***
— Здравствуйте, доктор Лектер. Этот голос — такой знакомый или так похож на знакомый? Пусть это не будет сном, пусть не будет, пусть, пусть… Ганнибал с трудом открывает глаза, морщится от боли в левой руке. — Ты вывихнул ее, когда летел с трассы. Ганнибал почти слышит, как его собеседник улыбается — или усмехается? Пусть это не будет сном… Ганнибал думает всего секунду и решается. — Хочу тебя видеть, — хрипит он, кое-как поднимаясь на ноги. В ответ тихонько хмыкают — теперь это совершенно точно усмешка. — Уже видишь — просто не признаёшься в этом. Зрение привыкает к темноте медленно, постепенно — в слабом свете начинают различаться очертания далекого города. К зрению добавляется слух, оживают звуки — шум ветра и плеск волн где-то внизу. Ганнибал оглядывается в темноте, ищет глазами отчаянно и наконец видит. — Уилл… — голос срывается, переходя в хрип, тело бросает в холод, потом в жар, нервы натягиваются — гитарные струны. Он спотыкается, но идёт вперёд, протягивает руки… проходит сквозь и делает шаг назад в отчаянии, кривясь, как от удара. Уилл смотрит на него с жалостью, обычно живое лицо его сейчас неподвижно. Тёмные вьющиеся волосы, привычная небритость, шрам на лбу, шрам на щеке, клетчатая рубашка… Теперь Ганнибал замечает, что сквозь эти очертания проступает город — почти отчетливо. — Здравствуй, — повторяет Уилл. — Ты не… — начинает Ганнибал. Он хочет сказать «мертв», но не может произнести это слово. Он просто смотрит на Уилла, и этот взгляд передаёт все: тоску, беспредельную, немыслимую тоску не просто по человеку — по части своей души. — Это сон? — наконец произносит он. Уилл медлит с ответом. Призрачный взгляд блуждает из стороны в сторону, скользит по деревьям позади Ганнибала, не останавливаясь на нем самом, прыгает вверх вниз, будто пытаясь ухватить кусочек небо и кусочек земли сразу, и возвращается обратно на прозрачные ботинки его обладателя. — С таким же успехом можно называть снами все, что происходит у тебя в голове. — Сон?! Уилл отводит глаза, смотрит на звезды, потом в сторону. Сообщает неохотно: — Да, это сон. Ганнибал выдыхает. Ему кажется — целую вечность он не дышал вовсе. Опускаются напряжённые плечи, морщинки на лбу разглаживаются. — Всего лишь сон… — Мы связаны. Мы можем приходить друг к другу во снах. Смерть — это тоже сон. Уилл делает шаг вперёд. Теперь они стоят совсем близко, друг напротив друга, их лица — тени и живого человека — почти соприкасаются. Шум моря и ветра становится сильнее, ночной город вдали оживает миллионами огней. Призрачный Уилл втягивает носом воздух, будто надеясь почувствовать запах, но разве есть обоняние у бесплотной тени? — Мы связаны, — повторяет он, — нашими снами. Сон — реальность, существующая по ту сторону разума. Там, где живут самые страшные страхи, скрытые от глаз в глубинах подсознания. Страхи и желания. Ганнибал любуется тем, как к Уиллу возвращается его обычная нервная и живая мимика: едва заметно дергается нижняя челюсть, искривляется линия губ и приподнимаются брови. Ганнибал смотрит на него, не отрываясь, стремясь освежить в памяти его образ, запечатлеть его во всех деталях. Уилл протягивает руку и касается ладонью его щеки. — Желания должны исполняться. Сны же исполняются, — говорит Ганнибал, накрывая рукой призрачные пальцы, но видение гаснет так же внезапно, как и появилось — мираж, наваждение, фантом. Ганнибал оглядывается по сторонам, будто бы надеясь, что призрак вернётся, и чувствует вдруг запах бензина. Он приходит в себя в своей машине. Сильно ноет рука, он длинно ругается на литовском — старая привычка — осматривается прищуренными взглядом и делает неутешительный вывод — машина перевернулась. Совсем не хочется выбираться отсюда, хочется обратно в сон. Но он тяжело вздыхает и изо всех сил толкает заклинившую дверь. Пора просыпаться.***
— Вчера я говорил с Уиллом. Беделия смотрит на него странным взглядом. Потом наполняет бокал вином и принимается за дело. — Это была галлюцинация или сон? — Я не уверен… — Ганнибал водит пальцем по ручке кресла, рисуя замысловатые невидимые вензеля. — Это было очень… правдоподобно. Местами даже правдоподобнее, чем реальность. — Реальнее, чем то, что уже случилось с вами? И со мной? Он чуть заметно кивает головой, указывая на искусно сделанный протез вместо ноги. — То, что случилось с вами, только ваша реальность, не моя, — Ганнибал морщится немного презрительно, кривя рот, отворачивается. — И, знаете, в итоге… вкусно не было. Беделия словно не замечает язвительной ремарки по поводу вкуса. — Вам, Ганнибал, надо найти себе развлечение. Вы же любите оперу? Сходите в оперу. То, что все считают вас мертвым, сыграет вам на руку — никто не ожидает увидеть вас, а значит, вы останетесь незамеченным. Люди видят лишь то, что позволяют себе увидеть «Хочу тебя видеть». «Видишь — просто не признаёшься в этом». — Уилла тоже считают мертвым, — Ганнибал говорит медленно, словно взвешивая на языке каждое слово. — Тела не нашли — как не нашли и моего. Значит ли это, что я просто позволил себе его увидеть? Беделия тяжело поднимается с кресла, и в ее ответе слышится тщательно скрываемое едкое раздражение. — Уилл Грэм умер у вас на руках, Ганнибал, вы видели его смерть и сами приняли решение оставить тело в океане. Представляете, что может случиться с телом в океане? Уилла Грэма больше нет. Вы не можете смириться, поэтому фантазируете другой вариант событий — тот, что для вас приемлем. Но фантазии ещё никого не смогли воскресить. — Фантазии — нет, вы правы, — Ганнибал кивает. — Но если это не фантазии… — Если это не фантазии, тогда — психическое расстройство, — резко обрывает его доктор Дю Морье, отвернувшись к окну. — Вы допускаете у себя психическое расстройство такого рода, Ганнибал? — Нет… конечно, нет, — он смотрит ей в спину и думает о том, что одной ноги явно было мало — пожалуй, следовало бы съесть ее целиком. — Просто фантазии. Закажу билеты в оперу на завтра.***
Уилл стоит за его спиной, и Ганнибалу кажется, что он улыбается украдкой. Ганнибал оборачивается и видит — на губах Уилла действительно улыбка, он почти смеется. «Это только сон», — напоминает себе доктор Лектер. Все его сны теперь заполнены доверху пронзительной синевой глаз, призрачным смехом — серебристым, как колокольчики, совсем не похожим на живой, настоящий смех Уилла, и от этого поневоле думается, будто все призраки так смеются. Ганнибал пытается улыбнуться ему в ответ. Из чего создан Уилл? Плоть и кости, один из многих. Плоть и кости, которых сейчас нет, — остались лишь мысли, чистая эмпатия. Великолепная эмпатия. Но этого мало. Теперь — слишком мало — Ты все ещё носишь костюмы и ходишь к Беделии? После всего, что произошло? Ганнибал оглаживает идеально сидящий пиджак. — Есть вещи, которые никогда не меняются, — отвечает он с лёгкой ухмылкой. Уилл Грэм снова смеётся своим неестественным серебристым смехом, потом подходит и садится рядом. — Да, после трёхлетнего заключения в клетке Аланы, когда у тебя отбирают даже унитаз, костюмы — то, что доктор прописал. Ганнибал хочет сказать что-то — как он тоскует, сильнее, чем в три года разлуки, как ему не хватает осознания его реальности, «настоящести», жизни. Пребывать запертым в клетке с этим осознанием куда приятнее и легче, чем на свободе, но без него. — Тсс… — шипит Уилл, ловя на лету его намерение. — Молчи, не двигайся… Он протягивает к нему руку, закрывает ему рот ладонью. Ганнибал пытается ухватить губами призрачные пальцы, но этого, конечно, не удается, так что он просто замирает, склонив голову. Уилл осторожно гладит его лицо, и это чувствуется почти физически. — Это призраки ощущений, их интерпретация разумом, всего лишь проекция, — шепчет Ганнибал чуть слышно. — Этого недостаточно. Нужно больше. Он замолкает и всматривается в прозрачное лицо напротив. — Глупо говорить об этом, правда? Ведь все нереально. — Как знать… — Уиллу весело. Ганнибал никогда не видел его веселым — прежде, в настоящей жизни. — Что такое вообще реальность? — Ощущение себя и своего существования. — Сейчас ты разве не существуешь? Ганнибал слушает его и соглашается, ему не хочется спорить — впервые не хочется убеждаться в правильности своих мыслей. Хочется ошибаться, хочется пойти на поводу, поверить в невозможное, потому что Уилл говорит: — Все, что происходит в твоей голове, — тоже часть реальности.***
Время идет. Ганнибал больше не думает, что он в порядке. Иногда ему кажется — он живёт, он чувствует, он все ощущает, с ним все хорошо… А потом он вспоминает свои сны. «Мы создаем сказки и принимаем их. Наши разумы выдумывают фантазии всех сортов, когда мы не хотим во что-то верить». В его фантазиях сон и явь сплетены слишком тесно. Порой ему кажется, что Уилла нет, а потом — что есть, и он уже начинает подумывать о галлюцинациях. Когда становится совсем плохо, он встает и ходит по маленькой гостиной, заложив руки за спину, — назад-вперед, назад-вперед. Раньше это помогало сосредоточиться — теперь нет. Он подозревает, что причина тому — ненавистная крошечная квартирка, в которой пришлось временно обосноваться: оформленная совсем не в его вкусе (точнее, вообще без вкуса), она вызывает лишь раздражение. Только квартирка, конечно же, — так он себя убеждает. Ему нужно вдохновение. Нужна кровь. Прямо сейчас, без промедления, без плана, без подготовки. Никогда ещё он не желал так крови. Потому что Уиллу бы это понравилось. Его путь всегда был отмечен кровью, всюду, куда бы он ни шел, появлялись алые следы. Одна-единственная, тонкая и непрерывная цепочка, любовно запечатленная на полу его Дворца Памяти, он помнит каждое её звено, но как ему хочется, чтобы этих цепей было две, чтобы они то пересекались, то сливались воедино, то бежали рядом, подобно тому, как он сам будет идти бок о бок с равным себе… Вот чего на самом деле его лишили. Хотя… если посмотреть правде в глаза — он сам себя этого лишил. Уилл Грэм должен идти рядом с ним — таков его замысел. И всё ради этого замысла: отчаянная ненависть друг к другу, тяжелая, болезненная привязанность, снова ненависть, снова привязанность… Сколько раз Уилл пытался его убить, и сколько раз сам Ганнибал желал убить Уилла. Но в момент, когда то, что они испытывали друг к другу, переросло в нечто совершенно иное, в нечто прекрасное — в родство душ на грани полного объединения, они лишились всего. И Ганнибалу теперь нужна кровь. Ему нужно почувствовать реальность, вернуть реальность, окунуться в реальность, потому что он уже не может понять, где кончается явь и начинается сон. Он совершенно спокоен, он даже не думает, как и кого будет убивать, потому что собирается посвятить своё творение Уиллу — посвятить ему свою лучшую импровизацию, смотрите и восторгайтесь, дамы и господа.***
Рваная дыра в груди — в ней видны осколки ребер. Тело насажено на оленьи рога и висит на стене заброшенной хижины Хоббса кровавым мешком изломанных костей. Запястья подвешены за крючки на рыболовную леску, и каждая рука сжимает половинку сердца, с хирургической дотошностью вырезанного из грудной клетки. — Смотри, Уилл. Тебе нравится? Разве ты не хотел этого? Освободиться, обрести себя, стать единым целым — цельным существом, а не сонмом осколков тех жалких ничтожеств, которых тебе приходится отражать… Ганнибал чувствует чужое присутствие за спиной, но знает, что бежать нет необходимости. Он оборачивается и успевает заметить, что стоящий позади призрачный Уилл улыбается своей странной нервной полуулыбкой — совершенно счастливо.***
Время идет, и ему всё хуже. — Я чувствую все нереальным, — Ганнибал длинно проводит рукой перед собой, обрисовывая контур мира. — Все слишком зыбкое, мерцающее, переменчивое. Как мираж. Будто это — только в моей голове. Уилл сидит молча, разглядывает свои призрачные пальцы, веки его полуприкрыты. — Все, что происходит у тебя в голове — часть реальности. Сны — это тоже часть реальности, — он поднимает голову, смотрит в упор в глаза Ганнибала — пора говорить начистоту. — Все это правда происходит в твоей голове. И это. И это тоже. Вообще все. Все случившееся после падения — сон. Ганнибал, кажется, не удивлен. Он уже давно догадывается об этом — и наконец получает подтверждение. — Я в коме, — произносит он, словно пребывать там — обычное дело. — А ты… Он снова не может заставить себя сказать «мертв». — Ты проснешься, и меня не будет рядом, — подсказывает Уилл. — Но я здесь. Просто не просыпайся. Он придвигается ближе, кладет на плечо Ганнибала призрачную кудрявую голову. — Если ты уснешь в своём сне, эта реальность станет единственно верной. Настоящей. Ты даже сможешь коснуться меня. Ганнибал отмахивается от этих слов, как от надоедливой мухи. — Я засыпал уже десятки раз, и ничего подобного не случилось. — Потому что нужно сделать это осознанно. Зная, что произойдет. Ганнибал изучает ночное небо, ища в нем знакомые созвездия. Не находит их, опускает глаза на город и изучает уже его: как первые вечерние огни загораются в нем, как мягким пологом его накрывает тьма, и как праздник жизни начинается в ней. — В детстве нам рассказывают жуткие сказки о том, что, уснув во сне, люди не просыпаются больше, — он вздыхает и вдруг смеется. — Сейчас это уже не страшно, правда? Они молчат. Город просвечивает через Уилла — в городе пляшут ночные огни. — Что со мной происходит на самом деле? — через некоторое время спрашивает Ганнибал. Теперь вздыхает Уилл — тяжело и надрывно. — На самом деле ты лежишь сейчас на берегу, наполовину в воде, и над тобой уже кружат морские птицы. У тебя ребра в мелкое крошево, переломы обеих ног и разрывы внутренних органов, а твой позвоночник раздроблен так, что ни один хирург не соберёт. Ты агонизируешь своими снами, пока твоё тело решает — продолжать бороться и жить или все-таки сдаться, — Уилл глядит грустно, даже сочувственно, делает маленькую паузу и с нажимом добавляет: — Ты решаешь. Ганнибал возвращает его взгляд, смотрит ласково, словно гладит — черные кудри, тонкие пальцы… Только взглядом, потому что по-другому никак. Пока что. — Таков был твой замысел? С самого начала? Уилл улыбается, кивает, говорит свое «да», будто принимает предложение руки и сердца. Потом улыбается снова. Уснуть во сне и никогда не проснуться — не такая большая плата за ту реальность, которую рисуешь ты сам. Ганнибал медленно опускает веки. Вокруг него пустота — мокрая, холодная, соленая, как море, он отпускает дыхание, и оно пузырьками поднимается из глубины. Пустота захлёстывает его, заполняет, забирается внутрь, в каждый уголок сознания, памяти, сердца. Пустота смеется и смотрит в него. У нее синие с медью, сияющие, как сапфиры, глаза. Уилл протягивает руку, и Ганнибал наконец ощущает тёплое прикосновение на своей коже. …Тела их в это время поглощает море.