Инсбрукская волчица. Книга первая

Последние два дня я была, как на иголках. Мне не помогали ни лошадиные дозы кокаина, ни долгие прогулки по зимнему лесу, после которых мои пальцы просто коченели. Мама всерьёз обеспокоилась моим состоянием, видимо сочла, что я слишком впечатлительная для таких вещей, как пожар прямо в классе. Но нет, меня мучил страх разоблачения. Если Бекермайер выполнит свои угрозы, мне не поздоровится. Наш грозный математик никогда не бросал слов на ветер. Вот и сейчас он, возможно, приводит свои доводы начальнице, и похоже, имеет очень даже приличные шансы убедить её в своей правоте. Несколько раз меня навязчиво преследовали видения — я смотрюсь в зеркало, а мне кажется, что кто-то аршинными буквами написал на стекле «ИСКЛЮЧЕНА». Это было и тем утром, незадолго до рождественских каникул. Я вскрикнула и заметалась по комнате, точно муха. Как ни странно, в этот момент мозг стал работать чётче, подкидывая одну за другой идеи, как переиграть Бекермайера. Сам он не сможет принять решение о моём исключении, до экзаменов ещё долгих полгода. Значит, он, подключив свою молодую коллегу, Ингрид, попытается надавить на начальницу. И ведь в предвзятости его не обвинишь — он один из немногих, кто напрочь отверг мою причастность к кражам. Но зато можно сказать, что он опрометью решил обвинить меня в поджоге, сочтя факт наличия у меня спичек достаточным основанием для выдвижения обвинения. И теперь я боюсь, что он искусственно устроит для меня провал на экзамене. Точно! Надо играть на опережение и вырвать из рук математика его моральное оружие! Лучшей тактикой будет чередовать правду и ложь, когда у начальницы не будет времени вычленять, где я говорю правду, а где — наоборот, недоговариваю. — Анна! — мои размышления прервал голос матери. — Иди завтракать. — Сейчас, — ответила я. — Только мнее не слишком много. — Анна, мне это не нравится, — повысила голос мама. — ТЫ уже три дня подряд почти ничего не ешь. Посмотри на себя: на мумию похожа! Действительно — под левым глазом у меня уже появилась впадина и, кажется, тёмный круг стал прорисовываться. «И что, я должна быть похожа на этих гусынь?!» — с некоторым раздражением подумала я, вспоминая растолстевших кузин. — Не волнуйся, мам, — отвечала я подчёркнуто дружелюбно. — Всё со мной нормально, просто переволновалась… Немного. Я старалась отвечать беспечно, даже дружелюбно. Мама отнюдь не сняла с меня подозрения, что я подсела на опиум и периодически затевала новые уборки и ревизию моих вещей. Если я буду грубить, только усилю её подозрения. А ведь мне было, что скрывать — Эстер щедро снабжала меня кокаином, моя зависимость приобретала всё более бедственные масштабы. Когда он кончался, я становилась раздражительной, быстро утомлялась, не могла сосредоточиться. — Ну, смотри мне… — пробормотала мама. Остальную часть времени мы молчали. Я съела за завтраком всё и, одевшись, поспешила в гимназию. Сегодня я зайду к начальнице и сыграю на опережение. Сдав пальто, шапку и шарф в гардероб, я поспешила в кабинет начальницы. Фрау Вельзер была на месте, и я, робко постучавшись, вошла. — Фрау Вельзер, можно? — с некоторой дрожью спросила я. В следующий миг начальница посмотрела на меня своим холодным, немигающим взглядом. Чувствовалась в ней властность, педагогическая строгость. — Зигель? Что вы хотели? Я опустила голову. Если бы я только видела своё лицо! Выражение у меня было, как перед казнью. — Я хотела… — я мастерски изображала растерянность и волнение. Долгое общение с Эстер пошло на пользу. Она мне как-то сказала, что исполнение замысла зависит вовсе не от того, как я замела следы, а от того, какая я актриса. Фрау Вельзер, видимо, убедила моя игра. Она встала, вышла из-за стола и, подойдя ко мне, положила свою ладонь мне на плечо. — Дитя моё, — тихо проговорила она. — Присядьте вот на стул. Пожалуйста, не волнуйтесь и расскажите мне всё, что хотели. Я села напротив начальницы и, сбиваясь, начала свой рассказ. — Вы знаете, недавно в нашем классе был пожар. И… Я не знаю, как это случилось, но наш математик… — я сбилась и мои плечи затряслись, словно я готова была разреветься сию же минуту. Кажется, это взволновало начальницу. Она искренне поверила, что я ни при чём. Конечно, математик наверняка посеял семена сомнения в её голове, но теперь был мой ход. — Он сказал, что это сделала я и пообещал способствовать моему исключению, — сдавленно произнесла я, закрыв лицо руками. Начальница была растрогана, она вновь подошла ко мне и положила свои руки мне на плечи. — Дитя моё, — ласково произнесла она. — Не расстраивайтесь вы так. Произошло небольшое недоразумение. Это очень серьёзное обвинение, Гельмут всегда был грубоват и упрям. Не в первый раз он, не разобравшись в ситуации, начинает вешать ярлыки на кого попало. Я всё улажу, не волнуйтесь. — Спасибо вам! — тихо произнесла я, подняв на начальницу свои покрасневшие глаза. — Будьте спокойны, вам ничего не грозит, — фрау Вельзер улыбнулась мне так искренне и доброжелательно, что я невольно улыбнулась в ответ. — А теперь идите на урок, вам не мешало бы подтянуть кое-что. Во мне заиграло нескрываемое чувство триумфа. Я сыграла на опережение и, фактически, выбила почву из-под ног Бекермайера. Попробуй теперь, зараза, исключи меня! Завалит на экзамене — фрау Вельзер тотчас «спросит». Всё-таки как это я ловко так додумалась — форсировать события! В класс я вошла в приподнятом настроении. Я заметила, что по партам гуляет какой-то листок. Манджукич, глядя на это, тихо посмеивается, остальные просто глазеют на рисунок. Когда бумага перекочевала ко мне, я увидела уродливую карикатуру — долговязый мужчина в плаще ведёт на поводке лохматую курчавую собаку, похожую на пуделя, а пудель просто изводится от гнева. «Хмм, а эта собака мне кого-то напоминает», — думала я, разглядывая пуделя. Действительно — форменное платье, голубые глаза… Господи, да Сара только что нарисовала карикатуру на математика и фройляйн Лауэр, любимицу всех учениц! В иные дни я сочла бы это кощунственным — платить добродушной Ингрид насмешливой карикатурой, но как это было похоже на истину! Ни один конфликт не обходился без участия математика и нашей общей любимицы. Прошёл один урок, второй, третий. Сара словно почувствовала себя вольной птицей и точно распоясалась — на большой перемене ловко стащила кошелёк у Хильды. — Эй, мартышка, — насмешливо позвала Сара. — Ты ничего не потеряла? Хорватка с блаженной улыбкой продемонстрировала кошелёк. Хильда вскрикнула от возмущения и буквально набросилась на Сару, но та успела передать бумажник Симоне. — Да ладно! — воскликнула Манджукич. — А я-то думала, ты любишь, когда тебе в карманы лезут. Ты ведь хотела обыскать нас, да? — в следующий миг Хильда завизжала, когда Сара вцепилась ей в шею сзади. — Нравится по чужим карманам шариться? — шипела Манджукич. Все ожидали, что гренадерша подойдёт и скрутит Сару, но Хельга, помня о том, как я её чуть не задушила, сидела на месте, делая вид, что происходящее её не касается. Я тоже притихла. Страх исключения витал надо мной весь год. Шли дни и недели, наступило и Рождество. Каникулы пролетели незаметно, помню только, приезжала тётка и интересовалась у меня и у матери, что со мной происходит, как я учусь, не веду ли себя странно. Я посдулшала один разговор. — Слушай, Кати, — говорила она. — А ты… Ты проверила, нет ли у Анны чего-то такого… Ну, ты поняла! А то думаю всё: не взяла ли я грех на душу… Ну я ещё задам этим гусыням! С другой стороны, кто меня заставлял болтать о кокаине в их присутствии? Тут уж ничего не поделаешь — сама виновата. Однако я стала осторожнее и кокаин старалась прятать там, где маме даже не придёт в голову его искать. Шли дни, недели, месяцы. Весной Ингрид поехала в Швейцарию, а когда вернулась — мы просто не узнали её: свежая, счастливая, отдохнувшая. Казалось, она на седьмом небе от счастья, чуть ли не летает. Даже стала немного рассеянной. Зато Бекермайер смотрел на меня косо. Конечно, стратегическая его цель — добиться моего исключения, выполнена не была, зато даже промежуточным результатом он был вполне доволен — я присмирела и даже учиться стала лучше. 1908 год выдался по-настоящему безмятежным. мне казалось, что всё меняется к лучшему — я и учусь теперь куда лучше, чем все эти годы, когда начала прогуливать уроки, конфликтов в классе не случается. Так незаметно подкралось и лето, тёплое, сухое и безмятежное. Тёплые солнечные дни, казалось, посеяли семена сомнений в моей изрядно почерневшей душе. Мне осталось отучиться один год и всё, я свободна! Даже не придётся пачкать руки.

Конец первой части