Sweet Sixteen

      И у злодеев бывают слабости. Маленькие, постыдные, пощечиной бьющие очевидностью и обреченностью. Такие слабости, от которых ночью по телу жар и неутолимая жажда, а утром — давно забытое смятение и тяжесть в районе солнечного сплетения.       Злодеи не могут быть слабыми. Если ты хочешь власти и подчинения, готовься пустить свои чувства на бойню. И ни секунды не жалей. Ведь цель оправдывает средства.       Том понимал, что оплошал.       Понимал это каждый раз, когда с бокалом красного снова и снова погружался в себя, призывая затуманенным разумом один и тот же образ. Раз за разом. Сердце заходится, грозясь пулей выстрелить из горла, а мозг плавится, когда в сотый раз прокручивает одну и ту же картинку: кудрявые каштановые волосы с вплетением осеннего солнца, непослушным облаком спадающие вниз по девичьим лопаткам, обветренные губы с бледно-розовым контуром, вздернутый конопатый нос (вот-вот он смешно нахмурится от подступающего смеха), карие глаза с поволокой — еще один глоток — и острые коленки.       Коленки…       Том сглатывает подкативший с горлу ком. Ему тридцать пять, он взрослый человек, дотянувшийся до власти. Щелчок пальцев, и у него на коленях, ведомая проплаченной любовью, давно бы уже сидела прехорошенькая девушка, пылко и старательно предлагающая свое тело. Но нет.       Том вляпался. Вляпался тогда, когда в Хогсмиде столкнулся с этой девчонкой. Конечно, ему хватило ума не выдать себя. Ведь никто не знает настоящей внешности Лорда Волдеморта, подрывателя авторитета министерства магии, поэтому слиться с толпой не оказалось сложным. Пару штрихов и капюшон поглубже.       Она уткнулась носом в его мантию, поворачивая за угол к «Трем метлам». Жующая жвачку и отбивающая пальцами ритм по воображаемым клавишам. Растрепанный воробушек, так подумал Том, впервые увидев ее. Воробушек, просто потому, что на вид ей было не больше восемнадцати. Угловатая, скрываемая слоями одежды. И пожирающими своей пропастью глазами.       Губы растеряно шепчут «простите», а неподалеку уже слышится нетерпеливое «Гермиона, где тебя носит?». Она в последний раз смотрит на мужчину, а он, не в силах оторваться, провожает ее заинтересованным взглядом. Ее руку хватает какой-то рыжий и порывисто тянет внутрь таверны.       «Гермиона» — он раз за разом пробует это имя на вкус. Горячо шепчет и закрывает глаза, представляя нежную тяжесть девичьей руки, скользящей по его бедру. Ее голова уютно покоится на его коленях. Шапка девичьих волос, беспорядочно разметанная по спине, слепит, дымом своей красоты прожигает его глаза. Она требовалась ему. Без объяснений. Без имеющейся на то причины. Он метался, как зверь, нигде не находя себе места.       Снова сон.       Снова эти чертовые колени, по которым хочется провести языком и слизать ангельскую невинность. Острое подтверждение власти над мужским естеством. Но самое страшное, обнаружил Том, что эта девчушка даже не знала о его одержимости. Не знала о том, что пленила собой злобный кусок плоти, с извращенной претензией требующий ее присутствия. Лорд цинично цокнул языком. Обычно девочкам ее возраста невероятно льстит внимание мужчины, годящегося им в отцы, а по секрету -еще и срывающего аплодисменты чистокровных волшебников.        Но что-то подсказывало, что она не так проста. Львы не бросаются опрометчиво в омут. Их сначала приручают.        Мужчина усмехнулся своему взбудораженному воображению.       В карете под носом у кучера…       В театре за навесом укромной аванложи…       За углом к «Трем метлам»…       Секретность, дерзость и любопытство.              Том отставил осушенный бокал, подошел к зеркалу и провел рукой по своему отражению. На мгновение показалось, что оно пошло рябью, вскрывая алчные намерения своего хозяина.       — Мы обязательно еще встретимся, Гермио-о-она.