АНВАИХ

Когда Ивайзуми Хаджиме, обреченный, со следом от подушки на правой щеке, заползает в офис, как нашедший укрытие раненый солдат, Ханамаки чувствует в воздухе запах самого поганого в его жизни вторника. О, наш товарищ Оголенный Проводок, шепчет Матсукава с полуулыбкой, допивая последние несколько глотков своего утреннего кофе. Если честно, то это лучшее его сравнение. У Ивайзуми белки глаз мутные и покрасневшие, тонкие фиолетовые венки, расползающиеся по верхнему веку, видны отчетливо даже на расстоянии, а волосы (и так стоящие торчком всю его жизнь) напоминают колья забора в готическом стиле. Малахитовая радужка, кажущаяся сегодня еще насыщенней, блестит и искрится. Не влезай – убьет, говорит внешний вид Ивайзуми Хаджиме. И влезать действительно никто не собирается. - Статьи готовы? – аккуратно спрашивает он и хмурится так, что меж бровей появляется морщинка. Киндаичи как-то автоматически вжимается в спинку стула, пытаясь отдалиться от возможной в ближайшем будущем зоны поражения. Черная секундная стрелка на белом циферблате движется нарочито медленно, при каждом сдвиге издает раздражающий щелчок. - Да или нет, Ханамаки Такахиро? Да или нет? Маки думает, что, окажись его голова сейчас в петле, это было бы не так угнетающе и смертельно, как произнесенное губами Хаджиме его имя. Ивайзуми хмурится, и кажется, что его мимические морщины – это самостоятельный организм, пытающийся сожрать его целиком. - Почти? – говорит Такахиро растерянно, выдавливая улыбку, как остатки зубной пасты из тюбика. - Блядство, - выдыхает Хаджиме, а потом, срываясь на полный хрипотцы крик, добавляет: - Вот же блядство. За работу, черти! Через громко хлопнувшую дверь его кабинета слышатся грохот, режущий барабанные перепонки, и что-то, похожее на более-менее человеческое «живо». *** Пока Яхаба в отчаянии барабанит пальцами по клавиатуре ноутбука, а Матсукава закидывается тремя таблетками кофеина (сердечко не вечный двигатель, Матсун, может и остановиться, замечает Куними), Ханамаки пытается найти причину превращения своего друга в липкий комок оголенных нервов, плюющийся кислотой. - Вы же понимаете, что это уже нельзя списать на дедлайны и стандартную усталость в конце месяца? - Да? - неуверенно спрашивает Киндаичи. - Да, - отвечает Куними, бездумно играясь с ползунком света и тени в программе для обработки фотографий. - Хотя бы потому, что сегодня шестое апреля и из графика мы пока не выбиваемся. - Продолжишь уродовать обложку - первым окажешься за бортом, - смеётся Иссей. Матсун треплет его по волосам, пытаясь разрядить обстановку. Куними не выглядит расстроенным или обиженным. Куними в принципе никогда не выглядит каким-то. Он продолжает бездумно перетаскивать ползунки, делая фотографию то до невозможного темной, то до отвратительного контрастной. - Этеншн, плиз*. Вопрос остается открытым: что же случилось с Ивайзуми Хаджиме? - Ханамаки плюхается в оранжевое кресло-мешок, смахивая со стола несколько ручек и папку с эскизами. - Ну, - задумчиво тянет Матсун, - не знаю, что за аномалии настигли нашу редакцию, но, если это продолжится, мне придется от него съехать. Вчера вечером Хаджиме разделывал тунца. - И? - Ты бы не захотел оказаться на месте этой рыбки, Маки. Никто бы не захотел. Такахиро смеётся в кулак. Если бы Ивайзуми был спящим вулканом, то всевозможные новостные передачи уже трубили бы о его пробуждении и советовали бы людям эвакуироваться на некоторое время в более спокойное место. Нет, Ивайзуми не рычит и не воет подстреленным зверем. Нет, Ивайзуми не срывается с невидимого поводка по пустякам. Нет, Ивайзуми не горит синим пламенем, не бросает в адские котлы и даже не смеется по-дьявольски. Просто с конца февраля он почему-то начинает напоминать смятый чек, забытый в кармане не раз постиранных джинс. Первым это замечает Матсукава (они с Хаджиме вместе снимают квартиру недалеко от редакции). За ним - все остальные, потому что не обратить внимание на эту чертовщину как минимум невозможно. Хватит валять дурака, у меня все окей, могу хоть на крови поклясться, бросает Ивайзуми на любую попытку вытянуть из него информацию (но не клянется, естественно, не клянется). - Пожалуйста, парни, ваши речи мешают сконцентрироваться, - ноет Киндаичи, прикладываясь лбом к прохладной поверхности стола. - Прости, - с улыбкой отвечает Маки. - Как статья? - Две страницы. - Ну, не так пло- - Две страницы слова «пиздец» самым мелким шрифтом, - Киндаичи расплывается по стулу, как талое мороженое в июльский солнцепек. - Я знаю, что это. Творческий застой. Нехватка вдохновения, давление в коллективе и- - Пиздец? - смеется Матсукава, разминая суставы пальцев. - Ага. От Ивайзуми. Тотальный. *** Ближе к полудню растрепанная макушка Хаджиме появляется в дверном проеме, и Ивайзуми хмурится от яркого света и просит опустить жалюзи. Ханамаки злорадствует: под пока еще слабыми лучами весеннего солнца, накладывающимися на его лицо тонкой светящейся пленкой, синяки под глазами кажутся больше и чем-то напоминают лужи. Когда Ивайзуми выползает целиком и даже ставит свое тело перпендикулярно полу (уже неплохо, если честно), Киндаичи прячет лицо за монитором. Ох, сейчас начнется. Не то чтобы у Ивайзуми грозный вид, а за его плечами звенит и лязгает автомат при каждом шаге, но до состояния спокойствия ему еще как минимум несколько тысяч миль топать пешком. Матсун открывает свой ежедневник, подзывает Ханамаки, играя бровями, и хватает первый попавшийся маркер. Список на заляпанной чем-то странице гласит: Алгоритм незапланированных вспышек агрессии Ивайзуми Хаджиме. Пункт 1. Прочистить горло. Пункт 2. Оценивающим взглядом окинуть офис (прим. Ханамаки Такахиро: взглядом акулы-убийцы!) Пункт 3. Требовательно (прим. Ханамаки Такахиро: ОЧЕНЬ требовательно, чувак) обратиться к одному из пяти работников по имени и фамилии. Пункт 4. Сложить руки на груди и нахмуриться (прим. Ханамаки Такахиро: эта ямочка между его бровей снится мне в кошмарах) (прим. Матсукавы Иссея: я понимаю, чувак, я понимаю). Пункт 5. Не дослушав до конца, ужасающе сказать «повтори-ка». Пункт 6. Начать повышать голос в геометрической прогрессии (прим. Матсукавы Иссея: я прямо вижу, как вибрирует его кадык). Пункт 7. Играть желваками, не следить за давлением своих вен на шее. Пункт 8. Начать истошно орать, припоминая малейшие проступки за всю сознательную жизнь каждого, на протяжении НЕСКОЛЬКИХ ТЫСЯЧ СВЕТОВЫХ ЛЕТ, ЧУВАК. Пункт 9. Когда-нибудь закончить (прим. Ханамаки Такахиро: ага, мечтай). Матсукава со скучающим видом ставит галочку напротив каждого пункта, представляя Хаджиме то в одном нижнем белье, то со старческими усиками. Киндаичи, кажется, моргает в два раза чаще обычного. Секундная черная стрелка на белом циферблате лениво бежит по кругу, даже не думая спешить. - Ивайзуми, - говорит Ханамаки. - Почему так сложно сесть за чертов компьютер и попасть чертовыми пальцами по буквам на чертовой клавиатуре? - Ивайзуми, - настойчивее говорит Ханамаки, выплевывая имя друга сквозь зубы. - А ты вообще закрой свой чертов рот, Ойкава! Ойкава. Ойкава. Ойкава. Имя соскальзывает с языка и проталкиватся сквозь губы так быстро, что Хаджиме даже не успевает его распробовать. Неужели он действительно только что вместо свирепо звучащего «Ханамаки» выдал обреченное и дрожащее «Ойкава»? Ивайзуми буквально чувствует, как кровь шумит в его ушах и бьется о стенки барабанной перепонки. Что-то коротит, искрится и взрывается в центре Брока*. Пальцы подрагивают, глаза бегают от угла к углу, иногда сталкиваясь с озадаченными взглядами коллег, губы пересыхают. Блядство. Вот это однозначное блядство. В это мгновение деревянный плот под названием Ивайзуми Хаджиме с треском разваливается на две части и уносится холодным течением. - Ойкава? – Матсукава выгибает бровь. Ивайзуми бубнит, что вернется к ланчу, накидывает пальто, проверяя наличие пачки сигарет в кармане, и с шумом вылетает из офиса. - Парни? – первым признаки жизни подает Яхаба. – Вы же понимаете, чт- - Охренеть, Маки, охренеть, неужели только что это был смущенный Ивайзуми? - Чувак, ты слышал? – буквально орет Ханамаки в лицо Иссею. - Ты слышал это гортанное «Ойкава»? Ставлю две тысячи йен на то, что наш папочка жарит кого-то в свободное от нас, детишек, время. - Ты думаешь о том, о чем думаю я? - Я думаю, что нам стоит добавить пункт десятый в АНВАИХ*, - щебечет Матсун, уже доставая свой потрепанный ежедневник. - А я думаю о вечном и бесконтрольном шан-та-же! - Ох, к нам как будто спустился сам Иисус и открыл все запертые двери! - Нам стоит сказать им, что причина паршивого настроения Ивайзуми напрямую связана с этим Ойкавой? – полушепотом спрашивает Куними, игнорируя гул и вопли. - Ох, пусть помечтают немного. Они выглядят такими счастливыми, - снисходительно отвечает Яхаба. *** Ивайзуми правда возвращается к ланчу, но во влажной джинсовке и с подхваченным у кого-то щенячьим выражением лица. Отстой, думает Ханамаки, вот отстой, весь запал уничтожил. К часу дня, когда солнечное утро превращается в дождливые серые будни, в дверь – без стука, естественно – влетает Куроо Тетсуро – доставщик изумительной пиццы с вяленым мясом, будущий актер и, вроде как, институтский друг Ивайзуми Хаджиме. - Хэй, - говорит он, опуская три большие ароматные пиццы на журнальный столик, - как жизнь молодая? Хаджи-, - Ивайзуми вскидывает руку в приветственном жесте и хлопает дверью, - ме. Куроо выглядит озадаченным и слегка беспокоящимся. Это же школьный Ивайзуми-непробиваемая-скала-Хаджиме, университетский Ивайзуми-окей-я-выпью-шесть-литров-пива-Хаджиме и, наконец, нынешний Ивайзуми-я-покажу-вам-настоящую-каторгу-сосунки-Хаджиме. Щенячьи глазки и поджатый пушистый хвостик – это как минимум вздор и чья-то глупая шутка. Но (первоосновное и самое важное!) Куроо – бро, а по «Кодексу бро» один бро не может вот так вот хлопать дверью перед носом другого бро. Тетсуро хмурится и пятерней взлохмачивает затылок. Непорядки в брошном государстве. - Это магнитные бури? – говорит он спустя пару минут обескураженного молчания. - Мы с Маки ставим на мутации или аномалии, - отвечает Матсукава, пытаясь попасть длинной ниточкой плавленого сыра себе в рот. - Симптомы? - Повышенная раздражимость, недосып, недоедание, покрасневшие белки глаз, - встревает Ханамаки Такахиро, запихивая в себя бутерброд из трех кусков пиццы (Яхаба мученически вздыхает и складывает руки на груди), - о, еще он целыми днями сидит в своем кабинете, не надевает любимую футболку с годзилой и называет меня неким Ойкавой. Куроо распахивает глаза, и по его губам буквально за долю секунды расползается гаденькая ухмылка. - Погоди, что? – с улыбкой тянет он, и Киндаичи, Яхаба и Куними правда слышат в его интонации спасение, которое несется со стремительной скоростью. - Да, чувак, та футболка с феста, с которой он не расстается дольше, чем на три дня! – Матсун активно жестикулирует. Маки ему помогает. Куроо смеется. Куними впечатывает ладонь прямо в свое невпечатленное лицо. - Что именно он сказал тебе? – наконец спрашивает Тетсуро, оставляя смех, стянутый в узелок, в своей глотке. - «Закрой рот, Ойкава» или что-то типа того, - пожимает плечами Ханамаки. Вообще, хитрой и довольной в этот момент рожей Куроо можно рекламировать товары в магазинах для взрослых. Он достает телефон из кармана кожаной куртки, набирает чей-то номер и поднимает руку в прощальном жесте. - На завтра назначена операция по возвращению Ивайзуми Хаджиме, - говорит он, стоя в дверях, а потом отечает кому-то по ту сторону телефонной линии: - Ну привет, засранец. *** На следующее утро, когда Ханамаки и Матсукава, привычно встретившись у кофейни, где Матсун покупает заслуженные пол-литра кофе, приходят в офис, в оранжевом кресле-мешке обнаруживается неизвестный шатен хипстерского типа, беседующий о чем-то с Яхабой. У него проколоты язык (черный гвоздик заметен, когда он смеется) и левое ухо, и джинсовка на плечах, похожая на ту, что носит Хаджиме, увешана всевозможными значками и нашивками, а открытая футболка не скрывает цветной татуировки, начинающейся под ключицами. Матсукава присвистывает и отхлебывает еще несколько глотков из своего картонного стаканчика (читай: ведра). - Хэй, - салютирует незнакомец. - Хэй, - подхватывают Маки и Матсун почти одновременно. Расспросить о госте, его внезапно появлении и тату они не успевают: ручка двери опускается вниз, и в кабинет заходит Ивайзуми-с-каждым-днем-все-хуже-и-хуже-Хаджиме. Бубнит что-то о самой хреновой в его жизни весне, пробках и орущих мартовских котах исключительно под его окнами, бросает джинсовку на ближайшее кресло и уже даже открывает рот, чтобы раздать ценные указания, как вдруг – бабах! – происходит контакт глаза в глаза с широко улыбающимся гостем. Если Ивайзуми Хаджиме – активный вулкан, то вот оно, точка кульминации, извержение, брызжущая лава и, как следствие, ядерная зима на несколько лет. Хаджиме моргает несколько раз и ловит ртом воздух, оставаясь на месте, как статуя какого-нибудь японского мыслителя. Шаг вперед – расстрел, шаг назад – постыдное бегство. Ну и что тут выберешь? Напряжение в воздухе накаляется до предела, прижимая атомы кислорода к полу. Наверное, поэтому Ивайзуми так сложно сделать полный вдох и заполнить грудную клетку чем-то еще, кроме ошалело стучащего сердца. - Ива-чан? – говорит незнакомец, поднимаясь в кресла и щелкая пальцами в воздухе. - Ойкава, - на выдохе произносит Ивайзуми. Ханамаки и Матсукава перекидываются многозначными взглядами, и Хаджиме готов поклясться, что сейчас они мысленно кричат «чувааак!», отвратительно растягивая это слово. - Мне звонил Куроо, - говорит Ойкава, как будто сейчас это единственное, что имеет значение, и ему совершенно не хочется броситься на Ивайзуми с речами о том, как сильно он скучал, и долгожданными жаркими поцелуями. Но Ойкава держится, неплохо держится, только иногда незаметно (он надеется на это) щипая кожу на своем запястье. А вот Хаджиме – нет. Тысячу и еще пару раз нет, потому что его дергающиеся желваки, пересохшие губы и барабанящие по отвратительно желтой папке нервные пальцы выдают его с потрохами. Он даже не знает, чего хочет больше: сделать несколько шагов навстречу и сжать Тоору в объятиях, иногда проводя ладонью по выпирающим косточкам позвоночника, или прочитать ему трехчасовую лекцию о незапланированных татуировках, его образе жизни и пучках нервов Ивайзуми, которые были уничтожены одними только разговорами по скайпу. Но все, что он может процедить сквозь зубы (гребаный центр Брока!), - это жалкое хрипловатое «ага». Дамы и господа, поверните головы влево, сейчас мы наблюдаем, как деревянный плот под названием Ивайзуми Хаджиме наконец-то достиг дна. - Ива-чан, видишь, я не умер. Ни заражения крови, ни СПИДа. Продолжаю топтать Землю своими восхитительными ногами! Я убью его, думает Хаджиме, я убью его и всех, кто находится в этой комнате, а потом сяду в тюрьму и обрету там спокойствие (но его ноги в этих джинсах действительно выглядят, как произведение искусства, почему-то добавляет его внутренний голос). - Пока что, - говорит он, набирается смелости и все-таки подходит почти вплотную. - Что? – Ойкава хлопает ресницами и немного нервно улыбается. Ханамаки и Матсукава жалеют, что рядом нет поп-корна или хотя бы сахарного мармелада. - Пока что не умер, Дурокава! – и Хаджиме отвешивает такой звонкий подзатыльник, что даже Куними невольно дергается. – Но, будь уверен, за то время, пока ты здесь, я быстро организую твою скорую кончину. - Как грубо, Ива-чан! Я мчался к тебе сюда, как принц на белом коне! - А умчишься, как всадник без головы, - рявкает Ивайзуми, подавляя смешок и мысленно благодаря Куроо, который, похоже, умеет просачиваться сквозь стены и влезать абсолютно во все, что с ним случается. - Ива-чаан! Ивайзуми Хаджиме, смятый, как чек из дешевой забегаловки, смеется, и каждая его неровность расправляется от каждого слова, произнесенного губами Ойкавы Тоору. - Чувак, - полушепотом говорит Матсукава, - ты знал, что Ивайзуми так не любит тату? - Ты думаешь о том же, о чем и я? – Ханамаки гаденько ухмыляется. - Умоляю, загугли ближайшие тату-салоны. ___________________________________________________ 1. Внимание, пожалуйста! (англ.) 2. Центр Брока - участок коры головного мозга, находящийся в задненижней части третьей лобной извилины левого полушария, работой которого обеспечивается моторная организация речи. 3. АНВАИХ - алгоритм незапланированных вспышек агрессии Ивайзуми Хаджиме.