Седрик открыл глаза и увидел тёмный потолок. Не райский. Родной, дворцовый.
— С возвращением, милорд! — Потолок заслонила усатая морда, тоже совсем не похожая на ангельский лик. Возле морды маячила ложка. — Давайте, милорд, лож-жечку за маму…
Мерзкая жижа развеяла все сомнения: жив. Почему лечебные тинктуры такие гадкие? Чтобы мотивировать больного никогда не болеть? Впрочем, Седрика гораздо больше интересовал другой вопрос, и, проглотив вязкую дрянь, он его задал:
— Как я здесь оказался?
— А вы что ж-ж, не помните?
Седрик нахмурился, с трудом воскрешая в памяти события последнего боя.
— Мы окружили базу повстанцев… пробили главные ворота, взяли крепость… я гнался за их лидером, а потом удар сзади и… темнота…
И гул в голове. Надо же было так непрофессионально получить коммоцию.
Врач укоризненно повёл длинными шмелиными усами и впихнул в Седрика ещё ложечку. За папу, вероятно.
— Это вы легко отделались, милорд. С такими-то ранами. Если бы не княж-жеская милость…
— Князь? — Седрик оттолкнул руку с третьей ложечкой и сел на постели. — При чём тут князь?
— Они раны ваши исцелили ж-же.
Фобос? Исцелил?! От удивления Седрик разомкнул губы, и врач, хитрый жук, влил в него ещё порцию лекарства. Но даже горечь больше не казалась такой мерзкой, потому что… его исцелил Фобос! Своей магией, которую всегда очень ценил, берёг и экономил.
Не слушая возраж-жений, Седрик вскочил с постели, выставил жука за дверь, а сам отправился к Его Высочеству: благодарить. По дороге он вскользь глянул в зеркало и увиденным остался доволен. Зрелище было всё-таки приятнее зеленых шептунских рож… Может они, наконец, надоели повелителю?
Седрик очень на это надеялся. Потому что поговорить с Фобосом, если Фобос говорить не хотел, было невозможно. А не хотел он почти всегда. Даже ребёнком он держался с окружающими высокомерно и холодно, и от этой его манеры все придворные разбегались, пожимая плечами. Когда он взошёл на трон, разбегаться перестали: каждый загорелся идеей стать для юного монарха «добрым другом». Поэтому дворец быстро опустел. Фобос терпеть не мог, когда ему навязываются, и людей вообще тоже — терпеть не мог. Седрик человеком не был, а за годы существования рядом с принцем ещё и научился быть деталью интерьера — незаметной, но полезной. Так что лояльность к себе Фобоса он считал вполне логичной. Все незадачливые «добрые друзья» стали чёрными розами королевского сада, а Седрик остался. Единственный. Правда, видеть своего князя ему доводилось едва ли чаще, чем какому-нибудь крестьянину: вместе с повышенной раздражительностью и прыщами (у людей подростковый возраст — сложный период) на Фобоса свалилась ещё и корона регента. Корону он не носил, прятался в магических лабораториях и выглядывал из них только для того, чтобы показательно превратить в розы ещё горстку повстанцев…
Лидера которых тебе, Седрик, не удалось поймать! И всё равно Фобос тебя исцелил. Оторвался от своих возлюбленных Шептунов. И исцелил.
Это точно что-то значило.
Что оно значило, Седрику предстояло узнать, едва он вошёл в тронный зал.
— Ты отстранён от командования.
— Но… но, Ваше Высочество… если это из-за того, что мы не достали главаря повстанцев, то в следующий раз я обязательно…
Фобос бросил на него гневный, колючий взгляд — будто на шампур нанизал.
— Нет. Это был твой последний бой.
Седрик остолбенел.
Значит, казнь.
Что ж, Фобос и так удивительно долго терпел твои провалы. От других незадачливых слуг он избавлялся мгновенно. И вот, похоже, тебе тоже нашёлся Шептун на замену… зачем тогда было спасать? чтобы наказать самостоятельно? вполне в духе повелителя…
— Введи Фроста в курс дела.
Ах вот зачем.
— Я за тобой пришлю.
Фобос отпустил его небрежным жестом, даже взгляда не удостоил, и Седрик на негнущихся ногах вышел из зала. Всё. Теперь осталось только дождаться приговора. Виселица? Гильотина? Или же… тёмные розы? Скорее всего. Седрику захотелось рассмеяться, тихо и обречённо. Думал, что ты на особом счету? Думал, что сможешь быть к своему князю поближе? Теперь будешь.
Вводя довольную и ехидно ухмыляющуюся рожу Фроста «в курс дела», он едва сдерживался, чтобы не ввести в эту рожу кулак.
Фобос позвал его вечером. Почти ночью. Впрочем, Седрик всё равно глаз не мог сомкнуть — не тратить же последние часы жизни на сон! — и явился мгновенно. Все дела он привёл в порядок, осанка его была ровной, шаг — твёрдым, но в голове роились десятки глупых вопросов: раз вызвали в Сад, значит, всё-таки превращение? Или, может, слухи не врут и Шептуны действительно питаются человечиной?
— Ваше Высочество. — Седрик поклонился и со смелостью, которой не испытывал, поднял взгляд на своего князя.
Тот вздрогнул. Уставился так, будто Седрик растоптал всех его Шептунов и поломал все розовые кусты. Но почему?.. В одной руке Фобос держал горшок — цветок с двумя закрытыми бутонами, — а другой нервно мял зеленые листочки. Вонял цветок невероятно — у Седрика дыхание спёрло.
— В-вы вызывали меня, Ваше Высочество?
— Да-да. — Фобос резко отвернулся. — Да, пошли.
И они пошли.
Седрик смотрел на торопливые, дёрганые движения своего князя и мучился. Кажется, Его Высочество ещё ни разу ни из-за кого не был так раздосадован… у него и так хватает причин для беспокойства, а теперь ещё и ты... а здесь, в Саду, красиво. Может, и неплохо закончить жизненный путь цветком. Розы вообще что-то видят? Слышат? А думать могут? Хорошо бы, чтобы нет…
Его Высочество шагал и шагал впереди. Размашисто и молча.
Луны прятались за тучами и выглядывали из-за туч.
Больше ничего не происходило.
— Кхм. — Фобос вдруг остановился. — Сегодня полнолуние.
— Да, Ваше Высочество, — ответил Седрик, с трудом заставив себя посмотреть в безмятежные безразличные небеса.
— И звезды такие… — вопреки своим словам, Фобос опустил взгляд на землю и пнул камешек гравия, — ну, звёздные.
— Да, Ваше Высочество.
— Да. Нет. Забудь.
Фобос прикусил губы, с лица его совсем схлынул цвет. Седрик знал эту особенность своего князя: тот всегда бледнел, когда злился. Вот сейчас он щелкнет пальцами и…
Фобос не стал ничем щёлкать, просто опять пошёл вперед. Ещё быстрее, чем раньше. Почти побежал.
Безмолвной процессией они преодолели путь до середины Сада, и Седрика от неизвестности (и от мерзкого запаха) уже начало мутить, когда Фобос опять остановился.
— Как твои родители?
Родители?.. О господи, так вот в чём дело! Простой казнью не обойдётся. Фобос хочет, чтобы за оплошность Седрика ответил весь седриков род!
— Они давно умерли, Ваше Высочество. А с другими родственниками я и не общался никогда, клянусь вам!
— Какая жалость, — сказал Фобос, но, кажется, оставил идею пытать кузенов Седрика. Что ж, хотя бы кого-то получилось защитить… раз уж не суждено больше защищать своего принца…
Седрик сделал глубокий вздох. Он должен попытаться.
— Ваше Высочество, Фрост безмозглая дубина. Пожалуйста, дайте мне ещё один шанс, клянусь, я не пожалею жизни…
— Нет! Ни за что!
Седрик осёкся. Фобос так побледнел, что стало не понятно, где заканчивается его кожа и начинается белый шёлк мантии… с каких пор он носит белое?.. какие глупости тебя интересуют перед смертью!
Седрик покаянно склонил голову.
— Простите, мой князь.
Подул лёгкий ветерок, призывно застрекотали кузнечики. Им вторили ночные птицы: даже в темноте жизнь не затихала — наоборот, под лунным светом заявляла о себе громче. Пришла весна.
Фобос вдруг гордо вздёрнул подбородок, подошёл к Седрику и протянул ему растение, которое всё это время прижимал к груди. Невыносимый запах стал сильнее.
— Забыл. Вот. Это разновидность венериной мухоловки.
— С-спасибо, Ваше Высочество.
Седрик старался дышать ртом. Не помогало. В носу щипало, по горлу поднимался ком, растение в руке подрагивало, будто хихикало.
— Венерина мухоловка, — зачем-то повторил Фобос и, посмотрев на лицо Седрика, нахмурился: — Тебе не нравится?
— Очень! Очень, гм… нравится! И такой, гм… потрясающий… аромат!
А потом тело предало его: он согнулся и зажал себе рот ладонью, безумным усилием воли сдерживая приступ тошноты.
Фобос отступил на шаг — Седрик видел удаляющиеся носки его туфель, — потом ещё на шаг, и ещё. Вонь стала слабее.
— Аттрактанты, — шёпотом произнёс Фобос. — Наверно, слишком большая доза.
Так, значит… не цветок пахнул?
— Простите, мой князь, я…
— Пошёл вон.
И Седрик пошёл. Понёсся даже.
В своих покоях он водрузил мухоловку на стол, а сам сел на постель и обхватил голову руками. Как можно было оскорбить своего принца? Идиот! И ты ещё думал, что сможешь помочь ему в его одиночестве…
Несколько часов Седрик ждал, что к нему постучится душеприказчик. Или священник. Седрик даже продумал последнюю исповедь, зачем-то еще раз переписал завещание и начал письмо к князю (которое, впрочем, сразу же сжёг). Но никто не постучался.
Тишину нарушил совсем другой звук.
Седрик скосил глаза и увидел, как две головки венериной мухоловки что-то жуют. В полумраке светились их длинные клыки, туда-сюда ходили внушительные челюсти.
Чавк-чавк-чавк.
Под аккомпанемент этого чавканья Седрик и просидел всю ночь. Он не мог пошевелиться, не мог оторвать от жуткой твари глаз, всё ждал, когда она от угроз перейдёт к действиям: она словно загипнотизировала его своими неторопливыми мерными движениями. С каждой минутой эти пасти казались Седрику всё больше и больше и к рассвету достигли уже совсем невероятных размеров. В какой-то момент он поймал себя на мысли: пусть они его наконец съедят и избавят от позора…
Чавк-чавк-чавк.
Бум! — это мешок упал у двери. Секунду назад его не было, и вот он есть: большой, чёрный, материализовался прямо из воздуха.
Бессонная ночь дала о себе знать — Седрик подошёл и распустил завязки, и только потом подумал, что, возможно, не стоило бы. Но было поздно. Из мешка хлынула пищащая серая масса, разлилась по комнате будто потоп. Мыши разбежались в считанные секунды, залезли под кровать, стол, шкаф и кресло, забились во все углы. Однако места им не хватило, и то и дело то тут, то там мелькали маленькие хвостатые силуэты.
Седрик устало потёр виски. Попался на детскую шутку! Он и сам мальчишкой подбрасывал придворным дамам крыс… Не в таких количествах, правда… Хотя, подождите, откуда в замке дети? Фобос ведь всех выгнал. Или не всех? Кажется, остались только Шептуны.
Но обращаться к этим растениям за помощью Седрик не собирался. Шептуны — глаза и уши Его Высочества, что знают они — то знает и князь, а в очередной раз выставлять себя перед ним дураком Седрик не хотел.
Поэтому, засучив рукава, он сам занялся ловлей лохматых тварей. В конце концов, это даже помогало — отвлечься от печальных раздумий. Мыши визжали, выскальзывали, кусались и — от отчаяния, не иначе — норовили забраться под мантию. Да и что делать с пойманными, было решительно не понятно. Не выбрасывать же в окно?..
— Чавк-чавк-чавк! — возбуждённо раздалось со стола.
Вопрос был решён.
Закончив охоту и смахнув пот со лба, Седрик упал в кресло перед мухоловкой — то есть, теперь уже мыше-ловкой. Пасти её, наконец, закрылись, спрятались огромные клыки, а листочки, наоборот, растопырились и набухли. Головки сыто понурились — прижались друг к дружке, соприкоснулись лепестками так, что получилось сердечко. Седрик осторожно протянул ладонь и погладил тёплый толстый стебель. Сейчас это двуглавое чудовище казалось даже милым. В каком-то смысле.
В каком-то очень альтернативном смысле.
Когда Фобос стал князем, замок погрузился в полумрак. Седрик уже свыкся с этой темнотой, с гулким эхом, которым отдаётся каждый шаг, с голыми стенами, с которых содраны все украшения…
Поэтому, прибыв сейчас в обеденную залу, он не поверил своим глазам.
С потолка лился тёплый свет магических свечей. От их огоньков плясали повсюду длинные тени, ложились на портреты, гобелены, цветные мозаики, мраморные бюсты, на пол, по которому стелился мягкий ворсистый ковёр. Будто кто-то ограбил музей и свалил награбленное здесь, превратив зал в сокровищницу.
Фобос стоял у одной из скульптур, задумчиво высматривая что-то в её пустых белых глазницах. Поклон своего лорда он не заметил. О чём таком важном он думал в последнее время? Теперь уж тебе не узнать... Очень хотелось положить руку ему на плечо, но вместо этого Седрик тоже посмотрел на бюст — типично эсканоровский профиль — и сказал:
— Какое красивое лицо.
Фобос вздрогнул и обернулся.
— Да. Да, твоё тут хорошо впишется.
Значит, всё-таки гильотина…
Фобос покосился на картины и добавил:
— Или можем повесить.
…или виселица.
— Садись и ешь, — приказал Фобос.
Седрик опустился на стул медленно, словно во сне. Традиционный последний ужин для приговорённого?
Сам Фобос сел напротив, но к приборам не притронулся, только схватил в руки салфетку и нахмурился, будто она была виновата во всех его бедах. Седрик послушно жевал что-то — кажется, яйцо. Какая разница. Ему хотелось броситься своему повелителю в ноги и молить о прощении… Но пришла пора признать: молить Фобоса бессмысленно. Если он принял решение — он никогда его не изменит. Ни при каких обстоятельствах. Он и так дал тебе больше времени, чем ты заслужил.
Седрик почувствовал, что вот-вот разрыдается, и ухватился за бутылку вина как за соломинку.
— Седрик, — через несколько минут Его Высочество всё-таки обратился к своему лорду. Лорд вливал в себя четвёртый бокал. Или пятый? — Мне неприятно об этом говорить, думаю, ты и сам понимаешь ситуацию.
— Прекрасно понимаю, мой князь.
— Так… каково твоё мнение?
Смешно. Где это видано, чтобы у приговорённого мнение спрашивали.
Смешно и жестоко.
— Я покоряюсь вашей воле, мой князь.
— Седрик, я не хочу, чтобы… чтобы это было насилием.
— Я не стану сопротивляться.
— Нет, послушай. — Фобос рвал салфетку на маленькие-маленькие кусочки. — Если тебе совсем не нравится происходящее, я… я… Имдалов гром! Это сложнее, чем казалось…
Салфетка в его руках закончилась, и он принялся за следующую.
Из груди Седрика вырвался нервный смешок.
— Как происходящее может мне… нравиться, мой князь? Почему… почему вы так жестоки ко мне? Я… то есть, я, конечно, виноват, но… неужели я заслужил…
Какой жалкий голос! Хочешь остаться в его памяти трусом? Седрик крепко сжал зубы — и бокал в руках. Крепко-крепко. Он увидел в красном напитке своё лицо, увидел, как предательские слёзы капают в вино, разрушая отражение.
— Хорошо, — сказал Фобос. — Я понял. Ты свободен.
— Как?!
— Уходи. Или уезжай. Делай что хочешь.
— Но… вы же… то есть… вы меня не казните?
Губы Фобоса искривила усмешка. Такая горькая, что скулы сводило.
— Ты такого мнения обо мне? Думаешь, я убью того, кто мне отказал?
— В… в чём отказал?
— Хватит, Седрик.
— Мой князь, клянусь, я не понимаю, о чём вы…
Фобос резко подался вперёд и обрушил ладони на стол — упали все бутылки и бокалы, воздух заискрился от магии.
— Ты отверг мои ухаживания, а теперь ещё смеешь насмехаться надо мной?!
Бокал, который держал Седрик, тоже упал. На пол. По ковру разлилось алое пятно, мгновенно окрасило мягкий ворс.
А из головы Седрика мгновенно выветрился хмель. Он ущипнул себя за руку, второй раз, потом третий, — не помогло. Фобос всё так же морозил его блестящими злыми глазами и не двигался, будто закаменел в своей позе, как те скульптуры.
— Ш-ш-ш… — вместо голоса из горла вырвался нелепый сип, пришлось откашляться, — …подождите, мой князь, пожалуйста, зачем вы дали мне ту зубастую… цветок?
— Это венерина мухоловка. Венерина!
Венерина… Венера…
— А… — Седрик взглянул на свои искусанные руки, — …а мешок мышей?
— Змеи едят мышей. И яйца.
Фобос заявил это с такой уверенностью, что было понятно: он знает про змей больше всех. Даже больше Седрика, который теперь внимательнее присмотрелся к блюдам на столе.
Нет.
Да ну.
Быть того не может.
— Но… вы же сказали, что моя голова будет хорошо выглядеть на стене!
— Это был комплимент!
— А в Саду вы…
— Это был флирт!
Седрик обнаружил, что хватается за стол, будто может упасть.
У него остался последний аргумент.
— Вы меня разжаловали!
— Ты чуть не погиб!
Седрик услышал стук — будто сердце прыгнуло в голову и забилось там. В полной пустоте. Ни одной мысли.
Фобос откинулся на стуле и закрыл лицо руками.
— Всё. Уходи.
— Вы, — Седрик сглотнул. В груди стало горячо и горло пересохло, — вы разрешили мне делать всё, что я захочу, Ваше Высочество. Это я правильно понял?
— Да.
Фобос не мог слышать, как Седрик встал и медленно, осторожно приблизился.
Но он точно почувствовал, когда Седрик наклонился, нежно отнял его руки от лица и сделал то, что хотел.
***
— Мой князь, у тебя есть ещё мыши? Побольше?
— Я знал, что тебе понравится! А то они шептали «конфеты-конфеты», где это видано, чтобы змееоборотни ели конфеты…
— И правда.
***
Обнаружив у себя на столе приказ о разжаловании, Фрост был уверен, что ничего хуже сегодня уже не произойдёт. Поэтому он смело потянулся к огромному мешку, перевязанному подарочной лентой.
