Out Of The Ashes

Иногда самому себе Калибан напоминает ящерицу — юркую, скользкую, прячущуюся от любой опасности между холодных и тёмных камней. Ставящую выживание превыше всего — и готовую лишиться хвоста, если это продлит её жалкое существование. А еще в его жизни есть Логан — у Логана невыносимый характер, но кровь у него такая горячая, что Калибану невольно хочется подойти поближе, чтобы обогреться. Он знает риски — знает, что об ярость Логана можно обжечься, быть может, больнее, чем о солнечные лучи, но всё же никак не может сдержаться. Когда Логан приезжает его навестить, Калибан всегда тут как тут — язвительный и в то же время раболепный, всем своим видом выражающий недовольство — и тихонько замирающий в душе от восторга. Его Росомаха даже не замечает двойной игры, и Калибан тихонько посмеивается про себя, думая о том, как легко одурачить его личный источник тепла. Даже направленное на него презрение Логана обжигающе горячо, и Калибан, сгорая от стыда, невольно задумывается, каково это — когда Росомаха тебя ненавидит? Или же… когда любит? Одурачить Чарльза Ксавье ему, конечно, не удается. Тот, быть может, ничего и не говорит, но только, ухаживая за ним, Калибан почти физически ощущает чужое холодное присутствие в своем сознании. В такие моменты, стараясь сдержать дрожь, он даёт Чарльзу двойную дозу седативных — просто на всякий случай. В конце концов, чем быстрее они израсходуют лекарства, тем скорее на пороге снова появится Логан — и принесет с собой долгожданное тепло. У Калибана восхитительный нюх, но даже без него он весьма внимателен. Кровь на рубашке Логана, терпкий запах алкоголя, морщинки в уголках его злых и усталых глаз — всё это наводит Калибана на мысль о том, что огонь внутри его Росомахи горит далеко не в полную силу. От одной этой мысли — от мысли, что это пламя может затухнуть навсегда — Калибану становится зябко даже в накалившемся на солнце баке. В этот раз, понимает он, дело точно не в Чарльзе Ксавье. А затем вокруг их маленького и уютного прибежища посреди пустыни вспыхивает песчаная буря. Кровавая и безжалостная, она уносит Калибана прочь от друзей, туда, где нет ничего, кроме слепящей боли и бесконечного, бесконечного холода. Белоснежный свет электрических ламп душит не меньше, чем металлические прутья решётки, и, сжимаясь в углу своей тесной звериной клетки, Калибан обнимает себя за плечи и думает о Логане — горячем, опасном и живом. До сих пор живом. Граната не дрожит в его обожжённой солнцем руке, когда он выдергивает чеку. Глядя в глаза своим похитителям, он улыбается, чувствуя долгожданное приближение смерти. Перед тем, как снаряд разрывается у него в руке, Калибан смеет представить себе, каково это — почувствовать на себе обжигающую ненависть Росомахи, или, может, не ненависть, а самую настоящую… Что ж, по крайней мере, теперь он знает, как чувствует себя Феникс. Горящая волна захлёстывает его с головой.