Разве что хорошего от тебя дождешься. — А как же торт! — В голосе Виктора столько праведного возмущения, словно он сам его пек. — Тебе не понравился подарок? — Не, вот торт хорош, — признает Юра. — Жаль, с собой на режимный объект пронести нельзя. — Всё настолько строго? — Отабеку всё больше кажется, что Лилию боятся не зря. — Ну, там иногда и интересно бывает. Но чаще — пиздец. Если учуют, то получу по первое число. И по второе тоже, — Юра вздыхает и тут же добавляет. — Не сожрите тут с Кацудоном всё за ночь. Завтра после тренировки доедать завалюсь. — Хорошо, мы будем держать себя в руках. Желание именинника — закон, — Виктор склоняет голову в насмешливом поклоне. Глаза Юры неожиданно сужаются, он становится весь загадочный и хитрый, словно что-то задумал. — Закон, говоришь? Тогда у меня для тебя есть ещё одно желание на сегодня. Юра вытаскивает из кармана джинсов телефон и быстро строчит какое-то сообщение. Отабеку очень хочется подсмотреть, он сидит рядом, но практически ничего не может прочитать. Сердце почему-то начинает стучать быстрее. Похоже, не по себе становится не только ему. Виктор вытягивается, как струна, но уж ему экран телефона точно не видно. — Ты меня пугаешь. Какое ещё желание? Он отвечает только когда сообщение уже отправлено. Бросает погасший телефон на стол, складывает руки на груди и с довольным видом откидывается на спинку стула. — Счас тебе будет звонить Яков, и спрашивать, реально ли я остаюсь у вас на ночь. Импровизируй чего-нибудь. — А ты действительно остаешься? — с явным недоверием интересуется Кацуки. — Ну, может, утром и перекантуюсь, — уклончиво отвечает Юра. — Просто мне неохота пилить к девяти домой. И вообще другие планы на ночь. В кухне повисает очень резкая и неуютная тишина, даже пудель удивленно поднимает одно ухо. Виктор спрашивает очень мягко и очень спокойно, как будто разговаривает с маленьким ребенком или сумасшедшим, и даже не разобрать, на что больше похоже. — Какие такие планы, Юрочка? Отабек замечает, что при этом смотрят почему-то на него, и внутри всё медленно холодеет от этого спокойствия. Да он сам понятия не имеет, какие планы. Становится очень неудобно, и очень неуютно, и нужно спасать положение. Молчание затягивается. Виновник торжества, явно довольный произведенным эффектом, слишком поздно осознает, с чем этот эффект связан, зато вспыхивает мгновенно, как спичка. Отабек понимает, что нужно срочно что-то сказать и уверенно говорит первое, что приходит в голову: — В кино. На ночной сеанс. — Вот именно! — с готовностью поддакивает Юра, хотя у него красные даже кончики ушей. — На тот фильм, который про стену. Во взгляде Виктора всё недоверие мира и одновременно всё понимание и очень. Очень. Прямо там хочется провалиться сквозь землю, минуя все пять этажей. Кацуки, кажется, вообще не понимает, о чем речь, потому что они перешли на русский. Отабек немного ему завидует. Когда раздается звонкая трель телефона, подскакивают все четверо. Виктор сгребает с подоконника мобильный. Смотрит на экран, потом на Юру, потом снова на экран и, многозначительно кашлянув, отвечает на звонок. — Яков, вечер добрый! Да. Да. Нет, ничуть не стеснит. Не нахватается. Конечно, он будет завтра на тренировке. И выспится. И в состоянии тренироваться, да. Он же не самоубийца. Под выразительным взглядом Виктора Юра практически сползает под стол, но тут же, спохватившись, выпрямляется и показывает ему средний палец. — Нет. За кого ты меня принимаешь? Трезвый, конечно. Сейчас даю. Телефон переходит к Юре. Отабек ещё не до конца понимает, что происходит, но наивная мысль о том, что у них, возможно, будет ещё несколько часов для прогулок, уже радостно бьется в голове, вытесняя все прочие. — Остаюсь. Ага. Да, блять, трезвый я! Простите, Яков Евгеньевич. За коньками заеду и сразу на каток, ага. До завтра. Юра отключается и возвращает мобильный со вздохом облегчения. — Иногда ты всё-таки бываешь полезен. — Ты только меня не подставляй. А то мне у Якова ещё тренироваться. — Напоминает Виктор. — К утру хотя бы явись, чтобы отоспаться, гуляка. — Да уж сам разберусь, когда явиться, — бурчит Юра, вставая из-за стола. — Бек, пойдем уже? Они собираются и уходят в какой-то неловкой тишине и вроде бы всё нормально, но Отабеку хочется сказать, что они правда пойдут в кино. И он Юру сам привезет. И будет это не утром, а гораздо раньше. Но эти оправдания ужасно звучат даже в его голове. Да и не должны они оправдываться за недопонимание Никифорова. Спускаются пешком, и напряжение между ними спадает только когда позади остается три лестничных площадки. — Ух, — Юра останавливается на втором этаже.— Виктор — идиот. Но зато я теперь свободен. Отабек тоже останавливается. — Да, лучше бы ты ему сразу сказал, что просто хочешь ещё погулять. — А, ну его, — Юра мотает головой, привычно откидывая в сторону длинную челку. — Буду я всяким объяснять, куда и зачем иду. Он мне не папашка, и не Яков, и не Лилия. А тебе тем более. Так что, тоже забей. Хорошо? Отабек кивает. Это всё правда. Да и вечер был приятный, можно ведь запомнить и что-то получше. Если получится. Но, в конце концов, ведь у Юры сегодня День рождения. И раз уж они могут его продлить, и ещё немного побыть вместе, то зачем терять время. В голову почему-то приходят случайные слова Виктора. — Желание именинника — закон, — улыбается Отабек. Юра улыбается ему в ответ, но совсем не так, как он сам — хитро, заговорщицки. Определенно, эта фраза действует на него как-то неправильно. Как спусковой крючок. — Что-о-о-о? — тянет он. — И тебе ещё желание придумать? — Придумай, если хочешь, — пожимает плечами Отабек. Фантазия Юры, кажется, безгранична, как вселенная. Но ему нечего бояться, если это в пределах его возможностей — выполнит всё. А требовать невозможное Юра привык только от себя. Иногда Отабека это восхищает, иногда — расстраивает. Но всегда подталкивает не сдаваться. Юра становится неожиданно серьезным, засовывает руки в карманы ветровки, раскачивается с пятки на носок и смотрит куда-то вверх, над головой Отабека. Туда, где в темноте за пыльным окном желтеет свет фонаря. — Закрой глаза, — говорит он. — Зачем? Отабек действительно не понимает. Ведь детский трюк. — Ну вот, желание такое. Закрой, закрой. Только что ногой не топнул для убедительности. Совсем не понятно, что Юра задумал. Но во рту почему-то пересыхает. Отабек на всякий случай прислоняется к подоконнику, найдя точку опоры. И послушно закрывает глаза. В голову тут же настойчиво лезет самая очевидная ассоциация. Он не поддается ей, усилием воли загоняя обратно в подсознание. Прекрати. Не думай о глупостях. Это что-то другое. Под прикрытые веки едва пробивается свет. Но Отабек честно выполняет загаданное. — Не вздумай открывать, пока… Короче, не открывай. Что-то в голосе Юры заставляет его напрячься. Он опирается руками на подоконник. В наступившей почти темноте особенно резкими и отчетливыми становятся все звуки и ощущения. Ветер скрипит окном, подоконник холодный и твердый. Ладони, ложащиеся на его плечи, давят приятной тяжестью, и кончики пальцев немного дрожат. Губы, смыкающиеся на его губах, теплые и чуть влажные. Отабеку стоит нечеловеческих усилий не открыть глаза хотя бы просто от удивления. Самая очевидная мысль оказалась правильной. Она не могла. Не должна была. И всё же. Юра целует его смешно — в первый раз, а как будто в последний. Отчаянно, быстро, коротко, неуверенно, снова и снова. Будто боится, что сейчас его остановят и, возможно, даже накажут. Глупый, какой только глупый иногда. Отабеку хочется что-то сказать, как-то его успокоить, но он сам не в состоянии говорить. Сердце в груди колотится, как сумасшедшее. Он руками находит талию, обтянутую в тонкую ветровку, притягивает ближе. Длинная прядь волос щекочет щеку. Резиновая подошва кед скрипит, скользя по затертому полу, а Юра невнятно мычит в поцелуй. Он пахнет теплом, и чаем, и чем-то неописуемым, терпким, но очень приятным, родным и близким. Так, как пахнет только он. Вот бы это никогда не заканчивалось. Отабек отвечает мягко, боясь спугнуть, пока Юра сам не останавливается. Прижимается лбом ко лбу, дышит тяжело, загнанно. — Можно… открыть глаза? — Он не уверен, что о запрете ещё помнят. — Ага. Первое, что видит Отабек — встречный взгляд исподлобья. Дерзкий, бесстыжий. Так смотрят сдающиеся с повинной и гордящиеся этим. Этажом ниже хлопает дверь. Юра тут же отпрыгивает в сторону, оглядывается, взъерошенный и испуганный, похожий на воробья. Отабек не двигается с места, но ему так легко и радостно, как не бывало и на собственный День рождения. Мимо них проходит мужчина с большой собакой на коротком поводке — кажется, английским догом — смотрит с подозрением, будто сканирует. Отабек очень надеется, что на наркоманов они не похожи. Шаги стихают на третьем, щелкает дверной замок. Юра переступает с ноги на ногу, сутулясь, косится из-под своей длинной челки. И молчит, главное, молчит, когда не нужно. У Отабека никогда не получалось хорошо объясняться в сложных ситуациях. Он вообще не очень умеет подбирать правильные слова. Он человек действия. На секунду Юра столбенеет от удивления, когда его заключают в объятия. Отабек притягивает его к себе, зарывается лицом в мягкие волосы на макушке, с удовольствием втягивая носом знакомый запах. Напряженная спина под его руками расслабляется, а Юра смеется в воротник куртки. — Нормальный такой День рождения. Отабек бы назвал это другим словом, но если не по форме, то по сути он точно согласен. — Мы ещё в кино собирались, — напоминает он, не разжимая объятий. Юра поднимает голову, скулы у него алые, это видно даже в полутьме лестничной площадки. Но блеск в глазах выдает и совсем другое настроение. — А в кино типа продолжим? — Празднование Дня рождения? Отабек пытается всё перевести в более привычное русло. Просто потому, что сам чувствует, как к щекам приливает кровь. — И это тоже! — немного подумав, заявляет Юра. Его тянут за руку и Отабек поддается. Желания именинника для него закон. А уж тем более, когда они совпадают с его собственными.